Интервью
26 апреля – второй концерт уникального абонемента «Династия Юровских», объединяющего трёх известных дирижёров нашего времени, представителей одного семейства. Подобные примеры редки. Пожалуй, единственный аналогичный случай — династия Ярви. Юровские же — Михаил, Владимир и Дмитрий — в течение одного сезона в рамках одного абонемента выступают впервые! Важнейшим стимулом для них стала идея сыграть в каждой программе сочинения Владимира Юровского-старшего и таким образом проследить свои музыкальные истоки. Второй концерт объединен сюжетом шекспировской трагедией «Отелло». Интересно проследить, трактуют итальянские композиторы-романтики, Россини и Верди, и российский автор XX века Владимир Юровский-старший темы любви и ревности, затронутые британским драматургом.
За пульт Симфонического оркестра студентов Московской консерватории станет Дмитрий Юровский – главный дирижер Новосибирского государственного академического театра оперы и балета. Как проходили репетиции, почему он посвящает концерт также памяти Геннадия Рождественского Дмитрий Юровский (ДЮ) рассказал куратору проекта Евгении Кривицкой (ЕК).
ЕК Что для вас означает факт исполнения поэмы «Отелло» Владимира Юровского?
ДЮ Для меня это очень эмоциональное событие, поскольку, не будучи знакомым с ним лично, это единственная возможность хоть какого-то близкого, творческого и человеческого общения с этим интересным и одарённым композитором и человеком, так рано ушедшим из жизни, в 56 лет. Когда ты с композитором лично не знаком, то приходится составлять психологический портрет по его музыке. Я это делал и раньше, когда слушал «Отелло», а сейчас, в процессе репетиций, особенно остро ощущаю нашу генетическую связь. И все метания, страдания, все, через что прошел человек, написавший эту музыку, мне очень близки. Я чувствую это гораздо больше, чем мне этого бы хотелось. Потому что для адекватного исполнения нужна отстраненность. Как раз стараюсь выстроить определенную дистанцию. Мне очень интересно работать с этим материалом, и я рад, что и оркестр студентов Московской консерватории погружается в него с удовольствием – я это ощущаю.
ЕК Как проходили репетиции? Легко ли сложился контакт с консерваторцами?
ДЮ С технической точки зрения готовность оркестра на очень высоком уровне. Те, кто работает с ребятами – руководитель коллектива Вячеслав Валеев, его ассистенты, – действительно много сделали, чтобы качественно разучить текст партитуры. Моя задача – наполнить исполнение эмоционально. Сочинение масштабное, за первую часть, которая длится полчаса, успеваешь пережить несколько смертей. А впереди еще много событий. Судя по всему, определенная логика, присутствующая в самом музыкальном письме, дает возможность, даже не слишком хорошо зная целое, достаточно легко его воспринять. Мы много работали над звуком, деталями интерпретации.
Партитура сложна эмоционально, но не очень напрягает акустически: музыка поэмы гармонична, романтична, в ней слышно, сколько времени автор провел с кинематографом. Она местами живописно-иллюстративна – явно, что тут композитор мысленно представлял какие-то картины. Поэтому за счет этого каждый, кто играет, может себе представить, что происходит в драматургии этого произведения.
ЕК На какой линии трагедии Шекспира сделан акцент в музыке Юровского? Ведь в связи с оперой Верди говорят, что ее можно было бы назвать «Яго», настолько ярок этот персонаж. А тут?
ДЮ Здесь больший акцент сделан на искренней любви Дездемоны к Отелло, но в то же самое время развивается тема ревности – муки, страдания, эта боль, которая постоянно проживается. И безумное количество агрессии, которой переполнен Отелло, и без чего вся эта история не могла бы состояться, потому что Отелло легко можно было спровоцировать на что угодно. Вот этой бушующей страсти в музыкальном материале отдано много места.
ЕК Партитура посвящена Геннадию Николаевичу Рождественскому, и так совпало, что концерт проходит за неделю до его дня рождения. Есть ли семейные придания о взаимоотношениях твоего деда и Рождественского?
ДЮ Они гигантские, учитывая историю взаимоотношений Рождественского и моего отца, который работал его ассистентом, правой рукой много лет. А дедушка изначально дружил с отцом Рождественского, дирижером Николаем Аносовым, и, насколько я знаю, в дом Юровских Рождественский попал, еще будучи подростком. Связь наша очень серьезная, и дед с огромным уважением относился к интеллекту Рождественского с самого его детства. И практически все новые произведения, особенно связанные с музыкальным театром, дед предназначал прежде всего для Рождественского. Кстати, единственная существующая запись «Отелло» осуществлена Рождественским именно в Большом зале консерватории.
Так что для меня наш концерт – не рядовой и эмоциональный из-за невероятного количества смыслов и совпадений. С Геннадием Николаевичем я также был знаком, он часто бывал у нас дома. Вместе с Ириной Антоновной Шостакович он пришел в Париже на премьерном исполнении опер «Игроки» и «Большая молния» Шостаковича, когда я возил их с Центром оперного пения Галины Вишневской. Для меня это было чрезвычайно важно и почетно, так как он называл себя моим «профессиональным дедушкой». Конечно, в отличие от моего брата, Володи, я не работал у Рождественского ассистентом, связан с ним чуть-чуть меньше, но момент уважения, пиетета на генетическом уровне всегда был огромным. Сейчас, с одной стороны я печалюсь, что его с нами больше нет, но с другой стороны, есть возможность почтить его память и моего деда, которого я в отличие от Рождественского не знал, и это все объединить в произведении «Отелло» в том зале, где все изначально происходило. Такое количество случайностей – разумеется, совсем неслучайных – меня поддерживает в уверенности, что концерт получится особенным.
ЕК Наследие и достижения Рождественского запечатлены на пластинках, компакт-дисках. Насколько они вам известны?
ДЮ У меня много любимых записей, связанных с ним до того момента, как я сам начал дирижировать. В том смысле, что к записям вообще стал относиться с большей дистанцией – это нормально, так как надо себя формировать. Я обожаю записи симфоний Чайковского с Лондонским оркестром, сделанные Рождественским в 1960-е годы. Его Шестая симфония – эталон для меня. Я рос на записи музыки балета «Ромео и Джульетта» Прокофьева. Часто обращался к его записям независимо от солиста, когда речь шла об аккомпанементе. Потому что иногда игра оркестра оказывалась интереснее, чем интерпретация солиста. А вообще лично мое отношение к этому процессу – я предпочитаю «живые записи» с концерта, потому, что тут чувствуется «нерв», а в студии – все по-другому.
ЕК В Московской консерватории вы также проводите серию мастер-классов, причем в необычном ракурсе, объясняя «кухню» оперного дела молодым дирижерам.
ДЮ Да, такой формат мастер-класса – редкость, чтобы ребята дирижировали не под рояль, а сразу выходили к инструментальному ансамблю и аккомпанировали певцам. Поскольку в класс привести большой оркестр невозможно, то я сделал специальные аранжировки популярных оперных и вокальных сочинений Вагнера, Чайковского и других именно для таких случаев, на малый состав примерно 20 человек. Для молодых дирижеров важно, мне кажется, соприкоснуться с живым коллективом. Мне этот опыт показался удачным, думаю, стоит его практиковать.
ЕК Недавно в Королевской опере Фландрии вы дирижировали премьерой оперы «Кардильяк» Хиндемита – невероятным раритетом. Что в ближайших планах?
ДЮ Через месяц в Дрездене состоится возобновление «Мертвого города» Корнгольда, а потом «Гензель и Гретль» Хумпердинка в Оперном театре Осло. Я также постоянно сотрудничаю с Симфоническим оркестром Антверпена: несмотря на то, что уже три года, как я ушел с поста главного дирижера, мы с ними дружим, на репетициях и концертах всегда очень душевная атмосфера. Что касается Новосибирского театра, то летом Большой зал закроется на реконструкцию – надеюсь, что к ноябрю она завершится, и мы сможем полноценно провести следующий сезон.
