Ирина Черномурова:
DanceInversion – это боль и наслаждение, упоение формой и мощные сюжеты

ОР В этом году исполняется 20 лет фестивалю DanceInversion, на котором мы все в каком-то смысле выросли как профессионалы, потому что изначально это было окно в мир – мир современного танца. И что очень важно, фестиваль неуклонно развивался, рос, креп… Потому что часто бывает иначе: яркое начало, вспышка, а потом затея превращается в рутину, сбавляет обороты.

ИЧ Я с вами согласна: проще сделать фестиваль один раз, «выстрелить», гораздо сложнее создавать проекты, которые живут во времени. Они должны развиваться, вслушиваться в окружающий мир, вслушиваться в себя и периодически нуждаются в переосмыслении. Первые фестивали рождались легко, мы были ненасытны. В России тогда вообще не было фестивалей такого рода, даже в столице, нам нетрудно было «кидать шары»: все было в новинку. Вообще, первый этап был замечательным: мы сами учились и как-то быстро-быстро представили несколько роскошных культовых имен. Сейчас я думаю: боже мой, к нам приезжал Иржи Килиан, который с тех пор так больше в России и не был (теперь уже из-за заболевания, которое позволяет ему передвигаться только на машине). Ян Фабр, Триша Браун, Анжелен Прельжокаж – фантастические первые топ-имена, которые были представлены.

А вот дальше стали возникать проблемы, потому что очевидного и прекрасного не так много. Как жить дальше, как развивать, как показывать современный танец?  Кто приходит на смену топовым фигурам? Тут требовались дополнительные усилия и знания, надо было становиться профессионалами – ведь на первом этапе мы были очень хорошими учениками, влюбленными в идею показать другой, неклассический танец. А ответить на вопрос, в какую сторону развивается современный танец, что и как в нем открывать, что привозить, оказалось куда сложнее.

ОР К тому же у вас конкуренция огромная, потому что Чеховский фестиваль, например,  тоже привозит много современного танца…

ИЧ Эта  ситуация возникла лет 10 назад… Поначалу никакой конкуренции не было, мы чувствовали себя свободно. В эту область современного танца как раз никто не ходил. Более того, нас еще согревала идея русских «босоножек» (так мы называем танец без пуанта), они очень хотели прорваться в центральные города (а главным тогда был Витебский фестиваль). Молодые Оля Пона, Таня Баганова, прекрасный Женя Панфилов… На первых фестивалях мы всегда показывали наши группы – гала-концерты, спектакли, чтобы помочь их становлению, признанию. И мне кажется, эта работа способствовала тому, чтобы их признало профессиональное сообщество, а на «Золотой Маске» появилась номинация «современный танец».

ОР Сейчас даже трудно поверить, что ее когда-то не было.

ИЧ Не было, не было. Это же все появилось после наших фестивалей – Европейского фестиваля современного танца (EDF) и Фестиваля современного  американского танца (ADF). Именно из них вырос DanceInversion.

ОР А в последние годы российских групп у вас как раз нет…

ИЧ Объясню, почему. По мере того, как они встали на ноги и легализовались, их стала представлять «Золотая Маска»: стало бессмысленно работать в дубль. И мы, выполнив миссию презентации русского контемпорари на территории академического театра, передали эту работу «Золотой Маске».

ОР Итак, в 2003 году вы превратились в DanceInversion (в переводе – «инверсия танца»).

ИЧ Да, потому что в какой-то момент поняли, что деление на территории стало очень сковывать. Стоит ли делить танец на американский модерн и европейский контемпорари? И когда наш выбор пал на канадского хореографа Эдуарда Лока (приезжал на наш фестиваль в 2003-м), стало понятно, что надо делать пространство единым, тогда мы и решили называться «DanceInversion», перестав быть только «Евродансом» (EDF) и «Американ данс фестивалем» (ADF). Для начала надо было осознать, что танец многообразен, он существует в разных точках мира, и мы объединились под этим названием, предполагая, что теперь любая инверсия танца может стать предметом показа на фестивале.

ОР Сейчас у вас выстроилась концепция, в основе которой – широкая география. Я вспоминаю ваши фестивали 2, 4, 6 лет назад: вы привозили труппы из Австралии, Новой Зеландии, Бразилии…

ИЧ Да, за эти 20 лет мы делали не только фестивали, но и Недели немецкой, французской хореографии, американского танца, а еще отдельные проекты – как, например, «Жизель» Матса Эка (Балет Лионской оперы). Стало вдруг очевидно, что мультикультурность в определенной мере опасна, потому что она ведет к универсализму и нивелировке каких-то важных вещей. И я сказала себе: надо искать хореографов, которые несут в себе другой генетический код – тот, что всегда питал европейское искусство и продолжает его питать. Поворот к элементам национального в танце дает свой результат до сих пор. Акрам Хан  – британский танцовщик бангладешского происхождения, Сиди Лярби Шеркауи – бельгиец с марокканскими корнями, Шен Вей – китайский художник и хореограф, работающий в Нью-Йорке… Вдруг возник ряд имен, компаний и территорий, которые представляют свой необычный взгляд на искусство и современный танец. Думаю, это был правильный ход, который дал нам возможность жить дальше.

ОР Хочу обратить внимание на важную особенность вашего формата: вы сочетаете то, что давно уже любимо публикой…

ИЧ …назовем это классикой…

ОР …да, и в данном случае – это, например,  NDT (Нидерландский театр танца) – я перехожу уже к афише предстоящего фестиваля. А с другой стороны – вы всегда открываете новые миры. На юбилейном фестивале будет Китай…

ИЧ …а также Ливан, испанские баски, американский степ.

ОР  Вообще юбилейная афиша мне кажется особенно мощной – девять спектаклей, да каких!

ИЧ Да, девять спектаклей девяти компаний мира. Это некоторый предел, такой фестиваль сделать непросто (в прошлый раз, скажем, спектаклей было восемь). Ведь наш принцип неизменен: обязательно давать что-то новое, открывать компании для России. А иногда и представить страну, как мы это делали с Новой Зеландией, Бразилией, ЮАР. Юбилейная программа продолжает эту традицию: мы не хватаемся за известные бренды, за то, что на слуху, что публика любит. Конечно, немного опасно привозить новое и неизвестное, зато очень интересно. И мне кажется, наши зрители как раз ждут открытий: какие будут новые компании, новые хореографы?

ОР Перейдем к афише этого года. Прокомментируйте, пожалуйста, ваш выбор.

ИЧ Я очень горжусь испанским спектаклем «Оскара» хореографа Маркоса Морау. Это имя уже очень известно в Европе, а мы его еще не знаем. Этот спектакль компании басков «Кукай» уже объездил несколько фестивалей, в том числе побывал в Монте-Карло и не только. Мне приятно узнавать об этом – значит,  я не ошиблась в выборе.

Еще о национальном. Мы всегда на фестивалях представляли Америку, но сейчас я поставила задачу найти что-то необычное. У меня была идея показать компанию степа – лучше американцев его никто не исполняет, мы знаем это искусство по голливудским фильмам, по Фреду Астеру. И наконец теперь звезды сошлись, и мы представляем компанию «Дорранс дэнс», которая абсолютно эксклюзивна и необычайно востребована: их трудно поймать. Все три их пьесы основаны на степе, но при этом в них есть «прививка» контемпорари дэнс. Так что мы показываем американский степ не в эстрадном виде, не в том, к которому приучил Астер, а в сочетании с современным танцем: это пьесы со своим развитием, сюжетом. И это подлинное национальное искусство США.

ОР А у нас степ называется чечеткой…

ИЧ Да, у нас тоже есть, но американцы придали этому танцу особый шик. И конечно, эта джазовая импровизационная природа музыки, которая лежит в основе самого танца, очень важна.

ОР Теперь о Китае. Летом было много китайских компаний на Чеховском фестивале, у вас с китайского спектакля все и начинается…

ИЧ Да, я решила привезти компанию «Павлин» со спектаклем «Весна священная» хореографа Ян Липин. Думаю, нашей публике будет интересно увидеть знакомый сюжет и услышать знаменитую музыку в сочетании с китайской философией. Это не «Весна священная» Нижинского–Рериха, Бежара или Татьяны Багановой. Это красивый спектакль с тибетскими напевами, тибетской философией, почти тибетской службой – настоящее священнодействие.

ОР А почему компания называется «Павлин»?

ИЧ Потому что за основу танцовщики взяли движения этой птицы и превратили их в высокое искусство. Ян Липин – это культовая фигура в Китае, заполучить ее сложно. Летом они показали этот спектакль в Лондоне, потом в Эдинбурге.

ОР Одно из главных открытий юбилейного фестиваля – ливанская группа Омара Ражеха.

ИЧ Думаю, многие удивятся, что танец существует в  регионе, который мы привыкли видеть только в тревожных новостях. «Минарет» – это очень трагический, очень честный спектакль и при этом актуальный  – как раз о том, как погибают культурные ценности на вечно пылающем Ближнем Востоке. Расскажу только одну сцену: в какой-то момент над залом возникает летающий дрон. При этом создается полное ощущение бомбежки. Хореограф достигает такого эмоционального накала, что ты просто кожей чувствуешь, как страшно, когда на твоих глазах разрушается то прекрасное, что человечество всегда умело создавать. Это спектакль-боль, спектакль-крик о том, чего мы не должны делать, если называем себя человеческой цивилизацией. Я считаю, замечательно, что современный танец может быть актуальным, заниматься не только формальными поисками, а открывать смыслы, вскрывать болевые точки, а хореограф может услышать мир так, как слышит его Ражех.

ОР В аннотации я прочла, что это память о разрушенной мечети.

ИЧ Да, это события последнего десятилетия. Но вспоминаются многие вещи: разрушенная Пальмира, разграбленный Багдад. Казалось бы, XXI век, но какое варварское состояние голов, умов… Театральные средства здесь вроде бы простые, но они  бомбят душу. Вообще, балет и танец – это, слава богу, далеко не только наслаждение. И в нашем фестивале есть разное: и боль, и наслаждение, и упоение формой, и мощные сюжеты.

Тот же любимый в Москве Балет Лионской оперы всегда прекрасно танцевал хореографию конца XX века: Матса Эка, Килиана. И вдруг спектакль «Улица Ванденбранден, 31». Меня он поразил: в нем все боли и проблемы Европы – растерянность, одиночество, неприкаянность. Это театр на острие событий. Они плачут и переживают о том, что мы не можем найти свой дом в этом мире. Это не тот Лионский балет, который мы привыкли видеть.

Первый раз приедет балет Норвегии – балет «Гедда Габлер», созданный по мотивам очень известной в России пьесы Ибсена. Труппа развивается буквально на глазах. Марит Моум Ауне – не просто хореограф, но в первую очередь режиссер. «Гедду Габлер» стоит посмотреть в том числе и потому, что это полнометражный балет, а с ними, как известно,  огромная проблема. Короткая пьеса – это здорово, это такие поэтические высказывания, но публике часто нужны более полнокровные, полносюжетные спектакли. Мне было важно показать, что сюжетный балет не умирает, а продолжает искать себя. И «Гедда Габлер» – один из таких образцов.

Акрама Хана в этом году много. Но каждый раз  он  в разных ипостасях: на Чеховском фестивале показали «Жизель» – это его постановка, но в исполнении не его компании, а Английского национального балета. В июле в МАМТ в рамках фестиваля «Территория» представили спектакль «Xenos», которым он прощался со сценой как танцовщик. А мы покажем Акрама Хана-хореографа с его собственной компанией, причем это его последняя премьера – «Перехитрить дьявола». Выбор был сделан еще до того, как спектакль был выпущен, он связан с нашей огромной любовью к этому хореографу, с нашими прекрасными отношениями и абсолютной уверенностью в том, что он сделает что-то чрезвычайно интересное. Самое главное: я верю в глубину этого человека, глубину его размышлений о мире. Если говорить о самом танце – интересно, как он работает с телом, что через тело он нам рассказывает. Потому что это глубокий мастер, философ, при этом очень оригинальный хореограф, потому что его природа, эти национальные крови, в которые попала европейская «прививка», дают в танце изумительный результат. Московская премьера состоится 8 октября, после выступления труппы Акрама Хана с этим спектаклем в Штутгарте и Авиньоне.

ОР В вашей юбилейной афише целый ряд и других знаменитых имен…

ИЧ Да, мы много показывали экспериментального, нового. Но наступает момент, когда надо танец опять собрать и посмотреть на все через призму классики. В 2011 году мы провели фестиваль, посвященный национальным компаниям, которые стали лицом национального искусства. Теперь продолжаем эту тему: пригласили балет Осло, NDT, у которого свой большой классический репертуар и который продолжает давать миру имена прекрасных хореографов. Пол Лайтфут, когда мы привозили его впервые в 2011 году, только стал руководителем компании (вместе  с Соль Леон). А теперь, наоборот, он попрощался с этим театром, видимо, теперь и у него, и у театра начнется новый этап. «Отключка» и «Несравненная Одиссея» в нашей нынешней афише (23-25 октября, на Новой сцене Большого театра) – это они, Пол Лайтфут и Соль Леон.

Еще в этой же программе два важных имени хореографов – Кристал Пайт («Заявление») и Марко Гёке («Проснулся слепым»), обе пьесы специально созданы для NDT.

Вообще, завершать фестиваль должна была испанская компания «Кукай». Но у нас совпали интересы с фестивалем «Золотая Маска», который празднует 25-летие, у них идет свой юбилейный мини-фестиваль. И мы по случаю наших юбилеев решили объединить усилия. «Автобиография» – это совместное приношение и завершение обоих фестивалей. Спектакль уже показывали в России на Платоновском фестивале. Это замечательный Уэйн МакГрегор. Он и Кристофер Уилдон – сегодня два ведущих хореографа, которые работают на территории Великобритании. Оба – главные приглашенные хореографы Королевского балета. МакГрегор ежегодно создает балеты для Королевского балета, но в данном случае это его компания и его осмысление пути хореографа и танца вообще. Работа эта, в общем, – классика. Потому что МакГрегор, как и Пол Лайтфут, – это классики первого двадцатилетия XXI века. Таким будет наше завершающее дружественное пожатие, наш заключительный аккорд.

P.S. За 20 лет на фестивале DanceInversion в Москве были представлены пять континентов и острова Новой Зеландии, Ирландия и Куба, 30 стран, 78 компаний и почти 90 хореографов.