События
В конце марта Союз композиторов России предпринял амбициозную акцию – запустил на своем youtube-канале проект «Начало времени композиторов»: цикл «странных» интервью с российскими композиторами разных поколений и направленностей.
Продюсером выступили Карина Абрамян и Антон Танонов, режиссером – Александр Артёмов, видеохудожниками – Катерина Мельникова и asp_id.
Передача выполнена в эстетике DIY: два персонажа сидят перед ноутбуком, в центре – экран условного телевизора, в котором показывают ту же передачу «в уменьшении». Таким образом все это превращается в бесконечный фрактал, точнее – фрактальную воронку (телевизор в телевизоре, а в нем – еще телевизор): изображение все время «наплывает» на зрителя, а в центре в это время зреет новый экран. Ведущая же – молодой композитор Настасья Хрущёва – здесь превращается во что-то вроде безумной говорящей головы или спятившего робота: она в быстром темпе читает вопросы с ноутбука и никак не реагирует на ответы.
Название очевидно намекает на культовую книгу композитора Владимира Мартынова «Конец времени композиторов» (2000): в ней он описал современность как эпоху, в которой сама фигура композитора перестает существовать, а композиция как способ создания уникального и оригинального opus’а теряет смысл. Передача при этом не занимается ни утверждением, ни опровержением этого тезиса, скорее она задает бесконечный вопрос – есть ли место композитору в сегодняшней реальности.
Фрактальность есть уже в анонсе. Как заявляют создатели, «передача “Начало времени композиторов” – способ, которым Союз композиторов заявляет о начале времени композиторов. В каждом выпуске композитор будет задавать вопросы композиторам. А композиторы будут отвечать на вопросы композитору. И все это вместе будет обозначать эпоху начала времени композиторов».
Вопросы ведущей не ограничены только музыкальной тематикой: так, известный композитор и кинокомпозитор Юрий Красавин рассказал о том, как помогает ему кот и как на него влияет интернет, а молодой композитор и скрипач Артур Зобнин – о том, как он понимает петербургский текст и какое видео дачного дождя он выложил в своем Инстаграме (запрещен в РФ).
В конце интервью Настасья задает несколько многословных и риторических по своей сути вопросов о танце, каждый раз делая это по-новому:
«В нашем посткапиталистическом обществе основным товаром в глобальном культурном супермаркете является танец, танец не как эстетическая категория, а как глобальная практика и открытие тела. Поэтому скажите, Артур, можно ли под вашу музыку танцевать? Подходит ли она для танца, Артур, ваша музыка?»
или:
«Сегодня все больше говорят о том, что на место ризомы приходит цветок, на место постмодернистской холодности приходит новая уязвимость, а на место отживающего композиторского опуса приходит принадлежащий всем танец. Сегодня все чаще можно услышать, что танец – единственное действо, уместное на похоронах метанарративов. Поэтому скажите, Юрий, можно ли под вашу музыку танцевать?»
После чего мы видим танцующего под свою собственную музыку композитора – и в этот момент герой интервью становится в самом деле новым героем, или по крайней мере мемом (камера наезжает на лицо: долгий крупный план, долго звучит музыка, долгий танец).
Так традиционное в своей основе интервью (ведущая задает вопросы, композитор дает ответы) оборачивается здесь постмодернистским вывертом: сначала оно кажется троллингом, обнуляющей акцией – Настасья до абсурда долго и в быстром темпе зачитывает полную творческую биографию собеседника, в конце же оборачивается оммажем композитору, приношением его музыке и ему самому.
На фоне разговора все время (вплоть до финального «вознесения» композитора в космос) звучит полонез Огинского, что одновременно выглядит издевкой над композиторами и – превращает всю передачу в какой-то сентиментально-психоделический трип.
Для Союза композиторов России как официальной организации такая экспериментальная передача – конечно, эстетически смелый и даже провокационный шаг. В то же время форма соблюдена: вопросы задаются, ответы звучат, композиторы сидят друг напротив друга, а старый телевизор – как эстетический объект и своеобразное «хюгге» передачи – сообщает этому проекту последовательность, фундаментальность и даже какой-то своеобразный новый академизм.
