Tchaikovsky. <br>The Nutcracker <br>Vladimir Jurowski <br>State Academic Symphony Orchestra of Russia «Evgeny Svetlanov» <br>Pentatone
Релизы

Tchaikovsky.
The Nutcracker
Vladimir Jurowski
State Academic Symphony Orchestra of Russia «Evgeny Svetlanov»
Pentatone

Владимир Юровский и Госоркестр России имени Е. Ф. Светланова завершили запись балетов Чайковского, выпустив заключительный диск трилогии. Напомню, в 2017 году свет увидела «Спящая красавица» – пожалуй, самый спорный из последующих за ней релизов: образцово-показательного «Лебединого озера» (2018) и нынешней, снимающей все неловкие вопросы записи «Щелкунчика», которая была сделана на концерте в Большом зале консерватории в январе этого года.

Самая трудная балетная партитура Чайковского, по мнению дирижера, провоцирует слушателей включаться в сказочный мир образов, замещающий впечатления от собственно музыкального материала балета. Ориентация на приближение к исключительно звуковым (а не визуальным) пластам этой музыки, существующей в суровой программной рамке, становится в данном случае не просто концептом исполнения, но читается как подвижнический акт, логично встраивающийся в возникший на российской сцене образ Юровского.

Оркестр, привыкший заниматься масштабными симфоническими полотнами, должен щелкать такие партитуры, как орешки, выступая на манер заглавного героя балета. К счастью, никто не захотел концентрироваться лишь на замусоленной популярности этой музыки и радоваться показному успеху. Перед Юровским стояла другая задача: выделить новые, возникающие здесь и сейчас бесконечные пространства музыкальной мысли композитора, используя для этого актуальные исполнительские возможности и предлагая свое прочтение материала. Так кукла-игрушка стала прекрасным принцем.

В этой записи сработали два ключевых момента. Первый – редкая осмысленность включения музыкантов в каждый исполнительский эпизод. Она ощущается благодаря беспрекословному подчинению воли дирижера. Это жест строгой рассудительности и сдержанности – не только в вопросах контроля непривычно подвижных темпов и стройного проведения общей голосовой ткани – сама партитура начинает высвечиваться изнутри в строгом соответствии желанию дирижера и, конечно, композитора.

Другой важный момент – отход от пафоса сказочности, работа с акустической плотностью и наслоением разнохарактерных номеров. В результате выстраивается единая линия развития, организующая не только характер исполнения – очищенный от привнесенных в музыку смыслов – но и меняющая восприятие, сбивающая привычную слушательскую настройку балета-сказки.

Все вместе мы проносимся сквозь сияющие миры звуковых эффектов, приближаясь к вечно ускользающей от нас красоте, которую не только невозможно присвоить, но даже сложно до конца ощутить. Это чувство сопричастности к чему-то действительно важному, ранящему наши души, и одновременно бесконечно далекому и даже недостижимому – приближение к идеалу, который манит нас и который обязательно снова из прекрасного принца превратится в немую игрушку.