События
Выбор Дмитрия Бертмана с точки зрения маркетинга оказался безупречен: театр был полон и блистал vip-персонами – молва быстро разнесла слух, что в «Геликоне» вновь удивляют. Обсуждались и причины выбора неоконченной версии «Турандот» (без счастливого финала, дописанного Ф.Альфано), и приглашение в качестве музыкального руководителя Владимира Федосеева, для которого эта работа оказалась дирижерским дебютом на российских театральных подмостках, хотя он давно сотрудничает с крупными европейскими оперными домами.
Результат впечатлил: «Турандот», созданная в 1926-м году, предстала полноправной современницей «Воццека» Берга, «Убийцы, надежды женщин» Хиндемита, «Женщины без тени» Р.Штрауса – то есть экспрессионистской драмой, обнажающей и извращающей все чувства, ошеломляющей водоворотом страстей. Принять систему координат этой эстетики подсказывают и детали либретто: это «ночная» опера, ее символ – болезненно-бледная луна, предвестник трагедии (вспомним аналогичный антураж в «Саломее» Р.Штрауса!). Бертман вместе с художницей Камелией Куу (канадкой китайского происхождения) и художником по свету, американцем Томасом Хазе отыгрывает этот символ, превращая его то в гигантский гонг, то в колесо фортуны.
Выбор неоконченной версии сместил определенным образом акценты истории принца Калафа, влюбившегося в загадочную принцессу Турандот. Несмотря на этимологию имени (дочь Турана, властелина казахов), в первоисточнике, в сказке Гоцци и в опере Пуччини она – дочь китайского императора. Природная красота парадоксально соединяется в ней с родовой ненавистью к мужчинам. Чтобы избежать уз брака и не гневить отца, Турандот выдвигает условие, что свататься к ней может любой принц, но получит руку и сердце тот, кто отгадает три загадки. «Загадок будет три, но смерть одна». Неразгадавший хоть одну – лишится головы. У Гоцци Турандот так хороша, что каждый, кто видит ее портрет, воспламеняется к ней любовью и забывает о страхе смерти.
Так случается и с Калафом, принцем ногайским, сыном астраханского царя Тимура (Александр Киселев).
Именно с этого момента и начинается опера: беснующаяся толпа предвкушает казнь очередного незадачливого жениха. В спектакле стерты временные границы. Поэтому на сцене мы видим современных то ли панков, то ли хиппи – молодых отморозков в куртках-жилетах, шарфах. Блистательный хор «Геликона», с которым как всегда работал хореограф Эдвальд Смирнов, дает фору любому мимансу, лихо отплясывая в эстрадно-мюзикольной пластике.
Режиссерская трактовка главной героини, Турандот, поначалу ошеломляет: Бертман делит эту роль между двумя артистками, одной поручая вокал, другой – чисто пластическое воплощение образа. Произвол? Несомненно. Но если вспомнить, что эпоха Пуччини – это эпоха Иды Рубинштейн, что до «Турандот» уже было создано «Мученичество Святого Себастьяна» Дебюсси, а вскоре после – «Персефона» Стравинского, «Жанна Д’Арк на костре» Онеггера, где подобная идея двойничества оказывалась во главе угла, то решение не кажется уже таким волюнтаристским. Ксения Лисанская воплощает внешнюю оболочку принцессы – прекрасную, манящую. Своей манерно-утрированной пластикой она, словно в тайне насмехаясь, гипнотизирует и обещает неземное блаженство влюбленным простачкам.
Елена Михайленко – Турандот – избегает людей. Она крадучись появляется на сцене, ее лицо кажется изъязвленным, вокруг глаз – темные пятна. Такова ее душа – изъеденная обидами, искалеченная жаждой мести. Все это выражено и в вокальной партии, по экспрессии и тесситурной сложности сравнимой с оперной лексикой того же Р.Штрауса. Михайленко великолепно справляется со всеми задачами, создавая инфернально-страшный образ в том числе через тембр голоса, окрашенный в стальные холодные тона.
«На каждого мудреца – довольно простоты». Виталий Серебряков – брутальный, не знающий страха Калаф разгадывает загадки. Теперь принцесса должна выполнить свое обещание. Уязвленное женское самолюбие не позволяет Турандот смириться с судьбой. Сама мысль, что мужчина превзошел ее умом, и она должна ему покориться, для нее нестерпима. Но Калаф жаждет взаимной любви, добровольной сдачи гордячки и загадывает свою загадку принцессе. Она должна до рассвета узнать его имя, и тогда он откажется от нее. Его центральная ария «Nessun dorma» («Пусть никто не спит») пронизана страстью и уверенностью в победе. Именно поэтому Виталий Серебряков чуть форсировал звук, стремясь передать переполняющую его радость и триумф – все-таки разгадать загадки китайского сфинкса не давалось до него никому.
Многие зрители и пресса отмечали, что данный спектакль мог бы называться «Лиу». Вторая женская партия в данной интерпретации ничем не уступила главной героине, а молодая певица Юлия Щербакова стала открытием постановки. По контрасту ее голос был наполнен теплотой и искренней страстью: ее наивная влюбленность – рабыни к господину – заставила принять в итоге смерть, чтобы спасти жизнь недосягаемому возлюбленному. Немного неровное звучание голоса в финальной сцене – понятное в премьерном волнении – отчасти сработало на образ девушки, добровольно отдающей себя на растерзание вопящей в экстазе толпы.
Финал оперы – развязка интриги с двойниками. Калаф наконец видит подлинную Турандот, страшную ведьму, возникшую перед ним, словно призрак графини из «Пиковой дамы». И мы мысленно вместе с ним ужасаемся тому, что он предпочел ее нежной Лиу.
Оперу иногда упрекают в затянутости, в частности из-за сцен с тремя министрами – Пингом (Дмитрий Янковский), Пангом (Иван Волков) и Понгом (Виталий Фомин). У Бертмана эти эпизоды вышли необыкновенно остроумными, даже злободневными. Власть предержащие – три гротескные фигуры, одетые в модные красные пиджаки, соревнуются между собой в беспринципности и цинизме. Впрочем, их реплики лишь констатируют грубую действительность, царящую во владениях императора Альтоума (Дмитрий Пономарев), где любовь – «дверь в лавку мясника». Есть здесь и жестокий Мандарин – Алексей Дедов, манипулирующий толпой.
Спектакль увлек не только режиссерскими идеями, но и их сценографическим воплощением, в частности использованием технических возможностей сцены зала «Стравинский», расчленявшейся на подвижные сегменты (ездившие вверх-вниз). Все это вкупе – проходки хора, активное участие машинерии – создавало постоянную «движуху», не давая вниманию ни на минуту рассеяться.
Но ничего не сработало бы без цементирующей составляющей, которую выполнил оркестр «Геликон-оперы». Дирижерская воля Владимира Федосеева вдохнула пылкость и драматизм в эту фантастическую историю, вознося певцов то на гребень бушующих волн, то окутывая мерцающей звуковой дымкой. Опыт симфонического дирижера позволил выстроить драматургически цельные сцены, при этом оставаясь чутким к ансамблевым задачам. Уже первый премьерный показ, о котором идет речь в данной рецензии, порадовал уверенной синхронностью всех массовых сцен и гибкостью аккомпанемента в сольных номерах. После окончания мы попросили маэстро поделиться впечатлениями:
– Владимир Иванович, согласны ли вы с решением Бертмана выбрать неоконченную версию «Турандот»? Ваш личный взгляд на этот вопрос?
– Полностью согласен: финал в опере «Турандот» должен быть трагическим. В этом есть определенная логика: Лиу умирает и тем самым демонстрирует нам всем пример жертвенности истинной любви. Я рад, что в этой постановке удалось сделать именно такой акцент. Не стоит забывать, это была последняя сцена, написанная композитором. И даже если он планировал продолжить работу — судьба не позволила ему это сделать. Есть в этом какая-то тайна…
– В премьерной серии мы увидели дефиле Турандот – еще Алиса Гицба, Инна Звеняцкая. Какая была ближе всего вашим представлениям об идеале и почему?
– Все исполнительницы хороши и по-своему интересны. Пожалуй, лично мне ближе всего была Елена Михайленко – и по голосу, и по игре. Она больше трогала своим исполнительским искусством, искренностью.
– Как вы оцениваете труппу и оркестр «Геликон-оперы»?
– Считаю, что оркестр «Геликон-оперы» подвижный, чуткий, внимательный и работоспособный. Очень слаженный оперный оркестр. Что немаловажно, они реагируют на все жесты. Даже при небольшом количестве репетиций они берут от дирижера всё –идеи и замыслы, – и я рад, что познакомился с таким оркестром, с такой замечательной труппой. Они заражены энтузиазмом, желают исполнять, работать, репетировать. Я благодарен Дмитрию Бертману за то, что он создал такую атмосферу любви и участия. Таким должно быть настоящее оперное дело. Сейчас это уже редкость.
– Есть ли планы в будущем продолжить сотрудничество?
– Конечно, с удовольствием. И некоторые планы у нас с Дмитрием Александровичем уже есть. Однако раньше времени раскрывать их всё же не буду.
