Душку-тенора Йонаса Кауфмана любят везде: и в Берлине, и в Мюнхене, и в Вене. Но Вена-то одна такая на свете, где не только Моцарт и Бетховен и Малер жили, но и позолоченный до умопомрачения Иоганн Штраус в кругу полураздетых дам красуется в симпатичнейшем Штадтпарке, перерезанном два раза – открытой линией метро и полузасохшим обводным каналом. Там же радует взоры очень серьезный, большой и строгий памятник Ференцу Легару.
Если тебя любят в Вене, и ты тенор, причем и такой и сякой, то есть и Вагнера поешь, и Пуччини, и в итальянских песнях соловьем разливаешься, и «Зимний путь» Шуберта записал на диск, то изволь потрудись, спой нам про Вену, какая она одна такая на свете.
Кауфман – баварец, мюнхенец. И он с детства любил пробовать на зуб разные диалекты. Находил Wienerisch, венский выговор, очаровательным. Ему даже кажется, что послевоенная идея создать «Альпийскую республику» из Австрии, Баварии и Южного Тироля (по поводу которого, отданного итальянцам, вся Австрия до сих пор льет слезы) была с точки зрения менталитета как раз весьма разумной. Но студентом Кауфман попробовал спеть какую-то лихую венскую песенку. А профессор Хельмут Дойч, тончайший пианист, сразу же остановил его в негодовании: «Ваш Wienerisch чудовищный, он из трамвая, с его подножки!»
Такой Wienerisch, впрочем, есть и на этом диске, в песне Ральфа Бенацкого «Мне надо снова нагрянуть в Гринцинг», и Кауфман не отказывает себе в удовольствии купаться в каждой вкусности диалекта. Но в дуэте с часами из «Летучей мыши» Иоганна Штрауса (с музыкальной и симпатичной Рэйчел Уиллис-Сёренсен) его Эйзенштейн блещет светским венским, и самым изящным. Оркестр Венской филармонии под управлением Адама Фишера играет как надо, без нажима и преувеличения. Лирическая кривая этого диска распространяется от «безмолвных губ» в дуэте из «Веселой вдовы» Легара, когда слова кажутся чудовищно безвкусными, до мрачноватых куплетов Георга Крейслера «Смерть, она, скорее всего, из Вены», которые высвечивают в памяти страшные стихи Пауля Целана про «смерть, немецкого маэстро».
Йонас Кауфман поет то весело, то нежно, то лихо, то строго, но всегда с тонким вкусом. Вот разве что иногда слишком уж громко, слишком уж парадно. Венские песни как раз отличаются тем, что они сердечные, камерные, застольные. Задушевные и уютные. В целом так их спеть у Кауфмана вышло – почти как у незабываемого Фрица Вундерлиха лет шестьдесят тому назад.
