В КоОПЕРАции с природой События

В КоОПЕРАции с природой

Авторы оперной программы «Архстояния» попытались понять, о чем плачут березы

На фестивале «Архстояние» в селе Никола-Ленивец состоялась премьера пяти опер молодых композиторов из руководимого режиссером Екатериной Василёвой проекта «КоOPERAция», уже второй год, при поддержке Союза композиторов России, озадачивающего, радующего, возмущающего нас целыми сериями экспериментальных музыкальных спектаклей.

Автор этих строк ездит на «Архстояние» с начала 2010-х – но смело могу сказать, что после феерического июля 2012 года с его ландшафтными спектаклями «Поцелуй дерева» и «Арфистки в аду», после «Ночи новых медиа» 2014 года с ее пространственными и звуковыми лабиринтами ничего подобного по размаху и степени проникновения музыки и театра в жизнь природы слышать и видеть не приходилось. Более того, «КоOPERAция» стала настолько объемной и системной частью смотра, что, по сути, превратилась в самостоятельный фестиваль в фестивале, потребовав полного сосредоточения внимания. Так что о самом «Архстоянии», крупнейшем смотре лэнд-арта не только в России, но и Европе – на этот раз, к сожалению, не смогу рассказать: за этой информацией отсылаю к публикациям других авторов, арт-критиков, не имевших специальной нацеленности на музыкальную программу.

Напомню: впервые идея собрать молодых сочинителей в творческом «инкубаторе» и подвигнуть их на создание цикла опер-новелл возникла у Екатерины Василёвой и ее единомышленницы, музыковеда Наталии Сурниной два года назад. Первая серия из восьми таких опер появилась на Малой сцене Московского академического музыкального театра имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко в октябре 2017 года. Погрузив зрителя в интригующую, а то и пугающую атмосферу авангардных криптограмм, получив за это свою порцию критических восторгов и тычков, проект пошел на второй круг, на этот раз, как уже понял читатель, соединив усилия с «Архстоянием». На прошлогоднем фестивале кураторы собрали полтора десятка молодых композиторов, сценаристов и режиссеров, те «высыпали» в общий котел кучу сюжетных и прочих идей, сбились в тройки «по интересам» и тогда же представили первые, пока только словесные наброски будущего оперного сериала.

В декабре 2018-го шестичастный спектакль вновь пришел в стены МАМТа. Но, как мне показалось, не вызвал того ажиотажа, что годом ранее. Я же тогда не решился написать ничего, поскольку, буду откровенен, ничего и не понял.

Теперь, приехав с «Архстояния‑2019», делаю вывод: и не мог понять, поскольку то, что нам тогда показали, было лишь бледным эскизом увиденного-услышанного сейчас. Ну хотя бы потому, что объем тогдашних оперных новелл – от 15 до 20 минут. Сейчас же нам предъявили полноценные одноактные спектакли длиной до часа с лишним – формат, позволяющий не только намекнуть на идею опуса, но и воплотить ее с достаточной полнотой. Это особенно важно – ведь молодые авторы максималистски желают рассказать в своих операх ненамного меньше, чем все обо всем: что есть человек, каковы его отношения с природными силами и тем, что он произвел собственными руками… Добавим и эмоциональное действие «декораций» Парка искусств Никола-Ленивец, самого маршрута, на который «нанизаны» спектакли: от макушки горы через лес и его диковинные арт-объекты до волшебной долины реки Угры – одного из самых красивых мест Центральной России, которое только доводилось видеть.

Итак, первый спектакль, разыгрываемый внутри вычурной деревянной башни, которую те, кто ее построил пять лет назад, почему-то назвали «Ленивый зиккурат». Здесь среди бревен и сена трое актеров-певцов плюс инструментальный ансамбль под управлением Олега Пайбердина (бессменного музыкального руководителя «КоOPERAции») рассказывают нам историю… марсохода Curiosity, переведенную на язык авангардного вокально-­инструментального действа композитором Николаем Поповым, драматургом Татьяной Рахмановой и режиссером Алексеем Смирновым. При чем здесь Curiosity? Ну, во‑первых, это чудесное человеческое творение, уже несколько лет открывающее нам тайны Вселенной. Во-вторых, как говорят (а потом начнут и петь) актеры, оно, это творение, свободно от обыденной повестки, которая настолько низка, что как бы и недостойна быть предметом нового искусства. Хотя пока они старательно перечисляют нам эту повестку – нелегальная миграция, бытовое насилие, неравенство полов, ксенофобия (замечателен рассказ азербайджанской мигрантки в Германии, во всех бедах Европы винящей… арабов), – становится ясно, что никуда от горячих тем не уйти. Более того, марсоход с его блогом, на который подписаны десятки миллионов человек, стал невольным свидетелем и даже участником вполне человеческих драм. Например, отец после нескольких лет ссоры с сыном впервые пообщался с ним в марсианском чате, и в виртуальном поле они протянули друг другу руки…

Я рассказал только канву сюжета, выстроенного хлестко и даже не без виртуозности, в том числе музыкальной, где нагнетание ритмического напряжения приводит к острой кульминации – стычке реплик: «Ты хочешь на Марс? – Очень!.. Ты хочешь на Марс? – Нет!» Надежда и страх, земное и небесное, человеческое и электронное сцепляются в круговращении, как змея, кусающая себя за хвост.

Не хочу вставать на восторженные цыпочки, опера Попова – отнюдь не моцартовская партитура, где ни прибавить, ни убавить. И с драматургией тут не полный порядок – у публики два, а то и три раза возникал порыв поставить финальную точку аплодисментами. Но несомненно, что партитура сделана талантливо.

А вот можно ли отнести этот эпитет к следующему произведению, представленному в соседней березовой роще, для меня самого, откровенно говоря, осталось загадкой. Не успев в перебежках между площадками уловить ни название, ни имена авторов, я лишь понял, что речь о некоем биологическом феномене, когда наша обыкновенная осина, размножаясь корнями, способна разрастаться в огромные рощи, по сути, представляющие собой один гигантский и практически вечный организм. Хотя отдельные стволы живут не больше, чем им положено, – 130 лет. Так что это, реальное бессмертие или только его видимость?

Опера и в самом деле шепотом-причетом-­завываниями солистов, «корявой», как корни, пантомимой словно погружает в самую сердцевину этого супер-дерева, заставляя слышать общение его членов. Но почему всюду пищат и мигают электронные чипы? Лишь позднее, получив от организаторов презентацию «WWW» («Wood Wide Web», «Всемирная древесная паутина»), я узнал, что мы наблюдали очень малую часть этой «оперы о растениях», что идея режиссера Капитолины Цветковой-Плотниковой, композитора Жана-Давида Мери и их единомышленников – сделать видимыми и слышимыми те микроэлектронные сигналы, которыми, оказывается, реально обмениваются деревья, и протяженность полного действа – целый день от восхода до заката. Возможно, просиди я на этой березовой опушке подольше – понял бы, зачем одна из солисток наряжается невестой и бегает по кругу, а другая поет отрывок из предсмертной арии Адрианы Лекуврер. К сожалению, такой возможности не было…

Новый марш-бросок, к еще одному арт-объекту – ажурно-конструктивистской деревянной «Арке» архитектора Бориса Бернаскони – и новая, третья опера проекта «Тео» композитора Артема Пыся и либреттиста-режиссера Евгении Беркович. Тео – это «богообразное» имя электронного бота, которого герои трех новелл спектакля берут себе в помощники, а на самом деле ставят над собой как божество. Не человек владеет гаджетом, а гаджет овладевает человеком. То это робот, чье милое сопрано бесчувственно имитирует для героя-баритона голос не доставшейся ему по жизни любви, то хор, вместо решения проблемы героини («эй, меня соседи сверху заливают») топящий ее в бесконечной череде формальных вопросов («Опишите проблему – налоги и финансы? Получение водительских прав? Строительство и ЖКХ?»), то электронный проповедник, бодро гвоздящий: «Данный выбор невозможен для вашего региона, ваша религия – православное христианство». На этот остроумно-пародийный текст композитор пишет не менее остроумную музыку, охватывающую едва ли не все бытующие стили, от слащавого мюзикла через попурри знаменитых оперных мелодий к рэпу и радикальному речитативу, «отсвечивающему» тем не менее классическими фиоритурами Царицы ночи (блистательное соло певицы Наталии Пшеничниковой, поддержанное ее вокальным театром «Ла Гол»).

Опять же не впадая в хвалебный экстаз (все же стилизация, какой бы виртуозной ни была, не заменяет своей интонации), осмелюсь назвать «Тео» музыкальной кульминацией проекта.

Хотя немало интересного содержалось и в двух последующих операх. В «Отпечатках» композитора Анны Поспеловой, драматурга Екатерины Бондаренко и режиссера Сергея Морозова, ради которых пришлось добрый километр спускаться к похожему на тюремный острог «Павильону шишек», исследуется тема памяти – героиня узнает, что ее дед был надзирателем лагеря. И это открытие приводит к распаду ее картины мира. Настолько катастрофичному, что и зрителю, во всяком случае, мне, оказалась непостижима логика, с какой первоначальные стоны и стаккато флейты (виртуозная Марина Рубинштейн), переходящие в завывания певицы и певца, сменяются фольклорной по духу симфонией голосов из леса. Хотя сама по себе «конденсация» хора из постепенно наступающих с разных концов лесной чащи диковато ряженных певцов пугающе-эффектна. А третьим «актом» становится «литургия» внутри самого павильона вокруг красной лампы – этакого лагерного Грааля.

Не блистала, на мой слух, музыкантскими открытиями и последняя опера, «Блуждающие огни» – даже несмотря на занятный эффект жужжания вращающихся жгутов и вызвавшее невольную улыбку, из-за ассоциаций с известной шуткой, бряцание электронного «рояля в кустах». Но уж слишком к тому моменту поднадоело однообразие вокальных приемов, кочующих, надо сказать, из оперы в оперу – все эти «кошачьи» вкрадчивые завывания и распадения слов на слоги, нарочито не соответствующие напряжению сюжета и жесткости текстов.

Правда, как зрелище проект именно тут достиг своего пика. Представьте: крутой склон холма, ставшего естественным амфитеатром для сотен зрителей, за спиной которых на вершине – храм, далеко внизу на широкой поляне, постепенно погружающейся в сумерки, тускло светящаяся плетеная башня (Маяк – один из самых первых и известных объектов Парка искусств), еще дальше – крутая излучина реки… И в это гигантское, все более таинственное со сгущением сумерек пространство спускаются Он и Она, сперва играя, потом теряя друг друга и мучительно ища в лабиринте загорающихся зловещих огней. Браво режиссеру Асе Чащинской, подчеркнувшей в не самой ловкой партитуре композитора Адриана Мокану на текст Даны Жанэ вечную основу мифа об Орфее и Эвридике, о спуске души в ад как метафоре погружения человека в собственное подсознание, одновременно и опасного, и таящего возможность обретения себя…

Если суммировать впечатление от нескольких часов и километров на территории «КоOPERAции», – увиденное и услышанное неровно по художественному качеству. Недостаточно индивидуально даже в самых крепко сделанных партитурах. С точки зрения организации – плохо представлено в навигационных листовках, из которых невозможно понять, где и в котором часу будет сыграна та или иная опера. Если б не личное шефство Екатерины Василёвой над музыкальными журналистами, вряд ли бы мы попали в нужное место в нужное время.

Но уже ради знакомства с такими мастеровитыми композиторами, как Николай Попов и особенно Артем Пысь, способный написать и мюзикл, и авангардную партитуру, с такими виртуозными авторами текстов, как драматурги Женя Беркович и Татьяна Рахманова, – стоило ехать за 240 километров (в том числе последние 20 – по позорному бездорожью, с которым власти Калужской области, вроде бы хорошо относящиеся к «Архстоянию», никак не могут разобраться).

Да стоило ехать хотя бы потому, что следующего исполнения пенталогии «КоOPERAции»-2, похоже, не предвидится. Уж в таких потрясающих ландшафтных условиях – точно нет.

P. S. Статья уже была написана, когда вдруг вспомнилось нечто из совсем «другой оперы», и даже не оперы вовсе. Песня Вениамина Баснера и Михаила Матусовского «Березовый сок». С дивным тенором Леонида Борткевича и хором «Песняров». В простой мелодии и словах о плачущих березах и родной земле, показалось, сказано едва ли меньше и уж точно доходчивей, чем в некоторых операх современных сочинителей. Может, ее, а не «Адриану Лекуврер», лучше было бы вспомнить постановщикам одной из этих партитур?