События

ВИДАННОЕ И НЕВИДАННОЕ

В Брегенце прошел очередной оперный фестиваль

ВИДАННОЕ И НЕВИДАННОЕ

Тому, кто прилежно посещал спектакли Брегенцского фестиваля в последние десять-пятнадцать лет, трудно удержаться от упоминания фигуры Дэвида Паунтни. Английский режиссер заступил на должность интенданта в 2003 году и покинул ее в 2014-м. Достаточно вымолвить его имя, и в памяти мгновенно возникнут: голубой глаз в «Тоске» (постановка удостоилась особой чести стать «героиней» двадцать второго по счету фильма о Джеймсе Бонде – «Квант милосердия»), ярко-синие ступни развалившейся на куски Статуи Свободы в «Аиде», «вырастающая» из озера огромных размеров голова убитого Марата, вдохновленная известной картиной Давида, – в «Андре Шенье», три разноцветных дракона в «Волшебной флейте».

Легко заметить, что при упоминании фестиваля в Брегенце почти всегда обсуждается сценография и режиссерская фантазия, и почти никогда – певцы. Что ж, у одной из главных туристических приманок федеральной земли Форарльберг свое неповторимое лицо. Спектакли на озерной сцене прежде всего – грандиозное шоу, и музыке здесь первое место не принадлежит.

В нынешнем году шоу превзошло самые смелые ожидания. По части фантазии и использованию суперсовременных технологий постановка «Риголетто» (режиссер Филипп Штёльцль, он же сценограф в союзе с Хайке Фолльмер) превзошла самые смелые ожидания и одновременно вызвала противоречивые чувства.

Противоречивые потому, что «Риголетто» с самого начала был заявлен как цирковое представление. До начала действия духовой оркестр наигрывал популярные шлягеры, среди которых знаменитая теноровая ария из оперетты «Страна улыбок» Легара (!) и порядочно изувеченная стретта Манрико из «Трубадура». Молодые люди в костюмах клоунов и жонглеров бодро промаршировали перед первым рядом партера и закончили свое выступление интродукцией из самого «Риголетто». После этого на самом верху огромной головы – главного действующего лица постановки – появился веселый конферансье. Скороговоркой на нескольких языках он призвал публику развлекаться, аплодировать и как можно больше фотографировать.

«Дон Кихот». Сцена из спектакля

С помощью фантастических технологий (в создании сложной механики принимали участие сорок шесть фирм) из вод Бодензее поднялась огромная голова клоуна, а по обеим ее сторонам – две огромные руки. В Брегенце любят цифры и неизменно посвящают зрителя в секреты теат­ральной «кухни»: высота головы – четырнадцать метров, а рук – девять. Но вряд ли можно было предугадать, на какие чудеса способна придуманная Штёльцлем и Фолльмер голова. Благодаря сложнейшей инженерной конструкции она поворачивалась, двигалась вверх-вниз, взлетая к небесам и погружаясь в воды озера. Двигались и приобретали разное выражение ее глаза, открывался в гримасе смеха или ужаса рот. По ходу развития действия голова теряла глаза, нос и зубы, и на ее лице застывало трагическое выражение, что-то среднее между примирением и отчаянием. Добавил эффектности искусно поставленный свет: смеющаяся или страдающая голова освещалась кроваво-­красным, небесно-голубым или ослепительно бюрюзовым. Так что типичная для брегенцских постановок история – крутить головой и издавать изумленные «ахи» – повторилась и на этот раз. Да и как не издавать возгласы изумления, если первый диалог Герцога и Борсы происходил во рту клоуна? Дом Риголетто был спрятан внутри правой руки, которая разжимала пальцы, чтобы дать возможность дочери шута гладко соскользнуть с высоты и обнять отца. А ария «Caro nome» исполнялась с воздушного шара. Страниц не хватит, чтобы описать все режиссерские задумки, включая «партитуру», разработанную для бесстрашных артистов Wired Aerial Theatre, зависавших в воздухе и скользивших по канатам на огромной высоте.

Постановку на плавучей сцене играют несколько составов, и в этом году в программе стояли Скотт Хендрикс, Владимир Стоянов, Франко Вассалло – Риголетто; Стивен Костелло, Сергей Романовский, Павел Валужин – Герцог Мантуанский; Хила Фахима, Мелисса Пети, Екатерина Садовникова – Джильда (отметим сильную «команду» вокалистов из России и Белоруссии). На спектакле, который довелось увидеть автору, в роли Риголетто на озерную сцену вышел норвежский баритон Ингве Сёберг и всех поразил.

Сёберг делает отличную и полностью заслуженную карьеру, он уже пел Риголетто во Флоренции под управлением Фабио Луизи. Природа сделала певцу щедрый подарок, наградив голосом красивого, сияющего тембра, а сам он прибавил к полученному в дар превосходное легато, мягкость звукоизвлечения и отчетливую дикцию. Знаменитая ария «Cortigiani, vil razza dannata» поразила идеальной сбалансированностью драматической и лирической частей, а в дуэтах с сопрано норвежский певец блеснул мастерством ансамблиста.

Тенор из Белоруссии Павел Валужин пока еще не владеет уровнем вокальной техники, небходимым для партии Герцога, грешит натужными верхними нотами и неточной интонацией. В популярной песенке «La donna è mobile» верхнее «си» не покорилось ему, зато в арии «Parmi veder le lacrime» он завоевал слушателей красотой вокальной линии. В целом результат вышел приемлемым благодаря красоте тембра, крепкому центру и пониманию вердиевского стиля. А еще Валужин не испугался акробатических «штучек», предложенных постановщиками, и спел арию, покачиваясь в гамаке на уровне бровей головы клоуна. Браво!

Екатерина Садовникова показала себя как настоящая звезда, ее светлый, нежный и теплый голос парил над Бодензее: ни единой ошибки или просто неточности. Постановщики порядочно посмеялись над дочерью бедного шута, превратив ее в «голубую» героиню в лазурном платьице и напялив на голову кукольный парик крашеной блондинки, но Екатерина Садовникова умудрилась сыграть Джильду сильной и полной достоинства. Слов восхищения заслуживает ее недюжинная смелость: постановщики потребовали от нее ловкости цирковой артистки, заставив съезжать по канату, петь трудную арию в корзине монгольфьера, из которой она, опять-таки по канату, попадала в открытый рот клоуна, и, в конце концов, засунули ее в мешок и подвесили его! Оттуда воистину прекрасную певицу и актрису и вытащил Ингве Сёберг – Риголетто.

Не подвели два отличных баса, Миклош Себестьен и Костас Сморигинас в партиях Спарафучиле и графа Монтероне, а Катрин Вундзам явила пикантную и соблазнительную Маддалену.

За пультом во главе Венского симфонического оркестра стоял Даниэле Скуэо. На его долю выпала (как всегда бывает в Брегенце) трудная задача дирижировать оперой при отсутствии прямого контакта с исполнителями, занятыми на озерной сцене в сложнейших мизансценах и акробатических трюках и могущих видеть дирижера только в монитор. Скуэо провел «Риголетто» с большим чувством и музыкальностью, чутко поддержал солистов и идеально свел воедино ансамблевые и хоровые сцены.

Замечательный Пражский филармонический хор под руководством Лукаша Василека с давних пор участвует в постановках на плавучей сцене; на этот раз его поддержали артисты Хора Брегенцского фестиваля, подготовленные Бенджамином Лаком.

Давнее воспоминание: в 2008 году группа подростков слушала музыку в непосредственной близости от озерной сцены. После объяснений некоего знающего оперу господина, ребята заявили, что «Scarpia is a very bad boy». В новеньком «Риголетто» Герцог Мантуанский тоже, несомненно, «very bad boy», а вся постановка принадлежит к категории «too much». В захватывающем и суперсложном зрелище с использованием поражающей воображение инженерии музыке Верди отведено последнее место. Публика выразила свое отношение к откровенно напоминающему кинематографический блокбастер спектаклю громкими, но непродолжительными аплодисментами.

Габор Бретц – Дон Кихот

Не слишком убедительным оказался показанный в здании Фестшпильхауса спектакль, название которого каждый год меняется. Начало этой традиции положила Элизабет Соботка. Как правило, публике предоставлена возможность послушать редкое название. В нынешнем году после «Гамлета» Франко Фаччо и «Беатриче Ченчи» Бертольда Голдшмидта это «Дон Кихот» Массне. Для русского любителя оперы это название неразрывно связано с именем великого баса Федора Ивановича Шаляпина, первым исполнителем партии Рыцаря печального образа в опере французского композитора.

Если «Риголетто» в любом случае поражает воображение, то «Дон Кихот» в театре не способен захватить и уж тем более заставить «плакать, как корова», как это случилось с Шаляпиным при первом прослушивании оперы Массне. Французский режиссер Мариам Клеман прибегла к давно известным театральным приемам.

Перед началом показали рекламный ролик, что справедливо вызвало негативную реакцию почтенной пожилой публики, которая традиционно заполняет зал Фестшпильхауса. Один зритель среднего возраста вскочил с места и начал горячо возмущаться. Понадобилась пара-тройка минут, чтобы все поняли, что это режиссерский трюк: спектакль уже начался. К разгорячившемуся противнику рекламы подошел артист, одетый Дон Кихотом, попытался утихомирить, провел на сцену, где они вместе мирно уселись в кресла, стоявшие рядами, как две капли воды напоминавшие реальные кресла и ряды в Фестшпильхаусе. Идея Клеман потихоньку начала проясняться: нам предложили прием «театра в театре» в паре с идеей «история Дон Кихота вечна».

Последняя опера Массне на Брегенцском фестивале в некотором роде пала жертвой эксцессов «regietheater», но смысл ее остался прежним. Клеман в союзе со сценографом и художницей по костюмам Юлией Хансен придала каждому из пяти действий оригинальный (но не слишком) облик. Все начиналось, как в либретто, в семнадцатом столетии, в испанском городке: беззаботная толпа собиралась на площади, на балконе показывалась прекрасная Дульсинея, которой не было спасу от многочисленных воздыхателей, а затем появлялся Дон Кихот с неизменным оруженосцем Санчо Пансой. Центральные действия, второе, третье и четвертое, переносили зрителя в наши дни. Во втором Дон Кихот, вместо того, чтобы сражаться с ветряными мельницами где-нибудь на пленэре, швырял полотенцами в огромный вентилятор: дело происходило в ванной. Санчо в это время не отрывался от компьютера и выражал недовольство представительницами женского пола. В третьем Рыцарь печального образа появлялся в костюме Человека-паука, а его антагонистами были не разбойники, как в оригинале Массне, а хулиганы и маргиналы с периферии большого города. Действие разворачивалось где-то на заброшенном пустыре, а на стене было написано «We could be heroes». В четвертом Дульсинея превращалась в успешную бизнес-леди, руководившую престижной фирмой, и ее по-прежнему одолевали поклонники. Ответив Дон Кихоту отказом на предложение руки и сердца, она спускалась со сцены и располагалась в кресле (театр в театре!). Пятое действие возвращало зрителя во времена Дон Кихота – одетый в латы благородный рыцарь пел знаменитую предсмертную арию, которой внимала дама его сердца. Пять актов – пять декораций, пять перемен костюмов для Дон Кихота и Санчо Пансы: постановка Клеман обнаружила отсутствие четкой концепции и очевидную фрагментарность.

Однако у спектакля нашлись спасители, и именно певцы, исполнители трех главных и нескольких второстепенных ролей. В роли Дон Кихота выступил венгерский бас Габор Бретц, поющий на многих престижных сценах мира, обладатель красивого и благородного голоса и подкупающе искренней актерской манеры. Сцена смерти в его исполнении вызвала в зале искреннее волнение. Дэвид Стаут явил поразительно многообразного Санчо, вложив в роль незаурядное чувство юмора, блеснув актерскими способностями и выразительной вокальной декламацией.

Прекрасной Дульсинеей оказалась наша сооте­чественница Анна Горячёва: партия идеальной женщины, мечты благородного рыцаря подошла мягкому медовому голосу и ослепительной внешности. Увлеченно и забавно изобразили поклонников Дульсинеи Леони Рено, Вера Мария Биттер, Пауль Швайнестер и Патрик Райтер.

На брегенцском «Дон Кихоте» публике не удалось «заплакать, как корове», подобно Федору Ивановичу Шаляпину: постановка Мариам Клеман не дотянула до подобной трогательности. Однако Габор Бретц, Дэвид Стаут и Анна Горячёва оказались способны подарить слушателям незабываемые мгновения. Трем протагонистам хлопали искренне и долго, как и музыкальному руководителю постановки Дэниэлу Коэну во главе Венского симфонического оркестра.

Помимо «Риголетто» на озерной сцене и «Дон Кихота» в Фестшпильхаусе, Брегенцский фестиваль, как всегда, предлагает обширную и рафинированную программу, оперу Чайковского «Евгений Онегин» в Оперной студии на Корнмаркте (всего один спектакль), концерты, интересные встречи, мероприятия для детей и юношества.

В Брегенц придется вернуться, независимо от того, удачны или не слишком фестивальные постановки: у главного города Форарльберга всегда есть в запасе что-нибудь интересное.