События
«Русское концертное агентство», учрежденное и возглавляемое успешным импрессарио Дмитрием Гринченко в 2007 году, работает, преимущественно с Юрием Башметом и его двумя оркестрами, «Солисты Москвы» и «Новая Россия». С именем Башмета связаны и несколько фестивалей, которые маркируют времена года во всех концах нашей необъятной: Зимний – в Сочи, весенний, приуроченный к майским праздникам – в Ярославле, осенний – в Хабаровске, а с некоторых пор и во Владивостоке.
Летом же активность агентства и его партнеров направлена на Европу: последние несколько лет в местечке Просекко, где производят знаменитое игристое вино, проходит мини-фестиваль.
Параллельно концертной, все большее место в проектах Башмета занимает просветительско–учебная деятельность: организуются мастер-классы для инструменталистов и композиторов, летние Академии, семинары для молодых критиков. В этом году в Ярославле впервые проходила Международная Академия Барокко по пяти специальностям: вокал,скрипка, виолончель, флейта, клавесин. А также Школа молодых журналистов, с которыми занимались ведущие специалисты электронных медиа.
Концертная программа составляется с учетом акустических качеств и кубатуры зала Ярославской филармонии: зал не очень велик, поэтому камерных программ, по сравнению с Зимним фестивалем в Сочи, в Ярославле заметно больше. Что, впрочем, не исключало пары внушительных гала-концертов, традиционно открывавших и закрывавших фестиваль.
ВСТУПИЛ КНЯЗЬ ИГОРЬ В ЗОЛОТОЕ СТРЕМЯ
На концерте-открытии состоялась мировая премьера кантаты Алексея Сюмака «Двенадцать» по поэме Александра Блока, с которой удачно сочеталось «Слово о полку Игореве» Александра Чайковского – драматическая симфония для альта, чтеца, симфонического и народного оркестров. Это сочинение относительно новое – премьера его прошла в феврале 2018 года на Зимнем фестивале в Сочи. Баланс новой и популярной академической музыки – основополагающий принцип для составителей фестивальной программы – был соблюден и на этот раз: в том же концерте прозвучали инструментальные концерты Сен-Санса, Чайковского и Грига.
Интерес публики дополнительно подогревался участием известного актера Михаила Ефремова – чтеца, партия которого в «Слове» определяла многое. Ефремов зачитывал большие фрагменты текста старинной летописи, четко артикулируя, порою возвышая голос до пафосного скандирования, но сохраняя при этом неподражаемо естественную «ефремовскую» интонацию. Партия чтеца ритмически согласована и синхронизирована с оркестром; и он ни разу не нарушил заданный автором ритм.
По жанру «Слово» Чайковского – скорее кантата, нежели «драматическая симфония». Функция солистов возложена на альтиста (партию альта исполнял Юрий Башмет) и чтеца-декламатора. Партия альта исключительно важна: это alter ego Игоря, мучительно переживающего свое поражение, гибель дружины и мучительный разлад с самим собою.
В партитуре соединены два оркестра – симфонический и народных инструментов, и это определяет не только тембровую, но и смысловую специфику сочинения. Как известно, звучание академического оркестра мощнее и, если так можно выразиться, «мясистее» звучания оркестра народных инструментов. Жирное, раскатистое вибрато струнной группы заглушает треньканье домр и балалаек. Поэтому автор прибег к напрашивающемуся приему разделения: почти нигде инструменты народные и академические не играют вместе, только попеременно. Это переключение дает выразительный эффект: два пласта музыкального повествования предстают в разном тембровом облачении и совмещаются лишь в моменты мощных кульминаций.
Чайковский создал по канве древнерусской повести произведение в высшей степени театральное, украшенное броскими звукоизобразительными приемами, контрастными сопоставлениями – и отнюдь не стеснялся прибегать к предсказуемым приемам оркестрового письма. На словах Игоря «Хочу положить свою голову или выпить шеломом из Дона» начинается могучая волна кульминации, обрывающаяся с раскатистым ударом гонга. Слова «Тьму-тараканский идол» сопровождаются глухим тревожным пиццикато струнных и тремоло альта. Подобная сиюминутная, «реактивная» иллюстративность музыки свидетельствует о том, что автор пошел не по пути глубоких философских обобщений, генерализующих важнейшие образы повести, но решился следовать за текстом, создавая в каждый момент некий музыкальный эквивалент ему. Квазирусские раздольные темы поручаются оркестру народных инструментов; имитация цокота копыт ожидаемо поручена ударным и кастаньетам; в это же время «народники» стучат по декам домр и балалаек. Важную тембровую краску вносит аккордеон, на словах «Дремлет в поле олегово храброе гнездо».
Таким образом, в сочинении явственно различаются четыре семантических слоя: собственно рассказ о событии, вложенный в уста чтеца; инструментальный, взволнованно-сочувственный комментарий к рассказу, порученный солирующему альту; музыкальная иллюстрация событийного ряда, доверенная симфоническому оркестру; и обобщенное, надбытийное русское начало, репрезентируемое оркестром народных инструментов.
У огромного по габаритам альта Башмета звук бархатистый и объемный, почти как у виолончели. Лирические эпизоды сопровождались аккордами арпеджиато, в подражание гуслям – ведь в летописи присутствует и образ былинного Бояна. А завершается опус беспокойным однообразным движением в остинатном ритме – музыкальным perpetuum mobile, с «тикающими» аккордами, как бы отсылающими к вечности, в духе финалов позднего Шостаковича. Последнее слово, прошелестевшее напоследок – «Аминь» – впрямую отсылает к финалу «Бориса Годунова» – «Успне…»
С точки зрения формальной логики и конструктивных особенностей сочинение Чайковского сработано добротно, качественно, на совесть. Ему даже удалось уклониться от прямых коннотаций с «Князем Игорем» Бородина – что было почти неизбежно. Главное же достоинство сочинения – в том, что оно написано доступным, демократичным, понятным каждому языком, и, стало быть, обращено к миллионам. Эту доступность обеспечивает множество внемузыкальных «подпорок», в виде литературного текста, звукоподражания и приемов оркестрового письма, генетически восходящих к эстетике «кучкизма». Не шедевр, но вполне годный к употреблению художественный продукт «прямого воздействия», притом удивительно точно резонирующий с принятом ныне официальным дискурсом: история, православие, народность. К слову, в последнее время несколько ослабевшим: но сочинение-то писалось в конце 2017 года.
МЫ НА ГОРЕ ВСЕМ БУРЖУЯМ МИРОВОЙ ПОЖАР РАЗДУЕМ
Кантата Алексея Сюмака «Двенадцать» для двух солистов и оркестра, мировая премьера которой состоялась на том же гала-концерте, написана столь же крепко и доброкачественно – в этом он оказался достойным учеником своего профессора, Александра Чайковского. Но яркого музыкального материала в опусе оказалось маловато. Роднит кантату с опусом Чайковского обращение к важному литературному памятнику : в исторической перспективе поэма Блока – сочинение не менее значимое для характеристики переломной эпохи, чем «Слово». В музыке кантаты прослеживается явное стремление выдать «верняк» – то есть соответствовать ожиданиям как заказчика, так и публики.
Открывается кантата агрессивно-поступательным движением, в духе «музыки машин» (привет от Мосолова) с кричащей медью и сменяется утрированно-пафосной декламацией тенора (Ярослав Абаимов). Заполошно-тревожная пульсация первого раздела – так и чудится колючая февральская поземка – удачно найденный звукообраз. Во второй части резкие, как сдвоенные удары молота, акценты – «Холодно, товарищи, холодно!» – перебиваются лихорадочно-частушечной скороговоркой. Модель угадывается безошибочно – конечно, Щедрин 60-х годов, и его ранняя опера «Не только любовь».
Автор часто (пожалуй, слишком часто) прибегает к резким динамическим переключениям. После крика и фортиссимо вдруг возникает призрачный дуэт-канон, совсем из «другой оперы» – скажем, Джорджа Бенджамина; капельно-звонкое фортепиано, томительные струнные педали, порою чудится погребальный шаг… При этом омузыкаленного текста до изумления мало: вместо подробно выписанной вокальной партии у тенора, большей частью, декламация, а певице Екатерине Щербаченко вокального текста досталось и того меньше. Фоновые шорохи, сонорные размытые кластеры, использование разнообразных языковых матриц; партитура кантаты разрежена, словно автор изо всех сил растягивал ее на заданный текст поэмы Блока. Можно счесть это стилевой особенностью музыки Сюмака; впрочем, возможны и другие интерпретации.
ТРУБАЧ, ПИАНИСТ И ВИОЛОНЧЕЛИСТКА
В том же гала-концерте Сергей Накаряков бодро отыграл «Вариации на тему рококо» Чайковского, переложенные для солирующей трубы. Техничный инструмент в руках трубача-виртуоза без помарки воспроизводил заковыристые пассажи, выписанные Петром Ильичом для солирующей виолончели; хорошо прозвучали и лирические эпизоды, гладко и шустро пролетели быстрые разделы.
Еще один заявленный в программе виолончельный концерт – Сен-Санса – был сыгран на аутентичном инструменте Надеж Роша. Молодая бельгийская виолончелистка стала украшением вечера; изумительнаясвобода владения инструментом, отличное чувство ритма, почти идеальный контакт с оркестром и естественно музыкальная, непринужденная манера игры. Звук ее инструмента был наполненным, теплым и подкупающе женственным.
Южнокорейский пианист Сунвоок Ким отыграл сольную партию в фортепианном концерте Грига с тщанием и прилежанием продвинутого студента-хорошиста. В целом же насыщенная программа концерта представила пеструю смесь композиторских манер, стилей и эпох.
КОГДА ЦВЕТЕТ ПАПОРОТНИК
Как правило, один из вечеров отдается этномузыке. В этом году в Ярославль приехал знаменитый корсиканский мужской ансамбль A Filetta, («Папоротник»), репертуарный диапазон которого простирается от древних корсиканских духовных напевов и песен горцев – до обработок светских песен и современных авторских композиций, часть которых пишет руководитель ансамбля, Жан-Клод Аквавива. Ансамбль – обладатель множества престижных премий звукозаписи, в частности «Diapason D’Or», принимал участие в постановках бельгийского хореографа Сиди Ларби Шеркауи « In Memoriam» и «Puz/zle». Резковато звучащие натуральные пустые квинты и кварты (характерный признак раннего многоголосия) и терпкие диссонансы удивительно напоминали созвучия, типичные для грузинского хорового пения. Немного надтреснутые мужские голоса гулко резонировали, распевая средневековые церковные мотеты и отдельные части месс и секвенций: Kyrie Eleison и Santa Maria. Респонсорное пение, одноголосное пение в унисон и октаву, ленточное многоголосие, незатейливая народная полифония с выраженными кадансами и мерцанием минора-мажора, пение на четыре, пять и шесть голосов … Казалось, ансамбль вознамерился представить все виды и жанры акапельного пения. «Я – ничто, я никогда не буду чем-то, кроме того, что внутри меня сосредоточены все мечты мира», – пели они: напряженная тесситура и мелодия, уснащенная обильными мелизмами явно арабского происхождения, указывали на то, что на певческую культуру Корсики распространялось влияние великой монодической традиции – стиля андалуси. А напоследок, на бис, ансамбль неожиданно исполнил ностальгическую «Тбилисо», дабы подчеркнуть родство корсиканского многоголосия с грузинским.
САКСОНСКОЕ БАРОККО И НЕ ТОЛЬКО
В уютном зале Ярославской филармонии особенно хорошо воспринимается барочная музыка: бельгийский ансамбль Il Gardelino представил на четвертый день фестиваля программу, составленную сплошь из опусов композиторов саксонского барокко: рядом с Пятым Бранденбургским концертом Баха, сыгранным очень скромным составом, фактически – секстетом инструменталистов, и его же ариями из кантат и Пасхальной оратории, исполнили кантату Яна Дисмаса Зеленки – чешского композитора и современника Баха, музыку которого лишь в последнее время стали оценивать по достоинству. Солировала Лора Бинон – певица, в репертуаре которой непринужденно уживается музыка современных композиторов и барочных. Голос у нее небольшой, но хорошо обработанный; культура исполнения – выше всех похвал: ровные длинные ноты, пластично закругленная фразировка – все служило к украшению чудесных арий из кантат Баха.
В фестивальную афишу Ярославля впервые вошла сценическая музыкально-литературная композиция по мотивам «Евгения Онегина» Пушкина-Чайковского в авторской версии Башмета; спектакль не нов, но в Ярославле показывался впервые, на сцене знаменитого театра имени Волкова.
Бравый Spanish Brass, сыгравший пеструю программу – от «Истории солдата» Стравинского до Басановы Жобима, Мюнхенский камерный оркестр под управлением Клеменса Шульдта, и напоследок, в последний день фестиваля – «Моцарт и Сальери», еще одна музыкально-поэтическая композиция по маленькой трагедии Пушкина с участием Григория Сиятвинды, оркестра «Солисты Москвы» и хоровой капеллы «Ярославия» – вот далеко не полный перечень событий, развернувшихся в Ярославской филармонии в праздничные майские дни.
