Майкл Пол:
Хороший педагог по вокалу должен быть хозяином своего голоса

МП Я всегда интересовался, как работает голос, и мне очень повезло, что у меня с самого начала были очень хорошие учителя. В конечном итоге я прошел стажировку с доктором Анат Кейдар в хирургическом отделении головы и шеи Рузвельтского госпиталя в Нью-Йорке, где работал и доктор Энтони Йан. Я провел 500 часов в голосовой лаборатории, досконально изучая травматический инструментарий, и отталкивался от этого – не от хорошего пения к лучшему, а от воистину плохого пения обратно к лучшему.

ЙТ Я читал об Анат Кейдар, есть немало статей о ней и на английском, и на иврите. Как вы пришли к общению с ней, с ее методами и подходом?

МП Здесь мне просто повезло: Анат Кейдар была одним из преподавателей субботнего семинара в хоровом колледже Вестминстера в Нью-Джерси, где я получал степень бакалавра. Я слушал ее лекции на этих семинарах и убедился в том, что она уникальный эксперт. А я в это время дружил с парнем, который учился со мной около полутора лет и имел редкое расстройство, называемое «спастической дисфонией». Он ходил к терапевту три раза в неделю, но тот не воспринимал всерьез его проблемы, считая, что причиной является его психическая неуравновешенность, когда на самом деле это было неврологическое расстройство. И тогда я решился обратиться к Анат Кейдар и рассказать о проблеме моего товарища. Я сразу признался, что не знаю специфики и физиологии, что просто не понимаю, в чем дело, и хочу, чтобы она его посмотрела.

Анат встретилась с ним и в течение трех минут поставила диагноз и показала путь к решению проблемы. Спустя некоторое время я позвонил ей сказать спасибо и попытался выяснить возможность поработать с ней, пройти у нее стажировку. На что она ответила: «Да, я с радостью тебя приму». В первые же дни она дала мне гору материалов для чтения и потребовала, чтобы я прошел курсы дополнительной педагогики, анатомии, физиологии, прежде чем начать работать с ней.

ЙТ Вы убеждены, что большинство проблем у вокалистов не физиологического, а психологического толка?

МП Да, большинство вокальных проблем связаны с дисбалансом между голосовыми данными и возможностями человека, с его неспособностью проявить заложенное в нем, выразить то, что нередко приводит к голосовым нарушениям и даже патологическим изменениям. Есть очень мало певцов, у которых с самого начала все это действительно сбалансировано. И это естественно, как у действующих спортсменов, у которых нередко бывают физические травмы. Однако, возвращаясь к вокалистам, у них большинство изначальных проблем возникают на основе психологического состояния, из-за конфликта между голосовыми возможностями и неким сдерживанием его и даже вытеснением.

ЙТ Можете ли вы привести мне несколько примеров, чтобы проиллюстрировать, конечно, без имен, но с интересными историями?

МП Я ни в коем случае не буду называть имена, но у меня по сегодняшний день есть певец-тенор, который работает со мной уже немало времени. Его отец был хронический алкоголик, который избивал его, бил его мать, что вызвало у моего подопечного ряд тяжелых психологических и эмоциональных проблем, которые, в свою очередь, привели к проблемам вокального характера. С ними он и обратился ко мне.

После первых же спетых им фраз я понял, что его репертуар слишком высок для него. И тогда я начал работать с ним индивидуально. Я положил свою руку между подъязычной костью и щитовидкой, сразу почувствовал, что это место буквально в прямом смысле физиологически закрыто. Честно говоря, я заранее знал, что оно закрыто, но должен был убедиться физически. И когда я раскрыл это пространство, голос начал открываться, а затем просто на глазах возник, проявился другой голос. Когда это произошло, мой подопечный упал на пол и разрыдался. После чего я – очень осторожно и деликатно – начал «докапываться» до психологической причины и попросил его, в конце концов, рассказать мне о взаимоотношениях со своим отцом. После его откровенного рассказа все это обрело смысл. В течение многих лет он был как бы «кастрирован» своим отцом. У этого парня был намного более низкий, мощный, наполненный богатством тембров, более глубокий, я бы даже сказал, мрачный вокальный инструмент. Он по своему сложению просто гигант, шесть и четыре десятых фута (193 см) ростом, он огромен! И когда мы начали использовать этот ресурс, раскрывать голос, разрабатывать новую технику, основанную на более легком звукоизвлечении, а не на использовании мышц шеи или выдавливании, то он немедленно начал овладевать репертуаром абсолютно новым и недоступным доселе для него. Теперь у него впечатляющая международная карьера.

ЙТ А как это у вас происходит? Это интуиция или колоссальный опыт? Или и то, и другое?

МП Я много говорю о «кинестетическом одушевлении», или, как это еще называют, эмпатии, собственном самоощущении тела другого человека. Когда певец поет, я, как правило, ощущаю на своем теле то, что он делает со своим голосом, и начинаю с этого собственного ощущения выяснять, где же именно проблема. Зачастую это внешне выглядит так, будто проблема заключается в излишней напряженности, защемлении, или вам кажется, что горло закрыто, или язык оттягивается назад. Но когда вы начинаете как бы соощущать, что делает певец, вы можете быть удивлены тем, что все далеко не так.

ЙТ Как быстро вы определяете существующие у вокалиста проблемы?

МП Буквально после первых же нескольких пропетых фраз.

ЙТ И как быстро вы узнаете путь к решению?

МП Достаточно быстро. Но сам процесс более сложный и длительный.

выходить на сцену вечер за вечером, раскрывать свое сердце и свою личность на сцене, демонстрировать свою технику, испытывать свой голос, свои эмоции – это требует мужества

ЙТ Я видел, как вы реагировали на некоторые вещи, и было необычайно интересно наблюдать, как вы умеете определять, что это не его или не ее вокальная тесситура, что он не тенор, а баритон и наоборот, или же она не сопрано, а меццо. И это у выступающих, концертирующих певцов!

МП Я вижу, что есть у вокалиста, затем чувствую, что он делает. Затем начинаю выискивать то, чего он не делает, а уже затем придумываю формулу для панацеи.

ЙТ Меня поразила ваша способность владеть собственным голосом в совершенно разных диапазонах. Вы легко переходили от сопрановых партий к теноровым или баритональным, с восхитительной свободой исполняя самые сложные фиоритуры.

МП Я думаю, что каждый хороший педагог по вокалу должен быть хозяином своего голоса. Увы, есть масса учителей, которые не владеют собственным голосом. Преподавать вокал – это призвание, почти что духовного уровня, куда больше, чем просто зарабатывание денег.

ЙТ У вас и впечатляющие энциклопедические знания, и не только в области оперного исполнительства или того, что связано с оперной деятельностью…

МП Надо непрерывно слушать и слышать. Я слушаю оперу с тех пор, как мне исполнилось 15 лет. В те годы это было намного сложнее. Мне надо было проехать около пяти миль (8 км) на велосипеде до ближайшей библиотеки, где я сидел в читальном зале и в наушниках слушал оперные арии и целые спектакли. А так как многое мне было незнакомо, к примеру, имена исполнителей, их биографии, да и оперная литература, то искал эту информацию в различных источниках, а затем слушал их исполнение отдельно, фрагментами.

Со временем мне начали позволять брать альбомы и книги с собой, я клал их в рюкзак и ехал на велосипеде домой, где мог слушать часами, снова и снова. А так как в те времена выдавали книги на дом не более, чем на месяц, мне приходилось многое запоминать, продолжая тренировать свою память, как музыкальную, так и текстовую. Так я учился, отсюда мои познания.

ЙТ А знакомство с различными стилями, эпохами, манерами исполнения?

МП Я пошел в школу, где преподавание велось на очень высоком уровне большими профессионалами, поэтому я имел возможность работать с лучшими из лучших. У нас были отличные мастер-классы, тоже с очень хорошими педагогами в Нью-Йорке. И хотя французский стиль дался мне очень легко, ибо я уже говорил по-французски, встречи с такой личностью, как пианист Далтон Болдуин из круга Пьера Бернака, Пуленка, Жерара Сузе, дали мне невероятно много.

ЙТ А каков ваш подход в проведении подобных мастер-классов, как здесь?

МП Я стремлюсь к тому, чтобы это было просто, не хочу все усложнять. Посему на программе есть в основном один педагог-наставник, и это я. Кроме того, я пригласил отличных корепетиторов. Они прекрасные пианисты, со знаниями вокальных особенностей и владением вокальным репертуаром. К примеру, Айк Григорян является истинным экспертом в области музыки барокко. Я не встречал кого-либо, воспринимающего музыку Баха и Генделя столь тонко и интуитивно. Я работаю с замечательной пианисткой-коучем Мэри Пинто, которая является консультантом в моей студии в Нью-Йорке, и она великолепно дополняет картину. У нас есть итальянский педагог Сабрина Тройзе, которая является одной из жемчужин Италии. Кроме того, в разные годы мы приглашали и других коучей. У нас преподавал итальянец Джанлука Пальюсо, мы приглашали Михаэля Халлака, который является знатоком французского и немецкого репертуара и, вероятно, одним из лучших французских педагогов в мире на сегодня, а его немецкий также безупречен. Это хорошо с точки зрения творческих взаимоотношений – множество самых разных педагогов в разное время. И это то, на чем мы концентрируем внимание: собираем единомышленников, которые стремятся помочь нашим участникам быть услышанными, замеченными. Нередко в конце программы мы привозим агентов, и в этом, в принципе, вся суть: певцы получают реально профессиональную обратную связь, ценные контакты для поддержания продолжительной и впечатляющей карьеры.

ЙТ Вас иногда разочаровывает результат того, что происходит в конце курса с тем или иным певцом?

МП Нет, это не место, чтобы разочароваться в певце… Знаете, единственное, что может послужить предметом разочарования, – это когда кто-то уходит. Когда он или она просто уходят. Это меня беспокоит, волнует, рождает боль, потому что они покидают, не осознав своего потенциала, заложенных возможностей. Ведь я уже двенадцать лет каждое лето провожу этот мастер-класс здесь, на Искье. Это часть моего профессионального графика. Сюда приезжают и мои постоянные студенты, которые сделали весьма впечатляющую карьеру, и те, кто ищет решения своих профессиональных проблем, и такие, кто только начинает свой путь на оперных или концертных подмостках. Конечно, мне особенно близки те, кто поверил в меня и не разочаровался.

ЙТ У вас на визитной карточке написано «частный преподаватель» – и все.

МП Да, я не работаю ни в одном из университетов, я не работаю и в оперном театре. С нынешнего года я приглашен преподавать в молодежной программе Метрополитен-оперы в Нью-Йорке. Но и там у меня три-четыре ученика.

Мои подопечные поют в разных театрах, во многих странах, поэтому я и известен в оперных кругах. Я просто устал тратить свое время на обучение артистов хора. Я пробовал за это время поработать в разных оперных театрах, но мне действительно нравится быть частным педагогом по вокалу.

ЙТ Это желание не заключать себя в официальные рамки?

МП И это, и чувство свободы. Я могу разработать программу, которую не используют ни университеты, ни другие привычные образовательные структуры. Мне нравится беседовать и объяснять моим слушателям многие вещи не только с помощью вокальных примеров.

ЙТ Действительно, на занятиях вы демонстрируете немалые познания в искусстве, в кинематографе, в театре, в философии, в литературе…

МП Я люблю читать литературу, не имеющую отношения к профессии, мне нравится смотреть самые разные фильмы. Я интересуюсь политикой, я люблю искусство, посещаю множество музеев. Мне просто нравится быть культурным человеком, вот и все.

ЙТ На одном из занятий, когда разговор зашел о мужестве и силе духа, вы рассказали удивительную историю об одном спасении во время Холокоста.

МП Да, я считаю, что храбрость – это то, чему нужно научиться, и женщина, которую я знал, жившая через дорогу от меня – я всегда называл ее мадам Гале, – она пересекла Пиренеи. И это была очень интересная история тех евреев, которые, покинув Париж, спасаясь от нацистов, должны были пересечь границу с Испанией в районе Пиренеев или Альпы по дороге в Швейцарию. И это зимой, в горах, когда вдоль границ были нацистские патрули. У этой женщины было поразительное мужество, безграничная надежда, бесконечная воля к борьбе и стремление выжить. И, пройдя через все эти страдания, она наслаждалась каждым моментом жизни. И это всегда меня вдохновляло.

ЙТ Но вы рассказывали эту историю в беседе с оперными певцами! Причем тут мужество, храбрость?

МП Послушайте, выходить на сцену вечер за вечером, раскрывать свое сердце и свою личность на сцене, демонстрировать свою технику, испытывать свой голос, свои эмоции – это требует мужества. Можете себе представить психологическую нагрузку на каждого из наших студентов? И я очень горжусь своими учениками. Они все сражаются, они – бойцы. Те, у кого нет подобных качеств, просто не остаются, они не выдерживают.

ЙТ Я видел, что вы работаете с одним российским пианистом, Сергеем Иоровым, блестяще владеющим широким оперным репертуаром. Поражает не только его диапазон, но и чуткое «слышание» вокалистов. Как вы его нашли?

МП Я встретился с ним на мастер-классе, который я давал в московской Академии хорового искусства. И я сразу понял, что он фантастический, потрясающий концертный пианист, который с большой любознательностью относится к оперному репертуару. С тех пор он сотрудничает со мной в Нью-Йорке – знает репертуар, стиль моего преподавания, мои методы, как я учу, и нам очень удобно вместе.

ЙТ Иногда вы очень жестоки со своими учениками…

МП Ну, это ничто по сравнению с жестокостью некоторых дирижеров или действительно силовыми методами некоторых оперных интендантов или оперных агентов. Но от меня они получают жестокую любовь, хотя в других случаях они не получают любви, они просто получают жестокость… Поэтому, если они не могут справиться с моей любовной жестокостью, то они не смогут справиться с этим нигде и никогда. Я их закаляю.