Под соусом иронии

Пуччини известен прежде всего своими трагическими сюжетами, обычно приводящими к смерти всех главных героев. В «Джанни Скикки» он отдает волю юмору и отбрасывает привычный пессимизм в сторону. После смерти богача Буозо Донати его многочисленные родственники пытаются завладеть его наследством, но Джанни Скикки обводит их вокруг пальца. Эта история по сути о том, как «вор у вора дубинку украл». Она имеет реальные корни и даже упоминается в «Божественной комедии» Данте Алигьери («Ад», песнь XXX).

Уже начало спектакля разрушает четвертую стену, когда дирижер Евгений Хохлов проходит прямо через сцену в оркестровую яму, которую для этого случая нарочито медленно подняли на уровень сцены. При этом занавес уже открыт, а по сцене разгуливают бездомные с аккордеоном и в страшноватых масках. Подобная «хулиганская» режиссура Надежды Бахшиевой — это способ приблизить комедию, чье действие в оригинале происходит в 1299 году (!), к нашему зрителю. И в то же время – отсылка к популярному в Средневековой Европе площадному театру.

В случае с Джанни Скикки типаж певца явно повлиял на внешний вид и манеру персонажа. Василий Святкин — ведущий баритон Самарского театра, традиционно исполняющий роли отцов (как Жермон, Риголетто и др.). Его Джанни Скикки — скорее купец, нежели прохвост-Петрушка; бывалый человек, презирающий всех этих родственничков.

Зал, затаив дыхание, ждал арию Лауретты «O mio babbino caro». Посредине бесконечных препирательств она — как белое пятно. Глядя на бесконечные скачки мелодии и нарочитые придыхания, кажется, что это не столько серьёзная лирическая ария, сколько пародия на жанр. Определенно, интерпретация Ирины Янцевой подводит к этой концепции: её открытая, движимая вперед интонация создает вполне индивидуальный образ, не пересекающийся с исторически популярными версиями (к примеру, как это пела Кабалье).

В камерной опере, где персонажей мало и каждому дано «место под солнцем», обращает на себя внимание проработка мизансцен: на сцене нет «пустот», каждый чем-то занят. В этом плане даже второстепенные персонажи, такие как Дзита (Наталья Фризе), Симоне (Андрей Антонов) и Спинеллоччо (Александр Бобыкин) смогли привлечь интерес публики за счет деталей, таких как характерная поза Дзиты «руки в боки», карикатурно пародирующая облик «взбалмошной итальянки».

Комедия положений достигла пика в эпизоде с нотариусом (Степан Волков), которого торжественно вывезли на подиуме и старательно обмахивали подручные. Важно простояв всю сцену в виде статуи правосудия с завязанными глазами (и в прямом смысле забронзовев с помощью грима), он внезапно ожил при виде денег и нелепо поскакал к Джанни Скикки. Ещё одно напоминание, что иногда слова не требуются, чтобы создать запоминающийся образ.

Художественное оформление спектакля Василисы Кутузовой намеренно скупо, полно прямых линий и острых углов. Цветовая гамма, как уже упоминалось, приближена к черно-белой (возможно, отсылка к старым комедийным фильмам), а костюмы героев напоминают о завсегдатаях трактиров. В этом видится насмешка над социальным статусом героев, где немой бродяга в углу (отличная режиссерская находка!) одет ярче.

В оригинале Джанни Скикки под занавес обращается к публике: «Ну, разве могли деньги Буозо получить лучшее применение! За эту сделку с совестью великий падре Данте осудил меня на вечные муки в аду. Но, синьоры, если вы сегодня хоть немного смеялись, сделайте милость [собирается аплодировать]… Это облегчит мою участь!» В этот вечер сам дирижер повернулся лицом к залу и на чистом итальянском подбодрил зрителей, которые уже и так готовы были оценить старания солистов и оркестра, с воодушевлением, точностью и блеском сыгравшим партитуру Пуччини. Пусть к самарцам примкнули в этот вечер лучшие духовые силы московских оркестров – стремление показать себя в максимально выгодном свете и добиться высокого качества можно только поощрить.

Помимо высмеивания актуальных проблем в концепции спектакля слышится и иной подтекст — театра, которому хочется на площадку больших масштабов. Не случайно Ринуччо с Лауреттой подчеркнуто восторгаются далекой Флоренцией, а в субтитрах мелькают «понаехавшие» и «день города», привычные нашей столичной аудитории. Можно сказать, что спектакль вполне вписался в контекст и оказался достоин сцены «Геликона», оказавшей гостеприимство самарским коллегам.