Пахнет ли русским духом?

Только что подобным образом, но сбоку, по красной дорожке, на ту же сцену поднимались первые лица Государства Российского: Председатель Правительства Дмитрий Медведев, его зам – Ольга Голодец, Полномочный представитель Президента РФ в Южном федеральном округе Владимир Устинов, и. о. Губернатора Астраханской области Игорь Бабушкин. Церемония передачи символа Всероссийского театрального марафона – статуэтки в виде амфитеатра, на котором выгравированы гербы всех 85 субъектов Российской Федерации, – превратилась во впечатляющий ритуал «благословения» земли Астраханской и ее будущего губернатора.

А сам спектакль срифмовался с той балаганной суетой, что царила уже несколько дней: обширную территорию Кремля (кажется, второго по величине после столичного) оккупировали актеры из восьми регионов Южного федерального округа. Театры из Адыгеи, Калмыкии, Крыма, Севастополя, Краснодарского края, Ростовской, Волгоградской и, конечно же, Астраханской областей старались показать «товар лицом»: пели, плясали, разыгрывали отрывки из спектаклей. А высокопоставленные гости улыбались, приветствовали, изумлялись талантам, неожиданно обнаружившимся в таком избытке. По замыслу постановщиков шоу, балаганный Петрушка на таратайке стал проводником-Вергилием в этом столпотворении творческих сил. Зрители глазели на любимых актеров, которые, вдруг сойдя с экрана, запросто гуляли в толпе: Сергей Гармаш, Ирина Алфёрова, Николай Цискаридзе, Сергей Безруков, Евгений Князев были демократичны и охотно останавливались на сэлфи по просьбе поклонников.

Так что, когда вечером, на сцене, построенной между собором и Лобным местом, зрители увидели зеркальное отражение дневной кутерьмы (со сказителем-Бояном с гитарой, с фотосессиями с князем Светозаром и гостями свадьбы), то многих охватило смутное ощущение издевки и припомнилось гоголевское: «Неча на зеркало пенять…» Концептуальный замысел режиссера Георгия Исаакяна – «попытаться разобраться в своей идентичности, со всеми смешными, нелепыми и китчевыми вещами, со всеми серьезными и глубокими темами» – не всеми был понят, прочувствован и принят. Собравшиеся гости со всей страны настроились на духоподъемность и этнографическую стилизацию, а им предложили сатиру на общество, героями которого являются они сами.

«Мы, конечно, имели в виду разговор о традициях и псевдотрадициях, – поделился потом режиссер. – Но то, что это настолько ляжет на реальность, что параллельно с репетицией по Кремлю будут разгуливать настоящие жених и невеста, а их кортежи и гости окажутся настолько похожими на твоих артистов, никто и не мог предположить».

Как всегда, Исаакян ведет множественный диалог. Насмотренные и наслушанные знатоки немедленно вспомнили постановку Дмитрия Чернякова в Большом театре, где свадьба в Прологе оперы предстала корпоративным маскарадом, а дальше начались приключения уже во вполне реальных обстоятельствах: замок Наины оказался борделем, а сады и замок Черномора – то ли пятизвездочным отелем, то ли санаторием.

Исаакян, поэтизируя некоторые моменты того спектакля, проводит свою линию, ориентируясь на стилистику площадного театра с его опорой на массовку, на причудливость и пестроту толпы. И это правильный ход, учитывая гигантское пространство, которое требовалось обжить, насытить действием в каждый конкретный момент. Такой концепцией оправдывалось появление то хоровода девиц в платьях с «жостовской» и «гжельской» росписью, то группы гимнасток с лентами, создавших тревожную суматоху в момент исчезновения Людмилы, то вынос гигантских рук, извивавшихся, как тела драконов, или глуповатая битва резиновыми крокодилами во время звучания марша Черномора… На вопрос, а почему тут крокодилы, режиссер, ухмыльнувшись, сказал поначалу: «А потому…» Но потом сжалился и объяснил: «Что такое сады Черномора? Какое-то экзотическое место, дальние края, куда волшебник уносит Людмилу. Тут вам и “не ходите, дети, в Африку гулять… В Африке большие злые крокодилы…”, и смешной детский цирк с нелепыми гимнастами, и балаган…»

Интересно, даже глубоко была решена сцена с Головой. В партитуре ее озвучивает «невидимый» мужской хор, но здесь певцов вывели на всеобщее обозрение, одев в военные костюмы разных эпох (глава Военно-исторического общества, министр культуры Владимир Мединский, также приехавший в Астрахань, наверное, в этот момент испытал особые чувства). Повествование о делах давно минувших дней приобрело вселенский масштаб, а суть истории – о вражде, братоубийстве и подчинении с помощью волшебства напомнила и о другой опере – «Зигфриде» Рихарда Вагнера, созданной спустя тридцать с лишним лет после творения нашего Михаила Глинки.

Столкновение истории и наших дней просматривалось и на уровне сценографии Филиппа Виноградова и Валентины Останькович. Слева высился Успенский собор, правее – Лобное место, превращенное в основание большого бутафорского трехъярусного торта (с картонными фигурками жениха и невесты и пошленьким сердечком), призванного вызвать ассоциации со свадьбой советских времен. В момент похищения Людмилы невесту и сердечко уносит ветер, чтобы зритель точно понимал: «опаньки, что-то пошло не так».

Третьим несущим элементом на сцене является видеоэкран. Ну, куда же без него на open air – ведь надо же крупные планы страдающих героев и надутые щеки духовиков продемонстрировать публике. Однако здесь видеопроекция использована тоньше: крупные планы есть, но они возникают только в тот момент, когда папарацци выхватывают отдельные ситуации свадебного торжества. В других случаях на экране возникала заставка «Р & Л» (что-то типа пресс-волла в фотозоне) или выводился некий «пейзажный» фон. Периодически экран гас, и зрителям волей-неволей приходилось фокусироваться только на происходящем на сцене и слушать собственно музыку Глинки в исполнении Симфонического оркестра Астраханского театра оперы и балета под управлением главного дирижера Валерия Воронина. Нельзя сказать, что подзвучка была идеальна и отвечала качеству, которого можно было ожидать на мероприятии столь высокого ранга. Микрофонный баланс внутри оркестра был не достроен со всеми вытекающими отсюда последствиями. Певцы звучали получше, и тут уже можно было оценить потребность (или отсутствие оной) в донесении нюансов. Мужественному Руслану – Глебу Перязеву, солисту Мариинского театра, еще предстоит отточить не только «меч булатный по руке», но и интонацию в быстрой части каватины. Голосистая, уверенная Людмила Анны Денисовой (также из Мариинки) вполне вписалась в антураж действия, подчеркнув современную деловитость героини. А вот Горислава в исполнении солистки Астраханской оперы Татьяны Головы как раз не изменила замыслу Глинки, представ романтичной, раскаленно-страстной натурой. Удачный грим и костюм Ратмира – Веры Позолотиной скрыли гендерные несоответствия этого образа: бородка и крой рубашки преобразили певицу в холеного восточного принца. А Фарлаф – Дмитрий Шарманов боялся не только старушки страшной, седой Наины (Ольга Богуш), но и своего знаменитого рондо: «Близок уж час торжества моего» прозвучал как торжественная декламация, в полтора раза медленнее обычной вихревой скороговорки.

Спектакль показали два раза при аншлаговом стечении зрителей, его также посмотрели и многие любопытствующие в прямой трансляции на канале «Астрахань 24», организованной при поддержке Ростелекома. Как бы ни отнеслись зрители к увиденному, но очевидно, что спектакль «зацепил», заставил задуматься, что для нас Пушкин, русская опера, традиции, условность театрального языка… И еще: уникальность проекта «опера в Астраханском Кремле» в том, что спектакли ставятся здесь и сейчас (только один из пяти потом был перенесен на стационарную сцену Астраханского театра оперы и балета), с учетом возможностей пространства и исторической архитектуры, и увидеть их можно только однажды.

---

Георгий Исаакян, режиссер-постановщик оперы «Руслан и Людмила» в Астраханском Кремле

Еще на стадии обсуждения замысла мы стремились выяснить главное – о чем сегодня может вести диалог с публикой спектакль «Руслан и Людмила». С одной стороны – это один из основных наших подкорковых текстов: «У Лукоморья дуб зеленый» знают абсолютно все, с самого рождения. Но только на начальных строках останавливаться невозможно, это – огромная поэма. И задаешься вопросом: о чем она? Чуть более ясно, о чем она у Пушкина, и совсем непонятно, что хотел сказать в своей опере Глинка. Это два разных по духу и по стилистике произведения. Но самое главное – чем актуально оно сегодня? Будем честными, порой постановки превращаются в тяжелое испытание по прослушиванию гигантской четырехчасовой, очень разной по качеству и стилистике музыки. Для себя я определил главную тему: «русский дух». Потому что наша страна вбирает огромное количество националь­ностей и культур, языков, традиций, но при этом мы себя идентифицируем как русские по духу. Я родился в Армении, но мой основной язык, мой корпус метафор – русский. В Астрахани, где сосуществует около ста национальностей, особенно ощущается этот конгломерат.

Бывают случаи, когда режиссер считает себя выше и умнее зрителя, и считает долгом потешаться над ним. С моей точки зрения, надо разговаривать с публикой, смотреться в некое зеркало: мы такая же часть нашей немножко смешной, немножко трагичной идентичности, и в спектакле мы пытались по-разному ее расковырять.

Пафос проекта «Русская опера в Астраханском Кремле» в том, что музыка и драматургия вступают в диалог с пространством и архитектурой. Чаще всего в open air встречаются постановки, перенесенные со сцены и внедренные в исторический антураж, что выглядит сомнительно, так как спектакль, сделанный для театра, не идентичен тому, что происходит в архитектурных декорациях. Либо они сделаны «на коленке», без попытки погружения в материал, и тогда исторические здания либо не имеют значения, либо от них отгораживаются, чтобы не мешали. Мне думается, что наш «тортик» удалось вписать в кремлевский ландшафт: в фактуре безе, в его белизне есть что-то близкое окружающим зданиям.

«Руслан и Людмила» – переломный момент в жизни астраханского проекта: до этого театр «учился» решать технические вопросы на этой непростой площадке. В первый год, как мне рассказывали, бывало, что вырубался свет, так как неправильно рассчитывали мощности. Звук в open air по-прежнему остается далеко неидеальным, но это общая проблема во всем мире: специалистов, умеющих ее решать, можно пересчитать на пальцах одной руки. И хотя звучание все равно не бывает таким, как в театральной акустике, степень допущения, конечно, может быть разная.

---

Лариса Барыкина, музыкальный критик

«Руслан» в Астраханском Кремле дал богатую пищу для раздумий. Волей-неволей задумаешься об опере Глинки, по большому счету не имевшей большой и счастливой сценической судьбы. В последние годы ее интерпретации в «кокошечном» стиле – как бы под вопросом. Но разве не вопрос, да еще какой, о качестве новых постановок? Вроде бы нежелающих идти проторенной дорогой, но что предлагающих взамен? В астраханском варианте от эпической размеренности «Руслана» не осталось и следа, сокращенная на треть, превратившаяся в череду знаменитых хитов и балетных сцен, опера выглядит своего рода дайджестом. Режиссер, задумав исследование на тему «что есть русское сегодня», начинает спектакль современной свадьбой, а затем лихо перебирает приметы той самой «русскости», что так любят смаковать и западные режиссеры: мелькают матрешки и медведи, балет с «Кавказской пленницей», гжель с хохломой, художественная гимнастика и ниндзя с драконами… При этом главные герои как-то мало симпатичны: что папаша-олигарх, что кокетка-Людмила, что игрушечный Ратмир в парчовом пиджаке (ну вылитый КВНовский Миша Галустян), что состаренная с помощью программы FaceApp Наина…

Внезапно возникает ровно один эпизод, цепляющий сокровенным смыслом и заставляющий сжаться сердце. Свою арию «О поле, поле» Руслан поет павшим воинам разных войн, от древних битв до Великой Отечественной, и звучит она как реквием… Не знаю, кому как, но мне казалось, что парад новорусских фриков вперемешку с советскими артефактами в какой-то момент резко смодулирует, и на сцене, сбросив все наносное, появятся другой ипостаси герои, а в финале мы увидим то, что в классических русских операх именуют словом «народ». Не вышло. Скорее всего, и не предполагалось. Команда постановщиков дружно довела до конца идею «десакрализации» самой оперы, выбранного места действия, да и пушкинского сюжета…

О музыкальном прочтении партитуры оркестром и певцами говорить сложно ввиду явного несовершенства саунда, использующего подзвучку. Можно только отметить, что оркестр был на высоте, солисты, особенно приглашенные, – вполне голосисты. Что два вечера с разными дирижерами (первый провел главный дирижер театра Валерий Воронин, а второй – Мирон Михайлидис) очень разнились по темпам, балансу с певцами и общей стройности, в пользу первого, естественно. Классическая музыка в формате open air – по-прежнему большая проблема у нас. Пятая по счету постановка в Астраханском Кремле – своего рода юбилей – заставила задуматься и о дальнейшей судьбе самого проекта. Репертуар русских опер с историческими сюжетами пока не кажется исчерпанным. Рискованные затеи с режиссерскими вольностями, я надеюсь, никто не запретит. Но «гений места» Астраханского Кремля требует от авторов как минимум большей ответственности.

---

Денис Сутыка, корреспондент газеты «Культура»

Интересно, как бы восприняли трактовку «Руслана и Людмилы» его авторы – «наше все» Александр Пушкин и Михаил Глинка? Остается только гадать. Зато очевидно, что многие зрители, посмотревшие в Астраханском Кремле под открытым небом постановку художественного руководителя Астраханского театра оперы и балета Валерия Воронина и оперного режиссера Георгия Исаакяна, пришли как минимум в легкое недоумение. И дело тут вовсе не в консерватизме и лозунгах: «Руки прочь от нашей классики!» В чем же тогда? В воплощении идеи.

Идея постановщиков (надо заметить, не новая, но вполне симпатичная) не мудрена и вполне понятна: вслед за Александром Сергеевичем они хотели показать в разрезе времени загадочный русский мир, пытались балансировать между эпосом и шуткой. А потому с размахом и буйной фантазией стали выстраивать этот мир, в котором латы, мечи, матрешки, медведи и балалайки должны были органично вписаться в современную свадьбу главных героев с огромным тортом, картонными селфи-лимузинами, костюмами-тройками, военными и танком. То есть немного поиронизировав над русским человеком с его тягой к корням, желанием в чем-то оставаться исконно русским, а с другой стороны – модным и современным. В итоге же за попыткой объять необъятное такой человек превращает ту же свою свадьбу в пушкинское «Смешались в кучу кони, люди и залпы тысячи орудий…» Самое забавное, что, похоже, авторы «Руслана и Людмилы» попали в свою же ловушку: вместо иронии, желания посмеяться над жизнью героев оперы возникает чувство неловкости как раз за постановщиков, которые немного увлеклись и забыли о чувстве меры.

Допускаю, что на стационарной сцене такая трактовка выглядела бы более органично, но площадка монументального Астраханского Кремля с его Успенским собором, где и развернулось действо, почему-то упорно «смахивала» с себя и бутафорский торт, и картонные лимузины, и многообразие костюмов артистов. Кстати, как раз последние вместе с оркестром и спасли оперу. Стоило отвести глаза от сцены в сторону укутанных вечерним сумраком стен Кремля, как фантазия начинала выстраивать совершенно иные декорации для героев, а слух с наслаждением ловил голоса солистов и великолепную музыку Глинки.

---

Ольга Русанова, музыкальный обозреватель «Радио России»

С учетом формата open air и самой что ни на есть широкой целевой аудитории огромную партитуру сократили почти вдвое – до двух часов. При этом все главные сюжетные линии и персонажи были сохранены. Георгий Исаакян придумал шоу с громадным количеством участников (около 300), великолепно поставленным светом (Ирина Вторникова), спецэффектами и оригинальными находками: например, на Лобном месте у него был установлен гигантский свадебный торт – ведь со свадьбы главных героев и похищения невесты в опере все и начинается… Ну и множеством других деталей и необычных персонажей – вроде Труса, Балбеса и Бывалого (намек на похищение невесты в фильме «Кавказская пленница»). Обыгран тут и огромный дуб, который растет прямо на главной площади у Успенского собора – на него повесили «златую цепь», а вокруг ходил черный кот ростом с человека – видимо, ученый.

Зрителей приветствовал Председатель Правительства Российской Федерации Дмитрий Медведев, который назвал театральный марафон важным событием в жизни страны. Очевидно, что астраханская публика думала так же: билеты на два спектакля «Руслана и Людмилы» были раскуплены за месяц до показа (!), люди проявили невероятный энтузиазм. И сидели, смотрели и слушали с явным интересом. Однако, справедливости ради, отмечу, что не все приняли необычную постановку: часть зрителей, как водится, ждала традиционной режиссуры в исторических костюмах и декорациях. В соцсетях недоумевали по поводу режиссерских «излишеств» – а тут, и впрямь, чего только не было! И художественные гимнастки, и резиновые крокодилы, и огромный «китайский» дракон… Пестротой отличились и костюмы – от эпохи викингов до наших дней. Эклектика как глобальный прием. На мой взгляд, в данном случае она вполне уместна – это ведь не театральный спектакль, это другой жанр, фантазия на тему. Интересная и оригинальная.

А вот в чем зрители были единодушны – так это в оценке музыкальной составляющей: всем понравились голоса и оркестр, хотя лично у меня именно к музыкальной или, скажем так, музыкально-технической стороне спектакля больше всего вопросов. Понятно, что из-за громадной открытой площадки пришлось работать с микрофонами, а это далеко не на пользу оперной музыке. К тому же в Астрахани накануне премьеры бушевал сильный ветер, и на генеральной репетиции казалось, что всех этих «задуваний», а по сути, аудиобрака, не избежать. Но именно в день премьеры потеплело, ветер стих, постарались и звуко­режиссеры. Певцам стало явно комфортнее петь. В достаточно крепком и ровном составе все же особо хочу отметить солистку Мариинского театра Анну Денисову в роли Людмилы и солистку Астраханской оперы Татьяну Голову в роли Гориславы. Ну а в целом это удача оркестра Астраханского оперного театра под управлением его худрука Валерия Воронина: музыка буквально «летела», казалась легкой и даже лаконичной.

Напомню, что «Руслан» стал частью не только Театрального марафона, но и проекта «Русские оперы в Астраханском Кремле», который идет здесь с 2012 года и позиционируется, помимо всего прочего, как туристический продукт, привлекающий гостей из соседних регионов и даже из-за рубежа. Так было и на этот раз: турпоток явно вырос, городские отели оказались переполнены, по улицам гуляли толпы народа. Согласимся, немногие наши города могут похвастаться тем, что к ним едут специально на оперу, так что проект можно только приветствовать.