Белый шум над Невой

Первый концерт петербургской части прошел в Белом зале Шереметевского дворца. Выступал Филармонический камерный оркестр Новосибирска под руководством Алима Шахмаметьева, постоянного участника проекта «Современная музыка России. Репетиция оркестра».

Программа первого отделения была составлена исторически: два произведения Бориса Тищенко и два произведения его учеников.

Борис Тищенко был крупной фигурой ленинградского музыкального ландшафта последних пятидесяти лет. Он писал музыку очень темпераментную, стремился к сверхбольшим формам и всю жизнь был привязан к фигуре своего учителя Дмитрия Шостаковича. И в смысле творческих ориентиров, и в смысле желания заместить ее собой. Но этого не случилось – традиция, которую пытался развить, усовершенствовать и передать ученикам Борис Тищенко выродилась уже при его жизни.

Сонатища (или соната ин Щ) – дружеская шутка, посвященная Родиону Щедрину, бравада мастерством. Оркестр прекрасно справился с трудностями этой партитуры, смог передать заложенную в произведении мрачную энергию агрессивной моторики.

Три песни на стихи Марины Цветаевой были исполнены сопрано Ольгой Любимовой. Стихи Цветаевой очень трудно ложатся на музыку, они скорее приспособлены для декламации, чем для пения. Композитору всегда приходится их пересоздавать до определенной степени, и они теряют собственное лицо. У Андрея Петрова в «Жестоком романсе» Цветаева становится мещански сентиментальной, у Бориса Тищенко – приобретает качество агнста.

Исполнение Ольги Любимовой в целом нельзя назвать удачным. Она обладает большим голосом удивительно красивого тембра, хорошо и уверенно звучала только на форте. Когда нужно было дать другую краску или оттенок, появлялась интонационная неточность. К тому же, ее актерская игра была достаточно условной, что допустимо при исполнении романтической музыки, но, когда речь заходит о двадцатом веке – чем так, уж лучше вовсе не играть. Ни «Соната памяти любимого учителя» Светланы Нестеровой, ни «Рок-токката» Алексея Резетдинова не были произведениями в достаточной степени интересными. Первое – музыка, написанная хорошим теоретиком, второе – скорее упражнение в оркестровке, чем композиторское высказывание.

Программа второго отделения была выстроена тематически. Виртуозный Весенний концерт Сергея Слонимского для скрипки блестяще исполнила Юлия Рубина, которая вместе с этим же оркестром исполняла его европейскую премьеру. Сергей Слонимский, умерший за день до этого концерта, принадлежал тому же времени и месту, что Борис Тищенко. Но в отличие от него не пытался никого заместить, музыка Сергея Слонимского – следствие увлеченного индивидуального поиска, а это всегда интересно. Далее были исполнены несколько летних фрагментов из витальных «Русских сезонов» Леонида Десятникова. В них партия солирующей скрипки имитирует человеческий голос, и мало, кому удается здесь перещеголять Романа Минца. Но исполнение Юлии Рубиной было очень достойным. Завершила концерт музыка к фильму «Осенний марафон» Андрея Петрова в оркестровке Антона Танонова. Вероятно, оркестру было трудно перестроиться после целого концерта серьезной музыки, и в исполнении не хватало эстрадной лёгкости и очарования.

Второй концерт прошел в петербургском Музее звука, небольшой мансарде в Арт-центре на Пушкинской, 10. На концерте прозвучали произведения молодых композиторов в исполнении московского ансамбля «Reheard», прекрасных музыкантов, современников и часто ровесников тех, кого они исполняют. Перед каждым произведением композитор и музыкальный критик Элина Андрианова давала развернутый комментарий.

Концерт открыла вдохновленная античностью Монодия для скрипки Сергея Слонимского в исполнении Алисы Гражевской и печально-минималистский «Coub» его ученицы Настасьи Хрущевой. Вся последующая музыка была совсем другой, современной в полном смысле этого слова. Она более свободна от традиции, от необходимости наследовать прошлому, быть красивой или благозвучной.

Пьесу для кларнета «Cleavages» (расколы) Николая Хруста исполнил кларнетист Андрей Юргенсон. В этом чрезвычайно мощном сочинении звук кларнета появлялся, исчезал и снова появлялся, накаляясь до хрипа кларнетной трости. Исполнитель пел вместе и по очереди с кларнетом, это было похоже на яростный поединок Тесея и Минотавра.

«Белый шум» Владимира Ладомирова для флейты, кларнета, скрипки и виолончели в описании показался банальным – размышления на тему намеренности, случайности и самого белого шума, мягко говоря, не новы. Но сама пьеса вышла на удивление симпатичной, многоплановой и структурно выверенной. В ней каждый инструмент, действуя на своем, уровне создавал эффект общего загадочного мерцания. В «Hauntology» Дмитрия Мазурова из стены инструментального шума на мгновение выплывали полу-романтические темы, отдельные голоса инструментов с тем, чтобы снова в нем исчезнуть. «Lifesream» Льва Тернера действительно была полна жизни и задора. Это пьеса из цикла произведений для виолончели, где каждое посвящено определенной технике звукоизвлечения. Здесь использовались приемы пиццикато и удары по грифу и корпусу. Последним прозвучало сочинение «What about?» Сергея Леонова, произведение завораживающей красоты. Постепенное проявление из шума первоначальных музыкальных элементов, о которых говорилось в комментарии, напоминало пульсацию жизни под микроскопом или первоначальный бульон, из которого потихоньку, на квантовом уровне начинает твориться мир.

Судя по выбору площадок, более авангардная музыка второго концерта пока имеет вдесятеро меньше аудитории, чем более консервативная музыка первого. Это и понятно – авангард часто вызывает чувство дискомфорта и отторжения. Но делать такие программы, включать его в карту музыкальной жизни города совершенно необходимо. Иначе не раздвинуть границы, в которых существует искусство, а без этого быстро наступит стагнация.

Мнение редакции “Музыкальной жизни” может не совпадать с мнением автора.