Персона
Событие музыкального октября – премьера оперы «Травиата» Верди в «Геликон-опере». Главный режиссер и худрук Дмитрий Бертман обещал смелую интерпретацию этого «заигранного» произведения, но не меньшей сенсацией стало приглашение известного российского дирижера Александра Сладковского как музыкального руководителя спектакля. Для него – это первая работа в оперном театре столицы. Накануне премьеры маэстро поделился впечатлениями с Ириной Шымчак.
ИШ Что вы почувствовали, когда впервые вошли в яму оркестра «Геликон-оперы» и встали за пульт с партитурой «Травиаты»?
АС Во-первых, я уже там был (смеется). Два года назад с Красимирой Стояновой, Денисом Мацуевым и симфоническим оркестром «Геликон-оперы» мы выступали в Клину на Международном музыкальном фестивале П.И. Чайковского, а репетировали, конечно, в театре, в зале «Стравинский». Ну, а во-вторых, я знаю почти всех геликоновских музыкантов, ранее мы пересекались в разных оркестрах. Конечно, в гостях работать всегда непросто, процесс достаточно сложный, но в данном случае мы быстро поняли друг друга.
ИШ За полтора века вокальные партии в «Травиате» осложнились фиоритурами и каденциями, о которых не думал Верди, но которые охотно привносили знаменитые исполнители Виолетты, Альфреда и Жоржа Жермона. Пришлось очищать музыку от наносного шлака? Что для вас главное в этой опере?
АС Конечно, очищал, еще как! Ведь для меня главное – простота. Итальянскую музыку часто дирижируют как немецкую, как французскую и получается несуразица. Итальянский стиль (и этому нас учили в Петербургской консерватории) при всем своем драматизме, особенно в позднем Верди, предполагает легкость. Там нет чего-то безнадежного, утраченного, зато всегда есть надежда, шарм и подвижность. В этой простоте и состоит суть итальянского стиля. Если мы излишне драматизируем, то превращаем действие в пародию.
Когда певцы начинают пережимать, сразу появляется другой звук, мы воспринимаем совершенно другие краски. Я в «Травиате» слышу и моцартовские, и россиниевские отголоски. И это звучит совсем легко, нет еще такого страшного «сердцебиения», как в более поздних операх.
Сейчас у нас есть много возможностей что-то послушать, узнать новое, и я этим совершенно не гнушаюсь. С интересом знакомлюсь с интерпретациями и «мотаю на ус». Для меня в определенном смысле эталонной является постановка «Травиаты» в 1992 году с Роберто Аланьей, моим хорошим приятелем. Если мы говорим о стиле, я люблю обращаться к дирижерам, которые были иконами этого стиля. Например, Риккардо Мути, который столько времени служил в Ла Скала и делал совершенно феноменальные вещи. Думаю, что взгляды Мути мне наиболее близки и понятны, мне нравится то, что он делает. Он как раз идет по пути очищения от штампов, и его музыка невероятно подвижна, динамична. Я имею в виду его трактовку Верди. Причем не только «Травиаты».
ИШ Ваш любимый момент в «Травиате»?
АС Дуэт Жоржа Жермона и Виолетты. По Бертману, Жорж Жермон – главное действующее лицо и самый положительный герой. В этой концепции мы с ним более чем совпадаем (смеется).
Александр Сладковский и Дмитрий Бертман: в поиске истины. Фото: Ирина Шымчак
ИШ Замечательно и важно, чтобы дирижер и режиссер совпадали во мнениях.
АС Это архиважно! Мне очень приятно работать с Дмитрием Александровичем. Я знаю, что он – человек совершенно фантастической созидательной силы. Это соответствует моему представлению о жизни: мне тоже больше нравится созидать. Все остальное – это производное от сути. А суть заключается в том, что Дмитрий Бертман создал свой театр буквально с гвоздя, и это уникальный случай. Мне что-то подобное пришлось сделать с Госоркестром Татарстана – в этом смысле мы с ним очень похожи. Я прекрасно понимаю его замысел, и мне очень приятно, что он меня поддерживает с музыкальной точки зрения. Ему нравится то, что мы делаем, как звучит оркестр. Это очень вдохновляет.
Дмитрий Бертман: «Травиата» — опера про любовь, которая убивает
ИШ У вас еще есть одна общая черта. Вы оба любите музыку. Вы ее как будто видите.
АС Да, мы музыку любим. Согласен (смеется). Что касается того, что происходит на сцене – надеюсь, что мы донесем до зрителя замысел Верди, и за оставшиеся до премьеры дни отшлифуем качество музыкального воплощения до лоска.
ИШ Как бы вы определили суть «Травиаты»?
АС Drama per musica. Грустная история очень. Опера очень самобытная, не похожая на другие у Верди. В ней нет запредельных страстей. Здесь все очень жизненно. Знаете, какие красивые бывают драмы? И как плохо это все заканчивается…
В репетиционном порыве. Фото: Ирина Шымчак
ИШ А разве в «Травиате» не ужасно закончилось?
АС Но это реальная история, не выдуманная. О людях, которые в зрелом возрасте ведут себя как безответственные дети и делают больно и плохо другим. Бертман правильно говорит: «Виолетта умерла не от туберкулеза. Она умерла от того, что ее не любили по-настоящему».
ИШ Она умерла от разочарования?
АС От внутреннего противоречия, от недостатка тепла и любви, конечно. И в этом дуэте, который, на мой взгляд, центральный – это все и появляется. Она ведь безумно любила Альфреда.
ИШ А он – эмоционально незрелый тип.
АС Да. Разве такого мало в жизни?
ИШ Как думаете, если бы Виолетта не умерла, возможно ли было их счастье?
АС Нет!
ИШ Дмитрий Бертман ответил точно так же убежденно.
АС (смеется) Я же не просто так говорю, что мы с ним совпадаем. Мы жизнь понимаем примерно одинаково. Нет, конечно, счастья бы не было. После всего, что он сделал и после того, как он ей кинул в лицо эти банкноты, и как он флиртовал со всеми …Нет, эту вазу уже было не склеить. Думаю, все равно это бы плохо закончилось.
ИШ Почувствовали сейчас вкус постановки опер?
АС Да! Мне всегда нравилась опера. Я же работал в Оперном театре Санкт-Петербургской консерватории с 2001 по 2005 годы, потом еще полгода, когда Александр Чайковский был ректором. Ставил много спектаклей, еще будучи студентом: «Così fan tutte» В.А. Моцарта, «Евгения Онегина» и «Иоланту» Чайковского, «Царскую невесту» Римского-Корсакова, «Севильского цирюльника» Россини, «Богему» Пуччини – весьма разнообразный репертуар. Так что опыт получен значительный.
Вся моя жизнь так или иначе связана с оперой. Многие мои друзья – оперные певцы: Ильдар Абдразаков, Хибла Герзмава, Аида Гарифуллина, Альбина Шагимуратова, Венера Гимадиева, Светлана Касьян, певцы из Молодежной программы Большого театра под руководством Дмитрия Вдовина (кстати, в декабре снова буду играть с ними юбилейный концерт). С мариинцами – Мишей Петренко, Женей Никитиным, Славой Сулимским, с Катюшей Семенчук (могу сейчас с гордостью это вспомнить) мы учились вместе. В Казани два года назад делал «Иоланту» с Вероникой Джиоевой, где собрался интересный состав. В Казани ставил также и «Онегина». Скоро в Московской филармонии в абонементе нашего чудесного оркестра буду делать «Летучего голландца» с Женей Никитиным и Натальей Мурадымовой. Да, я обожаю оперу и певцов, это совершенно особенный народ!
ИШ По вашему ощущению, какой будет геликоновская «Травиата»?
АС Это будет абсолютно счастливый спектакль, потому что он был «зачат» в любви! Я убежден, что в творческом содружестве самое главное – взаимная симпатия и любовь. Без этого не может быть ничего. И я, может быть, таким способом признаюсь в творческой привязанности к Дмитрию Бертману, но я этого совершенно не стесняюсь. Когда возникают такие предложения, осознанные и осмысленные, идущие от сердца, они обязательно будут иметь очень яркие последствия. У меня предчувствие, что у нас все должно получиться. Я заряжен на то, чтобы наша «Травиата» стала настоящим событием!
