Непокоренная

Для каждого из нас, любящего оперу и вокальное искусство, жившего в СССР и живущего в России, существует своя Елена Образцова. Она стала женщиной-мифом еще при жизни.

В оторванной и закрытой от всего мира стране она повторила судьбу астронавта, став одной из первых, вырвавшихся из железных объятий коммунистической державы. И вообще, она была совсем иная по сравнению с другими великими артистами, как ее предшественниками, так и современниками. Первое, что бросалось в глаза, – ее необыкновенная улыбка. Она много улыбалась, она смеялась, это было не очень принято тогда у оперных певцов, а она знала цену своему обаянию и открытости. Конечно, она могла быть в жизни и другой – и резкой, и жесткой, и капризной. Очень даже могла, чему я был не раз свидетелем. Но все же ее лейтмотив – это человеческая легкость, интерес к людям и жажда жизни.

В своем непростом жанре она виделась мне дарящей оптимизм Любовью Орловой, летящей в Кремль на автомобиле в финале кинофильма «Светлый путь» под жизнелюбивые звуки музыки Исаака Дунаевского.

До того, как она стала серьезно учиться петь, ее жизнь была типична для многих наших сограждан. Интеллигентная семья, Ленинград, война, блокада, потом разъезды по стране, даже учеба в Ростовском (на Дону) училище, желание семьи дать дочери «нормальное» образование и ее своевольное поступление в Ленинградскую консерваторию.

Воспитание довольно строгое, скромность и даже застенчивость. И вдруг совсем другое – рывок, необыкновенное честолюбие, победы на конкурсах, внимание и покровительство «самой» Галины Вишневской и приглашение 23-летней студентки дебютировать в Большом театре, в весьма непростой роли Марины Мнишек в «Борисе Годунове». Ирина Архипова, ее многолетняя коллега и соперница, рассказывала, как она была впечатлена необыкновенно свежим, ярким и ровным голосом молодой Образцовой, когда она впервые появилась в Большом театре. Через год – гастроли в Ла Скала с Большим театром, где ее сразу заприметили. Посмотрите хронику прилета труппы Большого театра в Милан и появление на трапе советских артистов. Очень красноречивый документ.

Водоворот ее судьбы стремительно закручивается. Победа на конкурсах Франсиско Виньяса в Барселоне и имени Чайковского в Москве. Гастроли театра в Париже, где она опять замечена мировым оперным истеблишментом. Дебюты на западных сценах. Сложная ситуация в борьбе за лидерство в театре (и даже более) между тремя суперзвездами Большого – Вишневской, Архиповой и Образцовой. Три великих певицы, заключенные в этот замкнутый сосуд, то дружат, то конфликтуют. Но именно Образцова поет премьеру «Трубадура» в 1972 году, и только знавшие ситуацию понимают, что это тогда для нее значило.

Идет дальнейшее развертывание этой удивительной судьбы. Дебюты 1976 года в Ла Скала («Вертер») и Метрополитен («Аида»).

Покорены оперные Килиманджаро, Монблан и Джомолунгма. Партнерство с великими дирижерами, режиссерами и певцами. Альфредо Краус, Монтсеррат Кабалье, Пласидо Доминго, Франко Дзеффирелли, Мирелла Френи, Джоан Сазерленд, Лучано Паваротти. Она вошла в сонм небожителей. Наконец, страстно ею желанное приглашение Зевса- громовержца от музыки, Герберта фон Караяна и запись оперы Верди «Трубадур» с Леонтин Прайс и Пьеро Каппуччилли. Трансляция на весь мир (тогда это было очень большой редкостью) юбилейных для Ла Скала спектаклей «Дон Карлос» и «Бал-маскарад» под управлением Клаудио Аббадо. Реквием Верди с Паваротти, Френи, Гяуровым и опять Аббадо. Два года спустя она спела свой великий сольник в Японии. Это был ее абсолютный пик. С такой эмоциональностью и вокальной щедростью давно никто не пел. Великие для Образцовой годы.

Сейчас я перечисляю вехи ее творчества, и аж дух захватывает. А представьте, как это воспринималось в эпоху железного занавеса? Не думаю, что все это доставалось ей легко.

Она вела сложную и порой рискованную игру с правящими кругами. Приходилось петь в правительственных концертах, петь то, что она сама бы никогда петь не стала, учить тех, на кого бы она при других обстоятельствах и внимания бы не обратила. Но тем не менее она сумела абстрагироваться от системы, не ассоциироваться с ней.

Но это не помогло в 1980-м, когда начались санкции против СССР и советских артистов из-за начала Афганской войны (ох, уж эти санкции!). Для большой международной карьеры было потеряно несколько самых лучших лет.

Образцова начала преподавать в консерватории. Позже она много времени посвящала мастер-классам за рубежом, несколько месяцев в году проводила в Японии. Она стала работать в жюри международных конкурсов – в Барселоне, где она была триумфатором когда-то, в Москве на Конкурсе Чайковского.

Но ей было тесно в рамках чужих проектов, и она основала свой собственный конкурс в Петербурге (с двумя вкраплениями Москвы). И этот конкурс стал одним из самых ярких и популярных на российской территории. Всех своих «дружочков», как она выражалась, она смогла привлечь к работе в жюри и для мастер-классов в рамках конкурса. Рената Скотто, Федора Барбьери, Ричард Бонинг, Джоан Сазерленд, Илеана Котрубаш, Тереса Берганса – список ее «священных чудовищ» внушителен.

Она обратила внимание на тогда никому не известную Наталью Игнатенко, организовавшую Фонд Елены Образцовой, без которого трудно представить нынешний культурный ландшафт страны.

Эти строки – не статья в Википедии, не биография певицы. В них названо далеко не все, и многое здесь – от  восприятия человека, выросшего на этих событиях и свершениях.

К некоторым мне довелось иметь прямое отношение. Наблюдения за ней в Большом театре, на съемках, первый визит домой к Елене Васильевне с одним из моих первых учеников, Дмитрием Корчаком. Мы много работали вместе в разных конкурсных жюри, порой это было очень весело, а порой весьма непросто. Она приглашала меня иногда домой и почему-то советовалась о репертуаре для концертов. Я даже что-то пытался ей саккомпанировать во время этих встреч. В день ее отъезда в свою последнюю печальную гастроль в Германию, в клинику, она мне оставила пронзительно-трогательную записку со словами прощания и веры.

Какая сила личности…

А до этого были несколько замечательных лет ее работы с артистами Молодежной программы Большого театра.

В Елене Васильевне было много замечательных педагогических качеств. Во-первых, она была внутренне очень свободным человеком. Это большая редкость, особенно в России, о чем я должен сказать с некоторой горечью. Уж очень зажаты в большинстве своем наши люди, и даже артисты, большие артисты. Все играют в жизни какую-то роль. Образцова, может быть, в большей степени, чем другие, была самой собой. А это очень заражало и публику, и молодых артистов. Ставило их на путь к свободе.

Конечно, она была выдающимся интерпретатором. И она захватывающим образом демонстрировала это на мастер-классах. Практически она работала как режиссер, и режиссер очень интересный, серьезный. Кстати, мне нравился поставленный ею в Большом театре «Вертер». Поверьте, это было намного убедительнее сделано, чем многие постановки именитых и опытных режиссеров.

У нее было то, что я очень ценю в любом артисте, – богатая художественная фантазия. Она, когда пела, не просто точно знала, что она делает и о чем поет, она все вокруг себя видела, видела эту реальность, в которой живет ее героиня. Как это глубоко сказано у Жорж Санд устами Николы Порпоры про его ученицу Консуэло: «У нее было большее, чем знание, у нее было понимание».

И еще две важные вещи, которые меня тогда поразили, – она всегда приходила задолго до начала работы. Я, к своему стыду, никогда не мог ее опередить. Это пример изумительной внутренней дисциплины. И второе – ее ребяческое хулиганство. В этом чудесном актерском качестве она была просто неподражаема. Поэтому помимо оперы и камерной музыки она пела прекрасные песни Блантера, оперетту и даже джаз. Поэтому она в нашей памяти останется не лауреатом Ленинской премии, Героем Социалистического труда и народной артисткой СССР, а ярчайшей личностью, одной из самых-самых в блестящей плеяде советских артистов второй половины прошлого века на непростом фоне заката великой и беспощадной коммунистической империи.