События
Да, в программке Венской Штаатсопер так и написано: 242-е представление данной постановки (то есть, если разделить, то получится, что играли бы восемь месяцев подряд без остановки). Режиссер Болеслав Барлог, оформление Юргена Розе. (Добавлю, по данным архива, дирижер премьеры – Карл Бём.) Год создания – 1972. Это все вместе требует комментария. Как теперь принято говорить, археологического. Барлог – знаменитость своего времени, режиссер театра и кино, каждая постановка которого – событие. В год постановки ему 66 лет, расцвет сил (умер в 93 года). Юргена Розе (1937 года рождения) и я помню по спектаклям, он много что оформлял в 1990-2000-е годы и раньше, в том числе балетные постановки Джона Кранко и Джона Ноймайера, ставил как режиссер «Норму» с Эдитой Груберовой в Баварской Штаатсопер в 2006 году. Художник мощный, сильный, и в «Саломее» его «приколы» со светом (в 1972-м еще никаких «световиков» в помине не было) и цветом (в духе Симона Вирсаладзе) сильно «цепляют». Спектакль в духе «кэмпа», изощренного эстетства.
Кто пел на премьере? Все звезды Вены. Леони Ризанек (которая только что, в 1971-м, спела свою Фельдмаршальшу в Москве также c Карлом Бёмом), Грейс Хоффман, Ханс Хопф, Эберхард Вехтер. Бывшие Амнерисы, Тристаны, Дон Жуаны. Кто пел Саломею потом? Грейс Бамбри и Гвинет Джонс, Кэтрин Мальфитано и Ева Мартон, Кэтрин Наглестад и Аушрине Стундите. И еще не менее двадцати певиц разного калибра.
Что же сегодня? Главное – дирижер. Деннис Рассел Дэвис (срочный ввод) – музыкант верхнего уровня, притом разносторонний. Рихарда Штрауса разделывает под орех. «Кэмп» проникает и в музыкальный ряд, тем спектакль и захватил. Где тихо – там нас подирает по коже, где громко – чуть не улетаем в небеса. Партитура обрушивается на нас, как страшное видение. И голоса певцов по мере сил встраиваются в это грандиозное построение. Конечно, удивительно, что такой уникальный дирижер (1944 года рождения) не «расхватан» по топ-пунктам (или неудивительно, впрочем). Чтобы так «махрово» и одновременно изысканно (не побоюсь этого слова) звучал Танец семи покрывал, я не слыхал давно.
Этот танец тут нужно сплясать, и американка Лиз Линдстром его танцует вполне уверенно. Она – штатная Турандот в разных театрах мира, а знаменита стала, заменив в Метрополитен-опере Марию Гулегину в роли китайской принцессы в 2009 году. Но только она слабая актриса, хоть и стройна и грациозна, и голос у нее совсем неинтересный, и ничего она нам про свою иудейскую царевну рассказать не может. К ней в придачу Хервиг Пекораро с его статичным Иродом, Карлос Осуна с прекрасно поющим, но тусклым Нарработом. Великая Вальтрауд Майер, дебютирующая в роли Иродиады, сегодня затрудняется с пением как таковым, больше кричит, чем вокализирует, но она обладает такой несравненной красотой, что вписывается в кэмповый спектакль, как никто. Глаз не отвести! На другом полюсе – блистательный Михаэль Фолле, также дебютирующий в роли Иоканаана: вот у этого вокального зубра понимаешь, что внутри у его героя. Поэтому в конечном счете спектакль делают не только те, кто создал его пятьдесят лет назад, но и эти двое, настоящие мастера своего дела, независимо от их технической оснащенности.
Что же в Театре «Ан-дер-Вин»? Тут спектакль на певицу-актрису высшего ранга. На Марлиc Петерсен, лирическое сопрано в расцвете сил, красавицу немку, живущую в Греции, которая всегда наособицу, выделяется в любой роли, что бы ни играла – Донну Анну в «Дон Жуане» или Лулу (эту партию она исполняла с блеском в -дцати постановках). Конечно, Петерсен по голосу не совсем Саломея, но она уже спела эту партию в Баварской Штаатсопер с Кириллом Петренко – за пультом полного огромного оркестра. А здесь, в «Ан-дер-Вин», такой оркестр и посадить некуда. Поэтому заказали новую редакцию, на 58 инструментов, и дирижер Лео Хуссейн, надо отдать ему должное, сумел вложить в эту «облегченную» редакцию всю жуть, которая содержится в крупномасштабном варианте. Небольшой театр сотрясали такие страшные конвульсии, которые иногда и не снятся многоэтажным оперным стадионам. В «Саломее» правда есть такая мощь перверсии и декадентщины, что душу трясет по-настоящему.
Режиссер Николаус Хабьян, который в Австрии вполне знаменит своими постановками с обилием кукол на сцене, ничего особенного в идеи Рихарда Штрауса не внес. Разве что две куклы, если на них посмотреть внимательно, добавили к главным образам – Саломеи и Иоканаана – что-то довольно интересное. Кукла Саломеи неполная, только до пояса, дальше – пустота, и она, по-видимому, объясняет, какой хочет предстать царевна своему кругу, скрывая все, что ниже пояса. Это самое «ниже пояса» и возьмет верх над ней – при том, что верхние части у актрисы и куклы вполне похожи. А у Иоканаана кукла в полный рост, как с иконы, – худой, засушивший себя отшельник, горящие небесным огнем глаза. А певец – Йохан Ройтер с мощным стенобитным голосом – вполне себе в теле, только тут живого человека нет, он спрятан за густым слоем грима и нейтрализующим костюмом, это скорее символ живого тела. И он в общем похож на Ирода (как всегда, прекрасный Джон Дашак), и в Танце семи покрывал, который Марлис Петерсен пляшет не тушуясь (она недаром училась танцу!), и Ирод и живой Иоканаан «подыгрывают» ей с одинаковой интенсивностью. Совмещение двух мужчин – один из них «объект желания», а другой все же субъект, – к «картине греха» мало что прибавляет. Спектакль в современных одеждах, стройные солдаты оказываются танцовщиками, и они в «общем грехе» тоже участвуют. Для Петерсен открываются как для актрисы новые возможности.
Это, конечно, ее спектакль. И пришли мы смотреть и слушать именно ее. И поет она как очень большая певица. Каждая нота пропущена через личность, каждый поворот музыки осмыслен актрисой, каждый повтор отточен виртуозно. Некоторые звуки западают в сердце. И кажется, никакой другой Саломеи быть не может. (При том что Асмик Григорян в Зальцбурге создала недавно феноменальную Саломею!) Потому что тут такой шквал чувств – и одновременно такая хрупкость персонажа, такая мощь – и такая нежная женственность, что «сносит крышу». Образ врастает в тебя, как часть жизни. И кажется, что в тебе самом есть все ужасы и все заморочки этой женщины.
Этот спектакль показывают только пять раз. И на этом он умирает. И ни одна певица больше не войдет в этот «рисунок роли». А в Штаатсопер будут и дальше гонять конвейером свою допотопную (но цепляющую) «Саломею», и, может быть, там скоро выйдет на сцену новая Биргит Нильсон – или Тереза Стратас. Вот в Берлине в Штаатсопер играют «Севильского цирюльника» в постановке Рут Бергхаус с оформлением Ахима Фрайера производства 1968 года, и у всех сердце радуется, насколько точно тут все найдено! Поэтому не будем сразу заявлять, что только принцип stagione единственно правильный. И в мейнстримных дебрях тоже бывают свои скрытые тайники.
