События
Вначале там «зажег» в «Реквиеме» Верди Теодор Курентзис, а затем эстафету подхватил Международный фестиваль Мстислава Ростроповича. В его программе сделана ставка на топовые оркестры. Некоторые нам были до сего дня неизвестны, но вкусу Ольги Ростропович – художественного руководителя фестиваля – можно доверять. Осечек за эти десять лет почти не было.
Пока фестиваль движется на крещендо. Во второй день мы познакомились с Симфоническим оркестром Мадрида, показавшим себя с самой привлекательной стороны. Кстати, дирижер Густаво Химено известен по записям и выступлениям с оркестром Люксембурга, и год назад его выступление не оставило у меня серьезного впечатления. Сейчас, когда этот уроженец Валенсии руководил своими земляками, результат был гораздо более позитивный. Вероятно разница темпераментов играет серьезную роль. В БЗК ощущалось, что все музыканты на сцене горели желанием выглядеть как можно более ярко, да и репертуар позволял им это сделать.
Чудесно прозвучала «Альборада» Равеля, переливаясь радугой оркестровых красок. Скрипичный концерт №1 Кароля Шимановского, поляка по происхождению, но находившего в момент создания сочинения под влиянием французского модерна, стал апофеозом чувственности. В подобном ощущении музыки дирижер нашел единомышленницу в лице солистки Летисии Морено. 34-летняя скрипачка с модельной фигурой вышла в эффектном облегающем светлом платье и выдала такие обжигающие эмоции, что получасовой одночастный концерт, довольно рассыпчатый по форме, слушался на одном дыхании.
Профессиональное мастерство Летисия приобретала под руководством Захара Брона, потом консультировалась у Максима Венгерова и даже у самого Мстислава Ростроповича. Уроки явно не прошли впустую: слушать ее было интересно, а благодаря органичному вплетению сольной партии в оркестровую ткань родилась необходимая тут атмосфера райских кущ, ирреальных в своей красоте.
Совсем иное ощущение осталось на третий день фестиваля от содружества пианиста Франческо Пьемонтези с Оркестром Национальной академии Санта-Чечилия под управлением Антонио Паппано. Казалось бы та же ситуация: на сцене – представители одной нации, чувствующие примерно в единой эмоциональной шкале. Но, к сожалению, солист не продемонстрировал полета вдохновения и был озабочен виртуозной стороной в интерпретации Третьего концерта Бетховена. И в этой задаче вполне преуспел: играл очень чисто, ловко, демонстрируя «правильного Бетховена». Будь он участником на конкурсе, премия ему была бы точно обеспечена, потому что формально придраться к его исполнению сложно. Только слушать его было скучно и, к сожалению, он потянул в обыденность и оркестр.
Лакмусовой бумагой служила вторая часть, замечательное Ларго, дающее возможность пианисту воспарить к божественным высотам. Но тиховато-тускловатый звук Франческо Пьемонтези никаких поэтических чувств не возбуждал, заставив томиться в ожидании конца. Оживление случилось в финале, где бравурность запрограммирована композитором: но вместо живого калейдоскопа событий нам предложили бурлеску, одинаково метричную от начала и до конца.
Картина разительно переменилась, когда оркестр заиграл Пятую симфонию Бетховена. Если Третий концерт не принес никакого нового знания о музыке, то симфония стала откровением. Она прозвучала театрально, но не только потому, что Антонио Паппано – выдающийся оперный дирижер. Театральность заложена в природе Пятой симфонии, где впервые в истории музыки действует лейт-мотив – та самая «тема судьбы», – появляющаяся в других частях симфонии, меняя обличие. Революционность этой идеи трудно переоценить: отсюда выросла и «Фантастическая симфония» Берлиоза, и фабульные симфонии Малера, и много чего еще.
Паппано замечательно выстроил цикл Пятой симфонии. После драматичной первой части, он не стал вдаваться в глубокомысленный пафос и довольно подвижно, подчеркивая танцевальную основу, сыграл Анданте. Среди его эпизодов запомнился момент, когда зазвучал марш – мощно, триумфально, перекидывая мостик к финалу. Но до победы надо было пройти через драматические контрасты Скерцо. Тут во всей красе показали себя солисты: низкие струнные в Трио, виртуозничавшие в фугато, и меланхоличный фагот, которому в репризе поручена «тема судьбы». Апогеем этой истории, где мы оказались свидетелями не столько революционной борьбы, сколько человеческой комедии, стал финал – стремительный, взрывной, утверждающий божественную радость. Вот так Антонио Паппано и Оркестр Национальной академии Санта-Чечилия поняли замысел Бетховена, лишив его и барочных придыханий, и революционного ура-патриотизма. Если битва и происходила, то разворачивалась она явно в небесах, и светлое воинство победило падших ангелов.
Горячий прием был приятен итальянским гостям, и они охотно побаловали московскую публику бисом – увертюрой к опере «Свадьба Фигаро», – вернув нас на грешную землю.
