Персона

Василий Петренко: Ноты – лишь абстрактные символы. То, что за ними, – гораздо важнее

Василий Петренко: Ноты – лишь абстрактные символы. То, что за ними, – гораздо важнее

Один из самых востребованных дирижеров в мире, «Артист 2017 года» по версии «Gramophone» – Василий Петренко (ВП) дебютировал с Берлинским филармоническим оркестром. Волей обстоятельств, музыкант заменил заболевшего Зубина Мету и с успехом представил придуманную старшим коллегой программу из сочинений Шуберта, Шёнберга и Равеля.
С Юлией Чечиковой (ЮЧ) молодой и энергичный маэстро обсудил не только серию концертов в Германии, но также участие в летнем просветительском фестивале Госоркестра России им.Е.Ф. Светланова и другие не менее значимые проекты.

ЮЧ Василий, что в творческом отношении дал вам этот незапланированный дебют с Берлинским филармоническим оркестром?

ВП Мне было интересно выучить Скрипичный концерт Шёнберга (1936), который я никогда не дирижировал прежде. Берлинский филармонический оркестр оказался в непростой ситуации: они не играли этот атональный артефакт с 1971 года. Если говорить об остальных пьесах в программе, то Равель имеет долгую историю в этом коллективе – и современную, и унаследованную от Герберта фон Караяна (маэстро был женат на француженке и активно внедрял французскую музыку в репертуар). Надеюсь, мне удалось привнести собственные идеи в исполнение хореографической поэмы «Вальс» и Второй сюиты из балета «Дафнис и Хлоя». Шуберта же играть с Берлинским филармоническим, с одной стороны, увлекательно, с другой, сложно, потому что в подобных прославленных оркестрах Германии очень сильны традиции исполнения австро-немецких классиков.

ЮЧ Весь комплект сочинений достался вам «в наследство» от Зубина Меты?

ВП Да. Вероятно, он отталкивался от даты концерта – 14 февраля, то есть Дня Святого Валентина. Тема любви – магистральная для музыки из балета «Дафнис и Хлоя», увертюры «Розамунда» Шуберта. В «Вальсе» Равеля это тоже можно увидеть, хотя там речь все-таки о закате цивилизации. В случае с Шёнбергом, это, наверно, во многом любовь к математике (улыбается). Его Скрипичный концерт, должно быть, самый сложный в скрипичном репертуаре. Конкуренцию ему может составить разве что Концерт Дьёрдя Лигети.

ЮЧ Честно говоря, раньше я не замечала вашего интереса к музыке Шёнберга.

ВП Вы ошибаетесь. «Просветленная ночь» – гениальное сочинение. Кантата «Уцелевший из Варшавы», ранние пьесы совершенно замечательны. Шёнберг во многом определил развитие классической музыки, особенно с точки зрения тональности в XX веке, но его переход к додекафонной системе произошел постепенно, и даже в сочинениях, начинающих двенадцатитоновый период, все еще присутствуют следы позднего романтизма. Потом, на мой взгляд, в какой-то момент Шёнбергом овладело желание доказать всему миру, что серийная техника пригодна для создания прекрасной музыки. И в некотором отношении ему удалось подтвердить свое убеждение. Однако в атональные сочинения нужно дольше вживаться – не только солистам, дирижеру, но и оркестру.

ЮЧ Во Второй сюите Равеля, которая тоже оказалась по соседству с Шёнбергом в Берлине, прослеживается влияние «Шехеразады» Римского-Корсакова – ее мы слышали недавно в Москве в вашей интерпретации – и «Жар-птицы» Стравинского – помню, что с ней вы выступали на Proms. Такое взаимодополняющее выстраивание программ помогает выявлять новые для вас грани в партитуре?

ВП Безусловно. В финальном танце в «Дафнисе» практически прямая цитата из Римского-Корсакова, хотя я не думаю, что Равель имел в виду именно «Шехеразаду». Все упомянутые вами композиторы принадлежали примерно к одной музыкальной модернистской среде, различалось лишь их восприятие процессов в искусстве. Кто-то рассматривал модернизм как развитие XIX века, кто-то – как его отрицание. Поэтому и рождались столь разные сочинения. «Дафнис и Хлоя», «Петрушка», «Весна священная» – эти партитуры представляют диаметральные направления. У Равеля при соноризации музыки, при выборе импрессионистических мотивов все же не скандальный античный сюжет. Стравинский, наоборот, выбирал шокирующие сочетания и принципиально хотел по большому счету отрицания музыки XIX века. Эти направления довольно долго воевали, а Римский-Корсаков, видимо, наблюдал за процессом из других миров. Но «Шехеразада» – не позднее сочинение, а среднего периода. Если же вспомнить «Золотого петушка», то там действительно много гармоний, которые перекликаются с французской оркестровкой, и в том числе аккордами Стравинского, когда две простые гармонии наложены одна на другую.

ЮЧ Вы практикуете подобные экскурсы в общении с оркестрами?

ВП Хороший дирижер говорит мало. Но, на мой взгляд, когда играешь пьесу, не изучив историю ее написания, не поняв, какие чувства подтолкнули к ней, это очень ограничивает исполнение. Музыка – эмоции, а не набор нот. Ноты – лишь абстрактные символы. То, что за ними, – гораздо важнее и интереснее.

ЮЧ Возвращаясь к Берлинской филармонии: когда происходят такие неожиданные знакомства с коллективом, вы спрашиваете мнение коллег, чего ожидать от оркестра и к чему нужно быть готовым?

ВП Музыкальный мир относительно тесный, и репутация крупных симфонических оркестров известна всем. Я по-хорошему удивлен дружелюбием Берлинского филармонического, так как очень много слышал, как они ценят себя (и совершенно заслуженно!). Но здесь оказалось много личностей, стремящихся привнести новые тенденции в музыку, не зацикливающихся на исполнении одного и того же. Если бы все в Берлинской филармонии считали, что нужно играть, как при Герберте фон Караяне, в конце концов, наступила бы стагнация. Любой оркестр должен меняться вместе с окружающим миром.

CF Wesenberg

ЮЧ Расскажите, как вы попали в инициированный Владимиром Юровским спецпроект Лондонского филармонического оркестра «Changing Faces: Stravinsky’s Journey», где играете, в том числе, симфоническую поэму «Песнь соловья», произведение, не так часто исполняемое.

ВП «Philharmonia», Лондонский симфонический оркестр, Лондонский филармонический оркестр – все каким-то образом пришли в этом году к теме Стравинского. Я с удовольствием откликнулся на предложение LPO, так как пропагандировать наследие любого русского композитора – огромное удовольствие. «Песнь соловья» – наверно, последнее сочинение Стравинского, которое мне еще не довелось дирижировать. Музыка к балетам, симфонические произведения у меня в активе. Было интересно, что еще осталось неосвоенным мной. В Лондонском филармоническом программы всегда формируются по-разному, но порой обе стороны делают единодушный выбор. Так случилось и с «Песнью соловья».

ЮЧ Существует мнение, что теплых отношений между дирижерами не существует. Как вам с Юровским удалось избежать этого клише?

ВП У нас есть возможность строить собственную репертуарную политику, дополняя друг друга. Изначально мы договаривались, что, к примеру, в ситуации с Госоркестром Владимир оставляет себе сочинения, менее известные московскому слушателю – музыку, которую еще только предстоит узнать. А моя роль – в исполнении более популярных вещей. Благодаря такому гибкому подходу оркестру обеспечена здоровая атмосфера.

ЮЧ В этом году вы будете выступать на фестивале Чайковского в Клину. Вдохновляет ли вас антураж композиторских усадеб?

ВП Очень хочется посмотреть места, где жил Чайковский – мне никогда прежде не доводилось бывать в Клину. Природный ландшафт, обстановка, окружающие звуки всегда накладывают отпечаток на творчество любого композитора. В свое время в плане понимания музыки мне очень много дали путешествия по рахманиновским местам – посещения Ивановки и Сенара.

ЮЧ На летнем фестивале Госоркестра имени Светланова вам предстоит выступить в роли дирижера-просветителя. Насколько вам знаком формат, предлагаемый Юровским?

ВП В Осло преамбулы перед концертом стали для меня нормой. В Москве хотелось затронуть тему – насколько любое сочинение, принадлежащее к другой эпохе, может рассматриваться как современное с точки зрения его философского содержания и эмоционального наполнения. К сожалению, у меня не было возможности побывать на просветительских концертах Владимира Юровского, но фрагменты я видел в записи. Принципиальное отличие моего подхода в том, что я рассчитываю на больший интерактив с публикой.

ЮЧ Лично для меня здесь существует некоторые тонкости. Например, когда прочерчен определенный вектор восприятия музыки, возникает ощущение, что слушаешь чужими ушами.

ВП Предвосхищенное восприятие действительно порой обедняет эмоциональную составляющую. По возможности я стараюсь представлять разные взгляды на одно и то же произведение. Важно также специально оставлять какие-то моменты недосказанными…

ЮЧ Не могу обойти стороной ваше январское исполнение «Турангалила-симфонии» Оливье Мессиана в Ливерпуле…

ВП Примерно десять лет назад я впервые попытался пролоббировать эту идею. Из-за финансовых неурядиц очень долго не удавалось ее осуществить. Как потом выяснилось, в Ливерпуле «Турангалилу» играли всего один раз – в 1958 году. Сам Мессиан сидел в первом ряду, за роялем – его жена, дирижировал сэр Чарльз Гровс. Нашими силами «Турангалила» вернулась шестьдесят лет спустя. Достаточно консервативная английская публика восприняла ее на удивление с таким энтузиазмом, что пришлось очень долго уходить со сцены (улыбается).

ЮЧ Как «Турангалила» появилась в вашем репертуаре?

ВП Это, наверно, одна из самых сложных партитур для дирижера. Я учил ее дольше, чем «Весну священную» Стравинского или «Страсти по Луке» Пендерецкого (кстати, эту ораторию хотелось бы сыграть в Москве – современная, очень эмоциональная, глубокая, библейская музыка). А из опер долго не поддавался «Парсифаль»… С «Турангалилой» было очень непросто в самом начале, когда репетировал ее с Национальным молодежным оркестром. Для этого сочинения очень важен опыт оркестровой игры.

ЮЧ В таком случае как же юношескому оркестру доверили осуществить настолько ответственное исполнение?

ВП А почему, собственно, нет? Все возможно сыграть. Вопрос лишь в уровне профессионализма, интенсивности репетиций и вовлеченности музыкантов. По своему духу и энергетике любые молодежные оркестры дадут фору профессионалам. Юношеский задор, энергия не нивелируются опытом. Это еще бушующие, не отретушированные страсти, и эти открытые эмоции играют существенную роль в «Турангалиле». Непосредственность восприятия, переживания, которые всегда как в первый раз, свежесть взглядов – одна из трудностей профессии музыканта.

ЮЧ Кто-то из зарубежных критиков писал: «Трудно придумать произведение, которое с такой уверенностью и силой подтверждает близость духовного и сексуального». Расскажите, каково ваше видение этой идеи в «Турангалиле»?

ВП Оливье встретил Ивонн и захотел доказать ей многие вещи, завоевать ее полностью. Поэтому эротическая составляющая там присутствует, но Мессиан все-таки подразумевал акт создания вселенной не только как акт эротический. Эротизм и вся сексуальная составляющая не должна превалировать над ощущением глобальности любви. Вообще в «Турангалиле» очень много индийской тематики, медитации – и тантрической, и ведущей к познанию себя. Последний танец – не только восхваление любви, но и человеческой сущности, собственного «я».

ЮЧ Какие сочинения вы бы поставили рядом с «Турангалилой»?

ВП Из всего музыкального наследия, на мой взгляд, ближе всего, наверное, вагнеровский «Тристан» и скрябинская «Поэма экстаза». Что-то подобное встречается у Малера, Чайковского, Рахманинова. Просто внутренние поиски этих композиторов были направлены в иное русло. Мы настолько счастливые люди! Вокруг так много разной классической музыки. Я давно определил для себя, что, скорее всего, жизни не хватит, чтобы исполнить все, что хочется.

Луис Горелик: Работа у микрофона восхищает меня так же, как и дирижирование Персона

Луис Горелик: Работа у микрофона восхищает меня так же, как и дирижирование

Ольга Пащенко: <br>Моцарт мыслил оперой Персона

Ольга Пащенко:
Моцарт мыслил оперой

Филипп Чижевский: <br>Темные сферы музыки Циммермана мне созвучны Персона

Филипп Чижевский:
Темные сферы музыки Циммермана мне созвучны

Нина Костенко: Все, что связано с Римским-Корсаковым, надо сохранить Персона

Нина Костенко: Все, что связано с Римским-Корсаковым, надо сохранить