Релизы
В истории звукозаписей камерно-вокальных сочинений для голоса с роялем особый интерес представляют те, в которых наряду с главным действующим лицом – певцом – участвуют равновеликие им музыканты-художники – пианисты-солисты. Ни в коей мере не желая преуменьшить значения пианистов-концертмейстеров, среди которых немало выдающихся музыкантов, чье мастерство чуткого слышания партнера неоспоримо, все же невозможно не признать особого градуса интерпретации, если она складывается из двух равновеликих музыкантских величин. Таких союзов в истории музыки было и остается намного меньше. Если среди певцов найдется немало энтузиастов выступить с именитыми пианистами, то далеко не всякий пианист разделит сольный подиум с вокалистом в ущерб своим амбициям. На ум мгновенно приходят Владимир Ашкенази, Андраш Шифф, Альфред Брендель, Лейф Уве Андснес, Святослав Рихтер, Даниил Трифонов, вступавшие в творческие союзы с певцами. Особый случай – дирижеры-пианисты за роялем – Даниэль Баренбойм, Джеймс Левайн, Кристоф Эшенбах, Антонио Паппано. И совсем редкий – композиторы и певцы. Известны записи песен Шуберта, сделанные Арибертом Райманом и Бригитте Фассбендер.
Новые имена на этой немногочисленной карте – два британца Томас Адес и Иэн Бостридж, исполняющие Шуберта. Достаточно взглянуть на обложку их совместного альбома, где их вытянутые силуэты, отчасти напоминающие работы Люсьена Фрейда и отдаленно – силуэты Эль Греко, сразу настраивают на изменение сознания. Оно произойдет, но не в тех масштабах, в каких начинаешь себе буйно фантазировать. Томас Адес за роялем оказывается не столь психопатичен и перверсивен, сколь его композиторская музыка, которая обычно дает богатую возможность окунуться в эти стихии. И все же его интерпретация музыки Шуберта отличается повышенной графичностью, камерностью, уводом слушателя в мир психологических комплексов. Тихая кульминация – песня «Ворон» звучит еще и в сильно замедленном темпе. Птица совсем перестала летать, забившись в угол, ежась от холода и голода. Такими же ежащимися от одиночества кажутся обостренные фактурные решения многих песен после нее. Даже теплая солнечная «Липа» здесь лишена весенней температуры. Утомленность, опустошение, исчезновение жизненной энергии слышит Адес в этом цикле Шуберта. В то время как Иэн настроен, словно в противовес, вполне оптимистически, напоминая мысль его коллеги Маттиаса Гёрне о том, что у Шуберта всегда виден свет в конце тоннеля.
После выхода в свет книги Бостриджа об этом самом его любимом вокальном цикле – «“Зимний путь” Шуберта: анатомия одержимости» трудно слушать этого уникального тенора без сопровождения еще и этим магнитным полем ассоциаций, описанных им в ней и доказывающих неисчерпаемость внутренних макро- и микросюжетов. Кажется, что в игре Томаса Адеса Бостридж нашел максимальный резонанс своим многолетним интеллектуальным изысканиям, описанным в этой книге.
