Персона
Среди плеяды молодых лауреатов поколения 2000-х заметное место занимают питомцы профессора Московской консерватории Веры Горностаевой. В ее классе вырос и Андрей Гугнин (АГ). Профессиональная нацеленность этого пианиста обозначилась еще в школьные годы: с 10 лет он завоевывает лауреатские звания на соревнованиях и смотрах, вначале всероссийских, а затем и международных, в том числе на конкурсах: Allegro vivo в Сан-Марино (Италия, 2008), Citta di Cantu (1-я премия, Италия, 2009), имени Светислава Станчича в Загребе (2-я премия и два специальных приза, Хорватия, 2011). А в уходящем 2013 году – вторая премия на престижном конкурсе имени Бетховена в Вене. Московская консерватория, поддерживая успешную карьеру Андрея, предоставила заветное право – дать 3 декабря 2013 года сольный концерт в прославленном Большом зале. Эффектная и в то же время крайне ответственная программа «Великие сонаты Бетховена», включающая «Патетическую», «Лунную», «Аврору», «Аппассионату», вызвала ряд вопросов у Евгении Кривицкой (ЕК) о роли этого композитора в жизни молодого артиста, а также о его взглядах на современную концертную жизнь.
ЕК Список конкурсов у вас, Андрей, солидный. Что побудило вновь принять участие в соревновании, пусть и осененном именем великого Бетховена?
АГ Идея поехать в Вену возникла спонтанно. Вполне возможно, что где-то на подсознательном уровне на меня повлиял мой друг Вадим Холоденко, поскольку он недавно дал серию концертов в Днепропетровске, исполнив все 32 бетховенские сонаты. Я раздумывал недолго. Мне понравилось, что здесь монотематическая программа, включающая только произведения Бетховена. Например, на аналогичном конкурсе имени этого композитора в Бонне можно играть любые сочинения. Другим стимулом стал главный приз, вручаемый победителю первой премии: новый рояль Безендорфер. Я подумал: «А почему бы за него не побиться?» У меня остались очень хорошие ощущения от инструмента, у него интересная механика, богатый тембр. Жаль, что его выиграл не я. Но все равно здорово, что удалось поиграть в Золотом зале Музикферайн с изумительным оркестром и замечательным дирижером Луисом Лангри, руководителем Камерата Зальцбург.
ЕК Рояль Безендорфер… Вы нуждаетесь в хорошем инструменте дома? Как и где вы обычно готовите свои программы?
АГ Занимаюсь, разумеется, дома: у меня два рояля и пианино. Но, несмотря на это обилие инструментов, они уже не отвечают в полной мере моим сильно возросшим за последние годы профессиональным требованиям. Говоря проще, они очень старые и «разбитые». Увы, покупка нового рояля, цена которого сопоставима со стоимостью квартиры в Подмосковье, пока несбыточная мечта.
ЕК Что для вас оказалось самым сложным в конкурсной программе?
АГ Соната Хаммерклавир, опус 106. Она справедливо считается одной из самых трудных во всем цикле по объему, авторскому замыслу и технической сложности. Сесть и сыграть эту сонату от начала до конца и выдержать весь накал, который в ней присутствует, действительно, очень не просто. Так сложились обстоятельства, что до участия в конкурсе в моем репертуаре было много концертов с разными программами, в том числе и с бетховенскими опусами. Я играл даже наизусть переложение «Пасторальной» симфонии для фортепиано в транскрипции Ференца Листа, идущей около 50 минут. Но все равно масштабы Хаммерклавира – это что-то особенное. В итоге мне пришлось осваивать его в кратчайшие сроки, и я сразу начал учить произведение с финальной 15-минутной фуги, где у пианиста нет ни секунды, чтобы хоть немного передохнуть. Я очень волновался, играя его на втором туре и понимая, что материал еще совсем «сырой». До конкурса удалось лишь раз обыграть сонату в лицее «Ступени» у моего давнего педагога Наталии Борисовны Смирновой, да один раз принести на урок Вере Васильевне Горностаевой. Когда я узнал, что прошел в финал, я был просто счастлив.
ЕК Сейчас многие молодые выпускники консерваторий поступают в западные учебные заведения и вообще стремятся жить в Европе. Вы собираетесь еще где-то учиться и вообще пользоваться открытостью границ?
АГ При всей моей симпатии и уважении в отношении западных вузов во мне слишком живо чувство принадлежности нашей культуре, нашим исполнительским традициям. Уехать учиться или жить в Европу значило бы изменить этому чувству, чего я бы не хотел. Мне важно чувствовать себя на своем месте. И хотя я люблю путешествовать, но «как дома» я ощущаю себя лишь дома.
ЕК Прокомментируйте программу вашего дебютного концерта в Большом зале консерватории. Название «Великие сонаты Бетховена» обязывает?
АГ Очевидно, что этот год для меня прошел под знаком Бетховена. Так сложилось, что музыку трагического плана, с внутренним надломом, я понимаю лучше, она мне по-настоящему близка. Поэтому я выбрал наиболее известные драматические сонаты композитора: «Аврору», «Патетическую», «Аппассионату» и «Лунную». Да, программа – «хитовая», но для меня она еще и наполовину новая, так как две из сонат я прежде никогда не играл. Что дают «хиты»? С одной стороны, такая программа с узнаваемыми произведениями положительно влияет на наполняемость залов. С другой стороны, повышается ответственность, и создаются дополнительные трудности для исполнителя. Есть великие интерпретации этих опусов, но я пробую абстрагироваться. Работая над сонатами, стараюсь отрешиться от заезженных исполнительских формул и общепринятых трактовок, хочу открыть ноты и «с нуля» понять, что было задумано изначально.
ЕК Вас привлекает современная музыка? Считаете ли вы, что надо играть только «продаваемые» с точки зрения доступности программы?
АГ Считаю, что надо просто играть хорошую музыку и делать это хорошо, тогда она сама найдет свой путь к сердцу слушателя. Критерий «продаваемости» слишком скользкий, от лукавого, как мне кажется, и уводит на тропу, далекую от дороги служения искусству.
К сожалению, на данный момент у меня не так много в репертуаре сочинений нашего времени. Но я очень радуюсь, когда выпадает возможность поиграть замечательные произведения моих друзей-композиторов – Паши Карманова, Леши Курбатова.
ЕК Что в дальнейших планах?
АГ Сразу после концерта в Большом зале консерватории запланировано сольное выступление в Камерном зале Московской филармонии с диаметрально противоположной программой: сочинения Равеля, восемь этюдов Папандопуло и Седьмая соната Прокофьева. У нас еще будут совместные концерты вместе с Вадимом Холоденко и Лукасом Генюшасом. Мы периодически играем с арфисткой Оксаной Сидягиной новые программы с современной музыкой. Не могу понять, почему арфовый репертуар так редко звучит. Я вижу по реакции слушателей, как им интересно открывать для себя этот инструмент. Ведь арфа – это не только соло в «Лебедином озере». Недавно был еще один очень интересный музыкально-поэтический проект «Посвящается Ялте» на музыку Шнитке и стихи Бродского, который мы сделали вместе с виолончелистом Борисом Андриановым, артистами Артуром Смольяниновым (внесен в реестр иноагентов) и Евгенией Брик. Надеюсь, этот проект станет постоянным в афише. Это минимализм, не театр в привычном смысле, но получилось эффектно.
ЕК Вам доводилось уже участвовать в подобных кроссовер-акциях?
АГ Недавно возвратился из Риги, где как раз играл в схожем проекте моего друга Юры Медяника, который называется «Иоганн Себастьян Бах. История любви». Как и в «Ялте», это синтез музыки и театра: изумительная актриса Ирина Апексимова читалa дневники и письма Анны Магдалены Бах, а мы с Юрой и оркестром Pluri Art играли музыку ее великого супруга. На мой взгляд, вышло очень пронзительно и убедительно.
ЕК Не считаете ли вы, что надо менять формат академического концерта, ставший каким-то ритуалом?
АГ Мне не кажется, что традиционная форма концерта изжила себя и превратилась в ритуал или формальность. Достаточно проследить за реакцией публики, когда выступает какой-нибудь по-настоящему хороший музыкант. Становится очевидным, что для слушателя этот формат все еще очень и очень актуален.
ЕК Учитывая неразвитость индустрии менеджмента в России, поинтересуюсь: кто-то занимается организацией ваших концертов?
АГ У меня пока нет менеджера, но, надеюсь, все прояснится в скором будущем.
* Беседа подготовлена при участии Екатерины Андреас
