Когда и смычок – оружие

Сейчас, понятно, никаких табу, зато есть один барьер, который заменил собой все прежние: деньги. Их нынешнее общество на все, что не сулит мгновенной денежной же отдачи, тратит очень скупо. Ну а какая прибыль от современной музыки, не являющейся попсой?

Попало под каток и композиторское творчество российских регионов. Может быть, это грех моей ненаблюдательности, но, похоже, после смерти Владислава Казенина, председателя Союза композиторов России еще советской закалки, со все меньшим успехом пытавшегося сохранить в новых условиях те давние стандарты публичности, крупные фестивали современной музыки, показывающие ее в общенациональном масштабе, практически прекратились. Когда за разгребание дел в Союза композиторов взялась пару лет назад новая команда, надежда на возрождение былого авторитета организации блеснула… и тут же скукожилась: первый «всероссийский» музыкальный фестиваль оказался наспех собранной обоймой старых, в основном хорошо известных публике сочинений нескольких случившихся в тот момент поблизости от правления Союза авторов. По крайней мере, такой его программа, объехавшая несколько регионов, добралась до Москвы и, соответственно, ушей вашего покорного слуги.

И вот через полтора года – смотр камерной музыки страны. Разумеется, он дает представление только об одной, не самой громкой стороне деятельности отечественных композиторов. Как если бы те самые конкурсы красоты свести, допустим, к конкурсу маникюра. Много мы узнаем о красавице, если будем наблюдать только ее прекрасные ручки?

Но ведь на безрыбье и это рыба. Да еще порой какая! Без преувеличения – я за эти пять вечеров открыл для себя неизвестную музыкальную вселенную. Помню ведь те же фестивали Союза композиторов советских времен: да, количественно это было роскошно. Но если исключить две глыбы – московскую и ленинградскую школы, – то ЧТО доходило до нас, слушателей, из регионов? Отдельные редкие вспышки, вроде музыки Владимира Кобекина из Свердловска или Бориса Гецелева из Горького. Фоном же была масса опусов, застрявших на стадии соцреалистического провинциализма, а то и просто ученичества.

Сегодня среди четырех десятков сочинений из девятнадцати регионов я с легкостью наберу не меньше десяти-пятнадцати работ, которые не стыдно показать на международном смотре любой представительности вплоть до планетарной. Само собой, это произведения живых классиков – мощная, хваткая Скрипичная соната Сергея Слонимского, глубокий и тонкий вокальный цикл уже названного Бориса Гецелева «Лирика обэриутов», мастерская Трио-токката столпа казанской школы Анатолия Луппова… Но также и композиции не известных мне прежде Игоря Дороднова из Саратова (чью Сюиту для баяна я бы смело назвал сольной баянной симфонией), Александра Рындина из Астрахани (тоже совершенно симфонический по развороту «Русский квинтет»), Леонида Резетдинова из Санкт-Петербурга (Два этюда по картинам Эдварда Мунка). Или я слышу музыку известных мне людей, допустим, Юрия Толкача, которого знал тридцать лет назад как подающего надежды молодого композитора из Удмуртии – а сегодня восхищаюсь тонкостью его искусства в квартетном цикле «Монограммы», этом приношении обожаемым предшественникам – Дебюсси, Бартоку, Бергу, Шостаковичу. Чем, кстати, не постмодернизм? Впрочем, в холодном рассудочном творчестве многих столичных постмодернистов мы привыкли к другому градусу этого определения, а у Толкача скорее находим пример теплоты и «всемирной отзывчивости».

Как находим ее и у уфимца Ильдара Хисамутдинова в цикле «44 скрипичных дуэта памяти Белы Бартока» – изумительно тонких, притом очень экономных на ноты обработках русских, башкирских, татарских, еврейских, венгерских, каких угодно еще народных тем, вдохновленных великим открывателем новой фольклорной волны в мировой музыке.

Экономия на ноты – еще один признак сегодняшнего творчества композиторов. В советское время какие-нибудь Вариации для скрипки и тарелки Кобекина, заканчивавшиеся цитатой «Erbarme dich» Баха, причем не на скрипке, а на тарелке (!), казались маленьким чудом – тогда чаще мыслили монументальными, жирно инструментованными полотнами. Сегодня уходят в глубокий интонационный поиск, строя тихую, но волшебно привлекательную музыкальную микровселенную, например, Юрий Машин из Ростова-на-Дону («Игра в дзен»), Нина Фарниева из Владикавказа («Тихая музыка»), земляк Нины Игорь Насонов (Трио для флейты, скрипки и альта).

А рядом – «хулиганский» выплеск Михаила Фуксмана из Ростова-на-Дону, в «Междустрочьях» для виолончели и фортепиано заставляющего одного солиста махать смычком, как Чапаев саблей, а другого кавалерийски скакать на своей банкетке и переругиваться с партнером по поводу того, что не его на то воля, а «композитор так написал». Капустник, скажете? А почему нет? Почему атмосферу академического вечера не разрядить и откровенной шуткой?

И это тоже примета сегодняшнего дня: композиторы не замыкаются в традиционном академическом поле, идя навстречу публике. И консерватории сегодня – не только место, где учат контрапункту и гармонии. Тот же Михаил Фуксман, например, работает на кафедре звукорежиссуры и информационных технологий Ростовской консерватории, пишет электронные партитуры, участвует в международных фестивалях новой музыки «Ростовские премьеры»… Подобные сгустки современной композиторской энергии, излучаемой не в абстрактное пространство, а на конкретного слушателя, есть и в Петрозаводске, Вологде, уж не говорю о таких традиционных центрах, как Екатеринбург, Новосибирск, Казань…

Конечно, не все безоблачно. Разговорившись с другой участницей, самарчанкой Илоной Дягилевой, я узнал, что ее симпатичные полу­джазовые зарисовки для контрабаса и фортепиано «Однажды вечером» появились на свет благодаря заказу… из Испании. Вообще, говорит Илона, спасибо испанцам, венграм. Или вот москвичам – приглашают на фестивали, исполняют. В родном городе пока такого интереса к современной музыке нет. А основной хлеб композитору Дягилевой дают уроки… вокала.

Увы, и этот пример – тоже характерный.

Тем паче хотелось бы, чтобы за обаятельной, ехидно-улыбчивой пьеской «Пипо Растельмоз» Петра Поспелова, поставившей в программе фестиваля не точку, конечно, а отточие, последовало продолжение. То есть смотры – не только камерные, но и хоровые, симфонические, электронные. Как можно более широко показывающие сегодняшнее творчество наших соотечественников.

Написал это и уже собрался пожурить составителей нынешней программы за то, что изрядную ее часть «потратили» на довольно старые произведения – 30–40-летней давности. Но… вспомнил исполненную в одном из концертов Сонату № 1 «Хороводы» Алексея Рыбникова. И придержал критику. Поскольку это безумно интересно – услышать яркую, виртуозную, брызжущую броским тематизмом юношескую вещь композитора, позже прославившегося своими рок-операми и киномузыкой, а тогда, в шестнадцать лет, еще только выбиравшего путь, который, как мы теперь видим, мог быть звездным и в любой другой музыкальной сфере. Спасибо «Пяти вечерам» и за это ретро-открытие.

Ну и, разумеется, шляпу долой перед увлеченностью музыкантов из оркестра «Студия новой музыки», квартета флейт «Сиринкс», скрипачей Анастасии Ведяковой, Евгения Субботина, Аяко Танабэ, альтистов Александра Митинского, Дарьи Филиппенко, виолончелистов Петра Кондрашина, Ольги Дёминой, Василия Степанова, пианистов Кадзуки Нисимон, Николая Кожина, Алексея Кудряшова, Дарьи Смирновой, Михаила Турпанова, флейтиста Константина Ефимова, бас-кларнетиста Никиты Агафонова, саксофониста Антона Скибы, баяниста Сергея Чиркова, певцов Юлии Макарьянц, Ирины Рейнард, Максима Дорофеева, Алексея Красовского, Станислава Швеца… И я еще назвал далеко не всех исполнителей, откликнувшихся на приглашение команды фестиваля под руководством генерального директора СК России Карины Абрамян и с готовностью отдавших время и труд новой музыке.