Мы уже привыкли к прекрасному пению теноров в операх Моцарта, на итальянском языке или немецком. И тем не менее интересно сравнить два альбома таких разных артистов, как перуанец Хуан Диего Флорес и мексиканец Роландо Вильясон. Второй много и часто поет Моцарта, записал главные партии в шедеврах на тексты Лоренцо да Понте и стал недавно художественным руководителем Моцартовской недели в Зальцбурге. Первый ограничивался до сих пор лишь студенческим опытом, достиг высшей формы в операх итальянского бельканто и только собирается воплощать на сцене роли в великих опусах Моцарта. Вильясон – певец шарма и выразительности, человечности и участия, страсти и эмпатии. Флорес – аристократ звука, материя его голоса сама несет большой внутренний заряд, он берет красотой вокала, которую преобразует в личностный контент.
Два разных музыкантских подхода: у Флореса аутентистский оркестр La Scintilla из Цюрихской оперы под руководством тщательного Риккардо Минази, у Вильясона – мейнстримные Лондонские филармоники во главе с Антонио Паппано, главные достижения которого не касаются в первую очередь венского классика. На первом месте у Флореса, как всегда, аристократизм и одухотворенность пения, у Вильясона – проникновенность и выразительность, непосредственность и обаяние, берущее за душу. Собственно говоря, за душу берут оба, но совсем по‑разному.
Выбор арий тоже разный. У Флореса – джентльменский набор: от Александра в «Царе-пастухе» и Идоменея до Тита и Тамино, драмы и зингшпили в одном флаконе. У Вильясона – концертные арии, каковых теноровых у Моцарта не так уж мало, в том числе трагические и драматические, но и комические тоже: включая скороговорку на пути к Россини («Clarice cara mia sposa», в ней поет сам выдающийся дирижер, и это у него выходит весьма удачно!).
Голос Флореса пленяет. Певец так владеет дыханием, что, слушая арии Дона Оттавио и Бельмонта, нам приходится издавать возгласы восторга. Отдельные высокие ноты светятся таким огнем, будто в них поселились солнечные лучи. Огранка музыкальной ткани в целом изящна, как на перегородчатых эмалях. Альбом – словно нежные картины «старых мастеров».
Вильясон покоряет и чарует. Он вселяет в звуки всё свое существо. Его личные «впрыски» в музыку так сильны, что нас не покидает ощущение: мы смотрим новый артхаусный фильм на хорошо знакомый сюжет.
Два разных артиста дают нам двух разных Моцартов. И сам композитор, мне кажется, был бы очень доволен, слушая оба этих альбома: моцартовским тенорам свойственны и сладкозвучие, и экспрессия в равной мере.
