События
Программа, включавшая Четырнадцатую и Пятую симфонии Шостаковича, носила очень личный и, можно сказать, исповедальный характер. Ведь концерт, организованный совместно с Центром оперного пения имени Галины Вишневской, одновременно открывал ещё и III Международный оперный фестиваль имени великой певицы и был посвящён её памяти. А с семьёй Галины Павловны Сладковского связывают давние дружеские узы.
Шостакович, мастер бьющих через край страстей, выворачивающий наизнанку всю душу, требует от исполнителя напряжения всех сил без остатка. Солистка московской «Новой оперы» Ирина Морева пела в Четырнадцатой симфонии прочувствовано и очень выразительно (особенно трогала её интерпретация Четвертой части: «Три лилии, лилии три на могиле моей без креста…»). Ее голос, сильный, яркий и полётный, органично вплетался в ткань оркестра и был с музыкантами полностью на одной волне.
Чего, к сожалению, нельзя сказать о её партнёре. Басу Георгию Челидзе не хватило, в первую очередь, именно эмоциональных красок. Его добротное с точки зрения техники исполнение было холодноватым, сухим и как бы «со стороны». Певец «констатировал факты», «давал свидетельские показания», но никак не жил внутри своего образа, что неизбежно смазывало восприятие.
Но в целом впечатление было спасено благодаря оркестру. Вот где продемонстрирован широчайший диапазон музыкальных красок от едва слышного, исподволь нарастающего всхлипывания скрипок до глухого «подземного профундо» контрабасов; от зловещего стука кастаньет-костей до неистовой безумной смертельной пляски; от отрывистого предсмертного шёпота до зловещего и жуткого торжества Смерти в финале. Поражала удивительная слаженность оркестра, мгновенно и чутко откликающегося на каждый жест, каждую эмоцию дирижера. Музыканты, казалось, даже дышали в унисон! И, словно перо из руки мертвого поэта, дирижерская палочка упала на пол с последним финальным аккордом. Это воспринималось не просто как красивый жест, но как логично поставленная точка.
После концерта Сладковский признался: «Почему выбран именно Шостакович? Ну, во-первых, сегодня его день рождения. И это очень знаково! Во-вторых, мы договорились с Ольгой Мстилавовной Ростропович, что концерт буден посвящён памяти её мамы. Я сразу предложил Четырнадцатую симфонию, так как Вишневская пела её премьеру. А вот почему возникла Пятая, я сейчас объясню. Когда Ростропович вернулся, он дирижировал Национальным Вашингтонским оркестром, и в программе была Шестая симфония Чайковского и Пятая Шостаковича. Для меня это было буквально потрясением, я вспоминаю этот приезд, этот фурор, который сопровождал Ростроповича. Пятая симфония для меня с тех пор символ чего-то светлого, победного!»
Почётным гостем концерта стала художественный руководитель Центра оперного пения Ольга Ростропович. Она также поделилась своими впечатлениями: «Наш фестиваль впервые открылся в Казани. Перед этим два фестиваля прошли в Сочи. Третий сначала тоже хотели провести в Сочи. Но сама Галина Павловна хотела, чтобы такой фестиваль проходил в разных городах России. Чтобы как можно больше народа слышало наших выпускников, приобщалось к оперной музыке. Мы давно дружим с Сашей Сладковским, в наших разговорах родилась мысль о Казани, мы все обсудили. И всё срослось. А то, что сегодняшний концерт совпал с днём рождения Шостаковича – это уже заслуга Сладковского. Программа вся посвящена памяти мамы и плотно связана с ней. Четырнадцатая симфония написана специально для Галины Павловны. Я помню, как еще до премьеры Дмитрий Дмитриевич приходил к нам домой, играл симфонию на рояле и сам пел вокальные партии. Кстати, все пелось только по-русски, так хотел сам Шостакович. Сегодня играли просто блестяще! Мы и дальше будем обязательно сотрудничать с замечательным оркестром Татарстана».
Если в Четырнадцатую симфонию требовалось вводить новых солистов, с которыми оркестр ещё не работал, то Пятая в репертуаре ГСО РТ уже давно. Тем не менее, каждый раз музыкантам удаётся найти новые краски, новые смыслы.
На вопрос, в чем секрет, как удается сохранить свежесть интерпретации и «не заиграть» произведение, Сладковский ответил: «Три года назад мы записали все симфонии Шостаковича. Но вот сегодня я думаю: “Эх, вот сейчас бы записать!” Время прошло, а с каждым днём получаешь новую информацию, становишься немного мудрее, шкала внутреннего слуха расширяется, восприятие становится другим. Пятая – самая идеальная по форме у Шостаковича, в точке золотого сечения, абсолютно классическая, бетховенская: сонатное аллегро, скерцо, адажио, финал. Всё по лекалам старых мастеров. Остальные симфонии, включая Четырнадцатую – необузданный поиск, а Пятая – очень живая, невероятно естественная музыка, говорящая о любви, ненависти, открывающая весь спектр человеческих чувств от ярости до полной эйфории. Финал я ощущаю абсолютно триумфальным и, так сказать, сталинским. Не в смысле офицоза – у Шостаковича нет ничего официозного, есть гротеск, есть скрытое издевательство. А в том смысле, который мы вкладываем в понятие “сталинская архитектура”. Я и имею в виду архитектуру, а не пафос соцреализма. И для меня это свет, озарение, римские колесницы, триумфальные победы, к которым приходит душа, претерпевшая до конца».
«Душа, претерпевшая до конца…» В Адажио Пятой симфонии она мучится, проходит по лабиринтам страдания, буквально умирает. И ликование Финала, заражающее и заряжающее, воспринимается словно воскресение после смерти, утверждение и триумф жизни. В этот вечер оркестр играл, как говорится, «на запись», без единой «заусеницы» и помарки. Музыка буквально включала сердце каждого, кто сидел в зале «всем спектром человеческих чувств».
Ни один концерт Сладковского не обходится без «бисов». В свое время после премьеры Пятой симфонии слушатели устроили музыкантам и автору 40-минутную овацию. Нечто подобное было и теперь. На «бис» оркестр сыграл сочинение Леонарда Бернстайна «”Slava!”, a political overture», посвящённую Мстиславу Ростроповичу. В конце произведения дирижёр, повернувшись к публике, и все музыканты оркестра вместе дружно выкрикнули в зал: «Слава!» И это был настоящий апофеоз вечера!
«Знаете, где я нашtл увертюру Бернстайна? – рассказывает Сладковский. – В Президентском оркестре морской пехоты США! Мы подружились в 1990 году; как раз Ростропович вернулся, и это было какое-то стечение обстоятельств. Тогда никто еще ее у нас не играл, ни один симфонический оркестр. Хотя увертюра написана в конце 1970-х. И я со своим “пневматическим” оркестром – Пятым образцово-показательным оркестром Штаба Ленинградского военного округа – впервые сыграли партитуру. Поскольку сегодня концерт связан с Галиной Павловной и Мстиславом Леопольдовичем, мы не могли найти лучшее и более символическое произведение для завершения вечера. Это самая удачная точка! Кстати, возглас “Слава!” прописан в самой партитуре. Помните у Бородина? “Солнцу красному – слава! Слава!” Это фактически цитата из Бородина».
В заключении, возвращаясь к юбилею руководства Сладковским ГСО РТ, можно сказать, что годы совместной работы дали великолепные творческие плоды и не только. «Оркестр – это моя семья. Говорят, что это даже внешне заметно, – признается маэстро. – Я не хочу показаться нескромным, но я знаю, что мои ребята очень дорожат тем, чего они добились, но, как настоящие художники, хотят развиваться дальше».
