Строже, чем Веберн События

Строже, чем Веберн

Издательская премьера «Музыкальной академии» и фирмы «Мелодия»

В научном журнале «Советская музыка» всегда печатались ноты: тут – ода вождю, здесь – утонченный романс на пушкинские стихи. По превращении журнала в «Музыкальную академию» ноты стали помещать в приложение – какие-нибудь хоры современных композиторов или их же музыка для органа. Новый главный редактор журнала Ярослав Тимофеев решил сопровождать номера журнала издательскими премьерами – печатать произведения выдающихся композиторов, ранее никогда не публиковавшиеся. Более того – включать их издание в комплексный обед. Тут все блюда – главные: и сами ноты, и аналитическая статья музыковеда о представляемом произведении. И взятое специально для свежего выпуска интервью с героем – прославленным композитором. И, наконец, прилагающийся компакт-диск, на котором изданный опус записан в живом исполнении – а это уже результат партнерского сотрудничества журнала «Музыкальная академия» с фирмой «Мелодия».

Трудно сказать, сколь легко будет выдерживать высокое качество задуманного набора из номера в номер. Но первый опыт, размещенный в «Музыкальной академии» № 4 за 2019 год, стал безусловной удачей. Впервые в мире издано и записано сочинение живого классика Владимира Мартынова.

В Сонате для скрипки и фортепиано, созданной в 1973 году, Мартынов подытожил свои опыты в области додекафонии. Кто тогда из советских композиторов ею не увлекался – даже маститый Кара Караев, даже отчасти Шостакович – не говоря уже о Денисове. Но именно молодой Мартынов (на момент написания ему было 27 лет) создал самый чистый по композиторскому выполнению образец додекафонного сочинения, в котором, как у Веберна, нет ни одной ноты, не обусловленной серийной логикой.

В дальнейшем Мартынов двинулся в совсем иные художественные сферы – рок-музыку, минимализм, богослужебное пение, московский концептуализм и писательство, главной темой которого стал «конец времени композиторов». По всей видимости, всей своей дальнейшей творческой жизнью Мартынов отрицал ту высокую, напряженную и сконцентрированную чистоту композиторского ремесла, которой он достиг в собственном раннем сочинении.

Однако, читая аналитический разбор Сонаты, предпринятый в журнале Маргаритой Катунян, мы находим отнюдь не только дотошный профессиональный разбор ее серийного устройства. Музыковед помещает Сонату в контекст всего творчества Мартынова, включая весь его концептуально-­минималистский период. Выясняется, что в ранней Сонате не меньше общего со зрелым Мартыновым, чем различного: например, молодой додекафонист отказывается от транспозиций серии точно так же, как он в более поздние годы старается держаться одной тональности. И во все периоды своего творчества Мартынов опирается на технику и, шире, ментальный склад полифонистов ренессансной Европы.

Мартынов был и остается в искусстве игроком: отчасти таким он предстает на страницах журнала в интервью, взятом Ярославом Тимофеевым. Тут он может сыграть за команду анонимов, рокеров и роспевщиков всех времен, а здесь – капитально выступить за композиторское искусство. Издательская премьера Сонаты – как раз второй случай.

На презентации в Музее С. С. Прокофьева, которую провел Союз композиторов России, Сонату преданно и точно исполнили скрипачка Татьяна Гринденко, пианист Михаил Дубов, записавшие ее и на диск; в звукорежиссуре Михаила Спасского она звучит как безукоризненный в своей сохранности раритет из параллельного прошлого советской музыки.