Поместить на одном диске Первую симфонию и «Остров мертвых» Рахманинова – ход изящный и довольно логичный. Такое соседство любопытным образом высвечивает эти две партитуры, подчеркивая общую для них и не весьма типичную для классического симфонизма деталь: в обоих сочинениях, говоря простыми словами, «побеждает зло». В «Острове мертвых» мрачный итог продиктован сюжетом картины Бёклина, а симфония – «музыкальный роман» в традициях Чайковского, но написанный от лица не героя, а противостоящего ему (и триумфально побеждающего в финале) Рока.
Наиболее ранний диск с этой парой сочинений, по-видимому, выпустил в 1993 году Шарль Дютуа, вообще склонный время от времени неожиданным образом демонстрировать интерес к «темной» стороне музыки (достаточно вспомнить видеоверсию «Болеро» Равеля с его участием). Стоит также назвать вышедшие в 1999 году записи Михаила Плетнёва с РНО и Мариса Янсонса с ЗКР, и вот теперь – свежий релиз Владимира Юровского с Лондонским филармоническим оркестром.
История этого диска начинается с фестиваля Rachmaninov: Inside Out, который LPO и его главный дирижер организовали в Лондоне в сезоне 2014/15. Весьма масштабную программу фестиваля (практически весь симфонический, хоровой и концертный Рахманинов, включая даже ранние редакции Первого и Четвертого концертов) открывал «Остров мертвых» – и именно эта концертная запись теперь выпущена на диске. Первая симфония тоже представлена в концертной версии, но сыгранной парой лет позже.
«Остров мертвых» Юровский с Лондонскими филармониками уже записывал в 2005 году, находясь тогда на полпути от principal guest conductor к посту их главного дирижера и художественного руководителя. Основные изменения, произошедшие за это время, связаны с качеством звукозаписи и сведения. На новом диске оркестр звучит более ясно и дифференцированно (на уровне студийной, а не концертной записи), динамические контрасты обострены, а пространственный фронт микса несколько приближен к слушателю. С музыкальной стороны интерпретация поменялась мало – в сущности, новая запись является чем-то вроде «исправленного второго издания». Юровский все так же своеобразно сочетает «романтический» и «буквалистский» подход и колеблется между принципом верности тексту и свободой вмешиваться в него при желании.
Темп основного раздела, к примеру, берется строго по метроному, указанному в нотах. Это приводит к недостатку движения и некоторой вязкости, которую приходится преодолевать средствами баланса и артикуляции (а потом все равно ускоряться, не дожидаясь авторских указаний). Темп середины, с другой стороны, раза в полтора быстрее, чем указано в партитуре, но когда музыка устремляется к кульминационным точкам, эта лихорадочная динамика оказывается уместной. Лирическая тема среднего раздела, вопреки скорости движения, тонко нюансирована динамически. Местами на первый план выводятся неочевидные линии (и это звучит интересно), в генеральной кульминации изобретен эффектный, но несколько «кинематографичный» провал и подъем громкости (и это вызывает сомнения). Общий результат, во всяком случае, выразителен и вполне убеждает.
Первая симфония Рахманинова, в отличие от герметичного и довольно радикального по материалу «Острова», более традиционна и открыта, и в ней есть некоторое качество «театральности», которое позволяет Юровскому применить в работе над ней весь свой многосторонний дирижерский опыт. Он играет симфонию сквозь оптику Вагнера, Малера и Холста, балетов Чайковского, постановок оперного фестиваля в Глайндборне и аутентистской практики в Оркестре века Просвещения.
Результат впечатляет сам по себе и, кроме того, прекрасно вписывается в интерпретационную линию, которая формируется где-то с начала нового века – к ней можно отнести упомянутые выше записи Плетнёва и Янсонса, запись Юровского, а также, например, недавнюю версию Василия Петренко с Королевским филармоническим оркестром Ливерпуля. Для слушателя, знакомого с симфонией только по классическим (прекрасным) исполнениям Светланова или Зандерлинга, прослушивание любого из этих релизов вполне может оказаться откровением. Слушатель же искушенный наверняка оценит персональные находки Юровского: оркестровую ретушь с ощутимо расширенными партиями ударных, идеальную ритмическую точность кричащего аккорда в начале разработки I части, тщательно выстроенный баланс в диалоге политембровых групп перед репризой в скерцо, педантично проведенное различение двоичных и троичных ритмов в фанфарном эпизоде в начале финала и мрачнейший тембр там-тама в коде всего цикла.
