Интервью

Иван Монигетти:
Мы собирались на прослушивание записей Пендерецкого, как на особый ритуал

Иван Монигетти: <br>Мы собирались на прослушивание записей Пендерецкого, как на особый ритуал

О дружбе с Кшиштофом Пендерецким виолончелист Иван Монигетти (ИМ) рассказал Владимиру Дудину (ВД).

ВД Помните ваше первое знакомство с музыкой Кшиштофа Пендерецкого?

ИМ Это были 1960-е – мои школьные и консерваторские годы. Музыка Пендерецкого в то время в СССР не приветствовалась и не исполнялась, но проникала в страну на пластинках. «Трен памяти жертв Хиросимы», «Псалмы Давида», «Полиморфия», «Страсти по Луке» – все это было для нас открытием совершенно нового мира, новых звуковых сфер. Эти ранние сочинения до сих пор не устарели и звучат по-прежнему свежо и современно.

Мы собирались на прослушивание записей Пендерецкого, как на особый ритуал: при свечах, в таинственной атмосфере прикосновения к чему-то полузапретному. Безграничная творческая свобода, размах фантазии производили грандиозное впечатление. Казалось, что мир стал другим, что советская тоталитарная система и коммунистическая идеология обречены и должны рассыпаться в прах. Творчество Пендерецкого отменяло советские стереотипы, ломало рамки официально дозволенного, и это было очень важно для моего поколения и для меня лично. А его духовная музыка стала для меня и моих сверстников подлинным откровением. Молодой Пендерецкий повлиял и на мой интерес к новой музыке, к сотрудничеству с современными композиторами, к поискам новых форм самовыражения.

ВД Для того времени, вероятно, было очень важно, что Пендерецкий предлагал новое прочтение канонических религиозных текстов и сюжетов?

ИМ Интерпретация духовных текстов – дело всей его жизни, он музыкальный философ и религиозный мыслитель. Католическая и православная традиции, иудаизм, Ветхий и Новый Завет – все это интересует его в равной степени. В этом отношении он, наверное, экуменист, если здесь уместно употребить это слово. «Польский реквием», «Семь врат Иерусалима», Credo можно себе представить как попытку осознания истории духовного становления человечества.

ВД С годами стиль Пендерецкого раннего периода переплавился из авангарда в его отрицание вплоть до постромантических тенденций. Как вы объясняете этот феномен?

ИМ Пендерецкий многообразен и един в своем творчестве. Он абсолютно узнаваем во всех периодах. Даже если он пишет до-мажорное трезвучие, то это всегда «его» трезвучие. Он сам не раз говорил, что нужна большая смелость не только для того, чтобы находиться среди первооткрывателей авангарда, но и сочинять в «до мажоре», оставаясь при этом самим собой.

ВД А если попробовать сравнить творческое кредо Кшиштофа Пендерецкого с таковым у Софии Губайдулиной?

ИМ Они совершенно разные люди. София Асгатовна – аскет, ее жизнь – служение своему искусству, она точно знает свой путь и идет им, как монах и отшельник. Пендерецкий, как мне кажется, – человек поиска и сомнения. В его Credo мне слышится больше вопросов, чем утверждений. И последний мажорный аккорд – это не окончательный ответ, а луч, указывающий направление поиска – там, в гармонии, в созвучиях сфер.

ВД А могли бы вы сравнить творческие кредо Витольда Лютославского и Пендерецкого?

ИМ Лютославский принадлежал к другому поколению – он был старше Пендерецкого на двадцать лет. В своем творчестве он старался избегать программности и аллюзий, оставался сторонником «чистой музыки». У него нет опер и духовных сочинений. Но жизнь не могла не влиять на его творчество – он дышал воздухом своей эпохи, Польши того времени. Его Виолончельный концерт с легкой руки Ростроповича стал политическим манифестом, декларацией свободы личности, сохраняющей, несмотря на репрессии, независимость и право на собственный выбор.

ВД Если говорить о камерном творчестве Пендерецкого, насколько в нем композитору приходилось сдерживать свою тягу к масштабности?

ИМ Кшиштоф Пендерецкий – человек сцены. Неслучайно он постоянно дирижирует своими произведениями. Пендерецкому нужна сцена, действие, много участников – огромный оркестр, хор, солисты, людские массы. Кшиштоф написал несколько опер, и его «Потерянный рай», который я слышал в Варшаве, произвел на меня колоссальное впечатление. Не забуду выставку его рукописей во время фестиваля в честь 70-летия композитора (кстати, тогда я тоже участвовал в исполнении Concerto grosso), проходившего в Эрмитаже. На эскизе к «Семи вратам Иерусалима» музыкальная тема была записана одноголосно, но при этом тут же начертана схема расположения множества исполнителей на сцене и в зале. В его камерных сочинениях я тоже слышу полифонию (даже в одноголосии), конфликтные ситуации, «мизансцены». И, безусловно, тот же мир идей, что и в больших произведениях.

ВД Когда произошла ваша первая встреча с маэстро?

ИМ Это случилось в Кракове. Он услышал меня, когда я играл концерт Кшиштофа Мейера. Я заметил его со сцены в последнем ряду балкона. После концерта Пендерецкий подошел ко мне и спросил, не сыграю ли я в Москве его новый (Второй) виолончельный концерт, премьеру которого незадолго до того Мстислав Ростропович провел в Берлине. Я, конечно, с радостью согласился. Под управлением Пендерецкого концерты прошли в Большом зале консерватории в Москве и в Большом зале филармонии в Ленинграде. Это было в 1982 году, к тому моменту Ростропович уже давно уехал из СССР. После премьеры Пендерецкий внес в партитуру и в партию солиста довольно серьезные изменения. И первое исполнение окончательной версии состоялось в Москве.

ВД Как проходил диалог с композитором во время обсуждения деталей нового сочинения?

ИМ Было огромной честью сотрудничать с композитором такого масштаба, а новый Виолончельный концерт сразу стал мне очень близким. Кшиштоф, как всегда, дописывал сочинение в последний момент. Помню, что ноты передавались из Польши, когда не было ни интернета, ни даже факса. Кто-то привозил материал по частям – пять страниц, потом еще десять… Я учил «на ходу», за несколько дней до исполнения. Во время репетиций все было ясно без слов. У нас с Кшиштофом сразу завязался очень тесный контакт, и через год он пригласил меня исполнить этот концерт с оркестром Берлинской филармонии. Тогда же он предложил мне профессуру в Краковской музыкальной академии, ректором которой он тогда был. И на протяжении нескольких лет я регулярно ездил преподавать в Краков.

ВД Вам было важно находить для себя какое-либо содержание музыки Пендерецкого, или вы просто, как написано в партитуре, исполняли ноты?

ИМ Содержание произведения было мне очень понятно и близко. Незадолго до того в Польше было введено военное положение, мрак над Восточной Европой сгущался. Не случайно в одном из эпизодов, где звучат колокола, автор дал программное указание «Campane della morte» – «Колокола смерти». У меня эта музыка вызывала ассоциации с античной трагедией.

ВД За что пан Пендерецкий так любит виолончель?

ИМ Я думаю, что он открыл в ней широкую – до безграничности – шкалу возможностей. В ХХ и ХХI веках виолончель стала способна воспроизвести звучание почти всех инструментов оркестра – от флейты и скрипки до арфы и ударных. Она осталась верна и человеческому голосу от баса профундо до сопрано. Словом, композитор нашего времени, который пишет для виолончели, имеет в своем распоряжении «хор и оркестр». Кшиштоф феноменально знает и понимает виолончель, и это позволяет ему создавать «театр одного инструмента».

ВД Как вы оцениваете сегодня творчество Пендерецкого в целом?

ИМ Пендерецкий – грандиозная личность, человек-эпоха. Он открыл свой неповторимый звуковой мир и утвердил в нем общечеловеческие моральные и этические ценности. Его творчество – это уникальный сплав мысли и чувства, это красота и мудрость, сострадание и поиск истины, терзания и величие человеческой души.