Релизы
«Испытатель, оказавшийся испытуемым». Слова эти удивительно подходят судьбе Александра Гаука, крупнейшего, увы, забытого советского дирижера, непосредственного творца истории двух главных коллективов СССР – Оркестра Всероссийского радиокомитета и Государственного симфонического оркестра, а также воспитателя самых ярких дирижеров и педагогов советского периода – от Николая Рабиновича и Ильи Мусина до двух Евгениев – Мравинского и Светланова. Подобно герою симфонической поэмы Штрауса «Тиль Уленшпигель», Гаук перемещался по многим географическим точкам, но всю жизнь его делили между собой Ленинград и Москва. Он смело мог считать себя «учеником чародея», и не одного: в Петербургской консерватории учился у Александра Глазунова и Николая Черепнина, а до них еще целых три года провел в стенах Петербургского университета. В виртуозных руладах арфы из «Двух танцев» Клода Дебюсси угадывается восхитительный промельк раннего, балетного Гаука: в 1920-е годы он дирижировал в Кировском театре «Пульчинеллой» Стравинского, «Красным маком» Глиэра, «Временами года» Глазунова. А в обжигающем драматизме «Фауст-симфонии» лишь глухой не услышит отзвуков опыта, помотавшего большого музыканта по чиновничьей вертикали.
В 1933 году Гаука назначили главой Дирекции симфонического вещания Всероссийского радио и художественным руководителем оркестра Радиокомитета. В 1936 году – обязали создать Госоркестр СССР на базе первой бригады оркестра Радиокомитета, что означало обескровливание им же собранного «пушинка к пушинке…» оркестра Радио. В 1941 году из-за немецкой фамилии отстранили от руководства ГАСО и отправили в Тбилиси. В 1953-м – вернули на прежнее пепелище, возрожденное другим выдающимся дирижером – Николаем Головановым. Теперь это был уже Симфонический оркестр Всесоюзного радио, к которому в конце второго гауковского «срока», который продлился до 1961 года, прирастут еще три слова «…и Центрального телевидения».
В книге «Хроника маменькиного сынка», которую написал сын дирижера Павел Гаук, есть горькие слова: «В шестидесятые началась новая эпоха в музыкальном мире. Уровень грамзаписи постоянно совершенствовался, появилось стерео, затем квадро, изобрели компакт-диск, цифровую запись… Казалось, музыкальный мир забыл о дирижере Александре Гауке. По радио все реже звучало его имя…» Так вот, свежевыпущенный на фирме «Мелодия» комплект из двух дисков – не только удачный опыт разархивации уникального «гауковского» звучания эпохи оттепели (все исходники датированы 1958 годом), но и намек на системное возрождение дирижерского наследия, которому совершенно незачем пребывать в состоянии «афинских развалин».
В комплектации разнокалиберных партитур (от оркестровых миниатюр до программной симфонии) изумляет историческая достоверность красок Оркестра Радио – красок подчеркнуто хроникального свойства. Все записи 1958 года, словно по мановению волшебной палочки, переносят нас в то время, когда документальное еще не отделяли от художественного, а персонально-имиджевое (вроде фигуры дирижера или солиста) – от коллективного. Захватывающе слушать «Веселые проделки Тиля Уленшпигеля» как саундтрек к какому-нибудь приключенческому советскому фильму. А уже на «Танцах» Дебюсси думать о том, что источником вдохновения блистательной арфистки Веры Дуловой было, скорее всего, искусство Галины Улановой. В волшебном сюжете «Ученика чародея» с его неостановимой игрой темпов и тембров можно восхищаться пластикой формы, а можно переменчивым светотеневым рельефом. И отдельное удовольствие – вникать в дисциплинированную виртуозность пианиста Григория Гинзбурга, чьи «Афинские развалины» собраны на клавиатуре в такой же помпезно-праздничный монумент, в какой на Первом конкурсе Чайковского был отлит его Первый концерт для фортепиано с оркестром.
«Фауст-симфония» Листа с ее кросс-культурным содержанием в интерпретации Гаука слушается не симфонией, а оперой без голосов: так смело шевелимое, словно живое тело времени – вот оно несется, а вот сворачивается клубком или же застывает; так очевидны переходы от «речитативных» эпизодов к «вокальным», и так невероятен объем звуковых подробностей, образующих огромный симфонический космос. Когда вкус к горизонтам соразмерен мастерству тонких деталей – только послушайте как звучит струнный квартет во второй части! – есть смысл говорить о величии человека и художника, слишком крупного для своего времени. Знал ли об этом сам Александр Гаук?.. А вот его ученик Евгений Мравинский знал. В одном из писем своему учителю он написал: «Дорогой Александр Васильевич <…> Я всегда с восхищением и преклонением слушаю и смотрю на тебя и в музыке, и в жизни. Ты – единственный наш дирижер, несущий традиции настоящей, Большой культуры. Ты обладатель, помимо таланта интерпретатора, редкого дара прирожденного виртуозного профессионализма». А Александр Васильевич, прочитав такое, возможно, вызвал шофера и поехал на дачу в Снегири пить собственноручного приготовления ягодную настойку.
