События
Фестиваль из пяти концертов, включающих исполнение камерной и симфонической музыки юбиляра, открылся постановкой «Франчески да Римини». Консерваторцы гордятся своей Оперной студией: на сегодняшний день среди учебных заведений России она – единственная, выпускающая полномасштабные спектакли, где наравне с молодежью поют солисты международного класса. Да и сценический антураж – не две линялые тряпочки, а полноценная сценография с профессионально поставленным светом, видеопроекцией, пошитыми костюмами, в общем – все по-взрослому. Единственное, нет у Оперной студии Уральской консерватории своего театрального помещения, но, по словам ректора Валерия Шкарупы, технические возможности концертного зала позволяют делать многое. Кстати, есть тут и настоящая оркестровая яма, но в этот раз ее специально не задействовали, подчеркнув значимость роли оркестра в партитуре оперы.
История «Франчески да Римини» особенно волновала русских композиторов: Чайковский воплотил сюжет Данте в изумительной симфонической фантазии, Направник, главный дирижер Мариинского театра на рубеже XIX– XX веков, создал большую оперу, а вот Рахманинов, заняв аналогичный пост в Большом театре, решил продолжить линию одноактовок. И после «Алеко» (1892) и «Скупого рыцаря» (1904) написал свою «Франческу да Римини».
Неформатность сочинения – не только прихоть Рахманинова, но чутко уловленная тенденция нового века: спустя несколько лет как грибы начнут появляться одноактные оперы Шёнберга, Мийо, Сати, Стравинского, Хиндемита… Но ниточка тянется из прошлого, от «Иоланты», последней оперы Чайковского. И, наверное, символично, что либретто для Рахманинова написал Модест Чайковский, видевший в молодом композиторе духовного преемника своего великого брата.
Всегда возникает вопрос, с чем соединять подобные одноактные оперы: ведь публика хочет не только зрелища, но культурно проведенного вечера – бокала шампанского в антракте, смены впечатлений. На первой премьере в 1906 году Рахманинов показал вместе с «Франческой да Римини» «Скупого рыцаря», но затея успеха не возымела и выдержала всего четыре представления. Уральцы придумали нетривиальный ход. Прологом к опере стало исполнение симфонической поэмы «Остров мертвых». Казалось бы – какая связь? Но, если вспомнить, что сочинение создано по картине Арнольда Бёклина, символизирующей расставание с миром живых, вызывающей ассоциации с переходом через Стикс, а во «Франческе да Римини» описаны мрачные ужасы девяти кругов Ада, то становится обоснованной логика такого соединения.
На экране постепенно проступали очертания скалистых уступов и морской глади с картины Бёклина, и параллельно нарастало звучание Оперно-симфонического оркестра студии под управлением Сергея Царегородцева. В отличие от застывшего морского пейзажа на картине Бёклина, у Рахманинова море вспенивается и бурлит, и этот напор стихии и одновременно человеческих эмоций был передан убедительно и сильно.
В постановочной концепции спектакля режиссера Павла Коблика главной идеей стал контраст динамики Пролога и финала, где извивались демоны ада и их жертвы (в исполнении танцевальной компании «Окоём»), и статики центральных картин – собственно истории Франчески, жены Ланчотто Малатесты, который ревнует ее к брату Паоло. Легенда, пересказанная Данте, напоминает в своих очертаниях любовные треугольники «Тристана и Изольды», «Пеллеаса и Мелизанды». Но фактически Рахманинов развивает ту же ситуацию, что и в «Алеко»: старый грозный муж и молодой пылкий возлюбленный. Но вместо колоритных подробностей жизни цыганского табора, тут раннее Возрождение. Художник-постановщик Дарья Бочкарева создает стильную коллекцию костюмов, тонко используя элементы ренессансного стиля с современным кроем.
Видеопроекция, только заявленная в первом отделении, здесь использована намного разнообразнее. Тут и сетчатый экран перед сценой, и задник, на котором проступают сквозь облака очертания лика Беатриче, а затем каких-то потусторонних видений. Все это подкреплено музыкально: в оркестре бушуют страсти, подогреваемые «завыванием» хора за сценой (тут Рахманинов близок сцене бури из «Риголетто» Верди). На этот фон накладываются реплики Тени Вергилия (студент 5 курса Андрей Шитиков) и Данте (студент 4 курса Роман Берёзкин): мы слышим их голоса, но певцы помещены на балконе, а их двойники на авансцене – актеры миманса – наблюдают за разверзающейся перед ними бездной.
Известный баритон Александр Краснов (выпускник Уральской консерватории 2009 года), перепевший многих злодеев в разных оперных театрах, акцентировал в характере Ланчотто испепеляющую страсть, порой достигавшую вагнеровского масштаба. Рисунок роли Франчески (студентка 3 курса Диана Белозор) был более прихотлив. Она нарочито бесстрастна в диалоге с супругом, тем самым еще больше разжигая его злобу. И словно пробуждается ото сна, когда к ней обращается Паоло (студент 3 курса Андрей Денисов). Мотивация поведения героев логична, хотя отчасти иллюстративна. Это не столько живые персонажи, сколько сошедшие с классических полотен прекрасные фигуры. Особенно связь со старой живописью проступает во второй картине, когда на заднике появляются витражи, а Франческа и Паоло объясняются в своих чувствах, разместившись на коврике-лужайке.
Молодые люди органичны в музыкальном воплощении и вполне справляются с вокальными задачами, поддерживаемые точным оркестровым ансамблем. Сергей Царегородцев всегда начеку, хотя и не сдерживал в кульминациях напор звука, провоцируя на некоторый форсаж голоса. Но такова рахманиновская фактура, в которой композитор счел необходимым вызывать экстремальные эмоции, чтобы выразить всю полноту свершающейся на наших глазах трагедии.
Более полувека назад Борис Пастернак написал такие строчки в стихотворении «Музыка»: «Или консерваторский зал / при адском грохоте и треске / до слез Чайковский потрясал / судьбой Паоло и Франчески». Теперь консерваторский зал сопереживал драме, развернутой Рахманиновым. Спектакль получился живой, интересный, а главное, стал творческой лабораторией, дающей студентам познать тонкости профессии, которая, возможно, станет их главным делом жизни.
