В Москве состоялись два очень разных исполнения оратории Георга Фридриха Генделя «Триумф Времени и Разочарования» (Il Trionfo del Tempo e del Disinganno). 13 ноября произведение прозвучало в «Зарядье» под управлением Дмитрия Синьковского (ансамбль La Voce Strumentale), 25 ноября – в Большом зале Московской консерватории под управлением Филиппа Чижевского (ансамбль Questa Musica).
До недавнего времени эта оратория не принадлежала к числу самых популярных шедевров Генделя. Однако композитору она была, несомненно, дорога. Он обращался к ней трижды, всякий раз по-иному расставляя смысловые акценты. В 1707 году находившийся в Италии 22-летний Гендель, «милый саксонец», баловень римской знати и духовенства, с гениальной легкостью положил на музыку философско-морализующее либретто кардинала Бенедетто Памфили. Через тридцать лет, в 1737 году, умудренный жизненным опытом 52-летний композитор исполнил эту ораторию в Лондоне в переработанном виде – с чуть измененным названием «Il Trionfo del Tempo e della Verità» («Триумф Времени и Правды»), другим составом певческих голосов и некоторыми дополнениями. И, наконец, в 1757 году старый, больной, полностью ослепший, но духовно не сломленный 72-летний Гендель представил лондонской публике английскую версию оратории, «The Triumph of Time and Truth», на либретто Томаса Морелла. Скомпоновать последний вариант композитору помог его ученик и ассистент Джон Кристофер Смит, который и дирижировал премьерой. В третьей версии оратория превратилась в эпическое полотно с участием хора. В настоящее время чаще всего звучит первая версия оратории – самая камерная, самая компактная и, возможно, самая цельная.
В период пребывания молодого Генделя в Риме оперные постановки были там запрещены, и его дар прирожденного драматурга мог найти воплощение лишь в жанрах кантаты и оратории. Несмотря на символическую условность либретто «Триумфа», Гендель написал столь чувственно яркую музыку, что в наше время это произведение иногда ставят на сцене как оперу.
Очаровательная, юная и цветущая Красота (Belezza) не желает признавать власти Времени (Tempo – по-итальянски слово мужского рода). Любезное, но в глубине своей порочное Наслаждение (Piacere) увлекает Красоту в свои чертоги, полные удовольствий. Однако трезвый и печальный Разум наставляет ее на истинный путь, и Красота, осознав свои заблуждения, обращается к Богу и вверяет себя небесам. Слово Disinganno, использованное в оригинальном тексте Памфили, не имеет убедительного русского эквивалента: это не совсем Разочарование и уже тем более не Бесчувствие, как значилось в версии, исполненной в БЗК, а скорее способность ясно видеть суть вещей и отдавать себе отчет в том, что чувства могут создавать ложные представления, в отличие от вечных истин. Disinganno – это разрушение чар, отказ от приятного самообмана, признание бренности житейских благ и в то же время осознание божественных основ мироздания. Во второй и третьей редакции оратории слишком многозначительное слово «Disinganno» было заменено более простым словом «Правда» (или «Истина»).
В изначальном варианте 1707 года партии Красоты и Наслаждения поручены сопрано, Разочарования – альту, Времени – тенору. Имена первых исполнителей оратории неизвестны, но с большой долей уверенности можно сказать, что, кроме тенора, это были кастраты, поскольку в Риме женщинам запрещалось выступать публично. Гендель, впрочем, ничего не имел против женских голосов и впоследствии охотно использовал певиц взамен кастратов даже в мужских ролях. Это позволяет отнестись к проблеме аутентичности голосовой диспозиции довольно гибко. Поскольку певцов-кастратов сейчас нет, партии высоких голосов в этой оратории могут поручаться и певицам, и контратенорам.
Интерпретация Дмитрия Синьковского исходила, вероятно, из названия созданного и возглавляемого им ансамбля La Voce Strumentale, декларирующего единство вокального и инструментального начал в музыке эпохи барокко. Впечатляющий образец такого единства – личность самого Синьковского, который начинал карьеру как скрипач, потом открыл в себе певца-контратенора, а в последние годы выступает и как дирижер. При исполнении генделевской оратории он предстал во всех трех амплуа: не переставая руководить оркестром, Дмитрий Синьковский периодически выходил на авансцену и пел партию Разочарования, а иногда брал в руки скрипку и исполнял затейливые соло. Артистизм руководителя ансамбля был активно поддержан другими солистами. Партию Красоты с убеждающей искренностью исполнила Анна Дэннис, английская певица с красивым и при этом достаточно подвижным для барочной музыки сопрано, щедрым на нюансы в речитативах и чувственно наполненным в ариях. В роли Наслаждения предстала фаворитка московской публики Юлия Лежнева, сумевшая сделать свой аллегорический персонаж не только соблазнительно прелестным, но и многогранным – улыбчиво льстивым в первой части и озлобленно ревнивым во второй. Знаменитая, чрезвычайно виртуозная ария «Un pensiero nemico di pace» («Беспокойная мысль»), которая в оригинале поручена Красоте, здесь была передана Наслаждению – Юлии Лежневой, что не сильно противоречило смыслу текста. Публика давно уже воспринимает эту арию, несущуюся в вихревом темпе, как эффектный концертный номер, игнорируя заключенную в тексте философскую мысль о субъективном восприятии времени. Австралийский тенор Эндрю Гудвин также хорошо известен москвичам (он пел, в частности, партию Ленского в «Евгении Онегине» Чайковского на сцене ГАБТ). В партии Времени певец, обладающий голосом лирического плана и мягкого тембра, олицетворял не суровую неумолимость, а скорее сострадательное всеведение. Ярче всего эта неожиданная краска проявлялась в медленных эпизодах: ариозо «Nasce l’uomo» из первой части и в дуэте с Разочарованием «Il bel pianto» в конце второй части – этот дуэт словно предсказывает аналогичный по составу голосов и тоже предфинальный номер из «Мессии» («О Смерть, где жало твое?»). Дмитрий Синьковский замкнул на себе все нити сюжета, не пытаясь, однако, выдвинуть фигуру Разочарования на первый план. Морализующие речи этого персонажа, облеченные прекраснейшей музыкой Генделя, производили впечатление тихих сердечных увещеваний, проникающих в душу слушателя. Поскольку голос у Синьковского небольшой, а фразировка и нюансировка филигранно тонкая, инструментальное сопровождение в ариях Разочарования звучало с аристократической изысканностью (так, арии «Se la Belezza» из первой части аккомпанировали только виолончель, арфа и лютня). В последнем же номере оратории – арии «Tu del ciel ministro eletto» – вместе с душой Красоты в небеса устремлялось и Разочарование, представленное «инструментальным голосом» – солирующей скрипкой в руках Дмитрия Синьковского.
Ансамбль La Voce Strumentale состоит из прекрасных музыкантов, преимущественно отечественных, однако с ним охотно выступают и зарубежные артисты. В данном случае это был великолепный лютнист Лука Пианка и арфистка Маргрет Кёлль. Нужно заметить, что у Генделя не указано участие в оркестре лютни (теорбы) и арфы, но в музыкальной практике эпохи барокко дополнение партии континуо струнными щипковыми инструментами только приветствовалось; их звучность обогащала тембровую палитру и позволяла дифференцировать партию бассо континуо. Континуо на органе и клавесине попеременно играла Александра Коренева. Для органа Гендель предусмотрел и виртуозное соло – небольшой концертик внутри первой части, названный им «Сонатой» и изображающий чертог Наслаждения, в котором «прелестный юноша» тешит праздных слушателей упоительной музыкой (фактически это автопортрет «милого саксонца» и своего рода «театр в театре»). Вполне в духе барокко оказался и эффектный переход Константина Яковлева с гобоя на фагот и обратно – многие музыканты эпохи Генделя владели несколькими инструментами, но сейчас это встречается редко. Словом, генделевский оркестр предстал здесь ансамблем творческих личностей, внутри которого разворачивались свои «интриги», и все детали требовали пристального внимания слушателей.
В исполнении Филиппа Чижевского и его ансамбля Questa Musica оратория Генделя звучала в Москве в 2018–2019 годах неоднократно, но не в концертном зале, а в МАМТ им. Станиславского и Немировича-Данченко, в агрессивно шокирующей постановке Константина Богомолова и с провокационной кавер-версией текста Владимира Сорокина. Людям, любящим музыку Генделя, очень хотелось услышать ее без чужеродного визуального ряда, и наконец-то эта мечта сбылась. Однако, наряду с триумфом чистого искусства, исполнение в БЗК сопровождалось и разочарованиями.
Если сравнивать версии Синьковского и Чижевского, то вторая, безусловно, более отточена, что никоим образом не означает «заученности» всех нюансов и приемов. Questa Musica состоит из музыкантов высочайшего класса, которые страстно преданы своему делу и являются крупными специалистами по исторически ориентированному исполнительству (жаль, что в программке они не перечислены поименно). Оркестр звучал блистательно и безупречно, а театральная эффектность дирижерской манеры Филиппа Чижевского еще больше «разогревала» публику, воспринимавшую его почти как рок-звезду.
Согласно концепции, принятой за основу еще при постановке «Триумфа» в МАМТ, все три партии высоких голосов должны были исполнять мужчины, а не певицы. В наше время в этом амплуа возможны только контратенора, которых сам Гендель практически не использовал (изредка это случалось в ораториях на английские тексты, но не в главных партиях). Что касается «Триумфа Времени и Правды», то ни в одной из лондонских редакций, 1737 и 1757 года, контратенора не участвовали (впрочем, как и кастраты). Поэтому эксперимент с модными ныне контратенорами вряд ли можно считать вполне аутентичным решением. К тому же не всякий певец этого амплуа способен легко справиться с исключительно трудными партиями, рассчитанными на кастратов или примадонн.
Ансамбль, выступивший на сцене БЗК, включал в себя Филиппа Матмана (Германия) в роли Красоты, Антонио Джованнини (Италия) в роли Удовольствия, Василия Хорошева (Россия) в роли Разочарования и Хуана Санчо (Испания) в роли Времени. Матман, обладающий редким амплуа контратенора-сопраниста, не всегда выходил победителем в сражении с генделевскими фиоритурами, но юношеское обаяние его манеры и свежесть голоса покорили зал. Другой сопранист, Джованнини, хорошо выступивший в ансамблях, показался не столь убедительным в сольных номерах, в том числе в знаменитой арии из второй части «Lascia la spina» («Шипов избегай, срывай розы») – арию фактически «спел» оркестр, включая стильные украшения в партии клавесина (Елизавета Миллер) и нежные пастельные краски струнных и теорбы. Василий Хорошев порадовал замечательным голосом – роскошным альтом темноватого «виолончельного» тембра, – и глубоким проникновением в музыку Генделя. Правда, Разочарование в его исполнении обернулось на самом деле Наслаждением, настолько сладостно и кантиленно звучали все мудрые высказывания этого аллегорического персонажа. Хуан Санчо в партии Времени, напротив, заострил все резкие грани, превратив бесстрастное Время в олицетворение карающей Смерти – неумолимой, жестокой и мстительной. Дуэт Времени и Разочарования во второй части («Il bel pianto») оказался в этой интерпретации проникнутым сумрачным пессимизмом. Очень эффектно прозвучали оба квартета, из первой и из второй части; здесь все солисты оказались на высоте и в вокальном, и в актерском отношении.
После прослушивания двух исполнительских версий «Триумфа Времени и Разочарования» неизбежно возникают сравнения.
Интерпретация Синьковского еще не совсем устоялась, она живая, дышащая, местами не совсем ровная, однако увлекающая неравнодушного слушателя сквозным драматическим развитием, происходящим у нас на глазах. Аллегорическое моралите кардинала Памфили преподнесено как история, актуальная в любую эпоху для любого юного существа, решившего задаться «вечными» вопросами бытия. Музыкальная цельность интерпретации Синьковского и его единомышленников (все они воспринимались как единый художественный организм) вызвала изумление и восхищение, несмотря на отдельные мелкие шероховатости.
От версии Чижевского ожидалась более выраженная театральность, однако в данном случае она приняла сугубо внешние формы, которым была принесена в жертву логическая связность и целостность генделевской партитуры. Синьковский также внес в партитуру некоторые сокращения, которые показались сугубо косметическими по сравнению с радикальным хирургическим опытом, предпринятым его коллегой. В БЗК оратория оказалась урезанной, вероятно, на треть, если не больше – выбрасывались целые сцены, не только отдельные речитативы и арии, а другие произвольно переставлялись из части в часть. Постепенно задуманное поэтом и композитором связное повествование о внутреннем преображении Красоты из земной в небесную превратилось в обычный концерт из арий Генделя с долгими аплодисментами зала между номерами и восторженной финальной овацией. О философии речь здесь больше вообще не велась, да и не могла бы вестись, поскольку содержание оратории публике ни в коей мере разъяснено не было.
В номинации «буклет и программка» с разгромным счетом победило «Зарядье». Здесь заинтересованный менеджер Анна Андрушкевич (специалист по музыке барокко) позаботилась о том, чтобы заранее заказать информативные тексты для буклета и предоставить слушателям полный и корректный перевод либретто. Этот текст также транслировался во время исполнения в виде титров, безусловно, способствуя пониманию слушателями всех нюансов исполнения. Организаторы же концерта в БЗК (агентство Moscow Nights) ограничились публикацией в программке лишь самого краткого изложения содержания оратории и сведений о дирижере и солистах. Слушателям, мало знакомым с этим произведением, оставалось просто упиваться музыкой, которая, конечно, прекрасна сама по себе, но все-таки заключает в себе нечто большее, нежели звуковое пиршество в чертогах Наслаждения.