Шубертовская неделя – регулярный проект Булезовского зала с 2017 года, когда он открыл свои двери для публики. Недельный воркшоп для молодых певцов и пианистов, которые хотят заниматься немецкой романтической песней, проводится наравне с насыщенной концертной программой. Концерты, в свою очередь, наполовину отданы на откуп звездам, наполовину – молодым артистам, заявившим о себе в рамках предыдущих аналогичных проектов. Ежедневные занятия со студентами завершаются двумя открытыми для публики в зале и в интернете, а также отчетным концертом, который тоже можно посмотреть онлайн.
Учебная программа проводится совместно с Академией песни фестиваля «Гейдельбергская весна», существующей с 2011 года (руководит ей тоже Хэмпсон); в этом году впервые на две учебных сессии – единый набор, и берлинские студенты смогут дошлифовать свое мастерство и закрепить новые знания в Гейдельберге в апреле.
Идея объединения разных фестивалей, разных типов контента, разных способов коммуникации и очень разных людей – ключевая как для Хэмпсона лично, так и для площадки. В здании в самом центре Берлина вместе с концертным залом помещается Академия Баренбойма – Саида – центр изучения музыки и гуманитарных наук, который основали Даниэль Баренбойм и американский интеллектуал и литературовед, выходец из Палестины Эдвард Саид. Академия принимает студентов на основании политики равных возможностей; заявки на заполнение вакансий от мигрантов – особенно женщин – активно приветствуются.
Сросшиеся в одну, эти институции стремятся стать центром объединения людей через искусства – не только с помощью таких глобальных проектов, как Оркестр «Западно-Восточный диван» самого Баренбойма (созданный тоже вместе с Саидом для объединения палестинцев и израильтян), но и способами гораздо более простыми и вместе с тем менее очевидными. Так, в Булезовский зал можно зайти пообедать: съесть комплексный обед и выпить вина, поболтать с сотрудниками и завсегдатаями и купить билеты на вечерний концерт. В зале проводятся концерты для матерей с младенцами; в межсезонье он служит пространством для современного искусства.
Постоянные студенты Академии, как и люди, приехавшие на воркшоп, учатся видеть мир искусства как целостный в себе и как целостную часть мира вообще, а в привычной фразе «искусство и жизнь» заменять союз знаком равенства.
Для объединения людей организатор и главный педагог воркшопа Томас Хэмпсон выбирает песню – точнее, он уверен, что песня выбирает сама себя. Автор цикла радиопередач «Песня – зеркало мира», амбассадор американской песни, страстный популяризатор и азартный исполнитель песен, основатель и глава фонда Hampsong Foundation (на сайте которого можно найти почти любую информацию о песне как форме искусства), Хэмпсон настаивает: именно и только песня позволяет нам понять, что значит быть живым в данное время в данной точке мира.
«Почему Шуберт? – спрашивает он и сам же отвечает, – почему бы и не Шуберт?»
(Шубертовская) неделя начинается с понедельника, понедельник (13 января) – с «Зимнего пути». В исполнении Хэмпсона «Зимний путь» – циклический маршрут, путешествие контрамота.
Рояль Вольфрама Ригера, регулярно работающего с Хэмпсоном и далеко не впервые отправляющегося с ним в зимний путь, в этот раз оказался не столько собеседником певца, сколько инструментом в микроскопическом оркестре Хэмпсона-дирижера, подчиняющимся – как и Хэмпсон-вокалист – строгому и эмоциональному жесту. Голос и инструмент наравне попадают внутрь головы путника; само путешествие окончательно теряет признаки путешествия реального и становится этакими приключениями Линкольна в бардо.
На стороне рояля – неумолимый валик шарманки; на стороне голоса – проработка настолько мелким штрихом, что при минимальной утрате слушательского внимания он сливается в утрированно крупный мазок. Хэмпсон делит цикл на две части: от Gute Nacht до Der Wegweiser и «что ж, дальше, еще дальше» (nun weiter denn, nur weiter) – от Das Wirtshaus. Единый темп первой и двадцатой песен, темп размеренного шага (mäßig) и нарочитая (и нехарактерная для Ригера) моноритмичность подсказывает, что этот единый отрезок пути фактически имеет нулевую протяженность; половину его герой проходит, яростно страдая по утраченной любви, половину – изумляясь новым встречам, новому опыту, который, казалось бы, не мог и не должен был проникнуть в его мир. Однако эмоции выгорают, а героя отторгает кладбище-Wirtshaus – и он совершенно не ожидает в конце (начале?) пути встретить шарманщика. Не потому, что сделал круг, – а потому, что каждый человек может быть только собой. И это не всегда хорошая новость.
Маршрут остальной недели, впрочем, оказался совсем не печальным. И пусть в зале, как обычно, была в основном публика за сорок – молодежь на сцене убедительно доказала востребованность проекта. Если старшее поколение певцов порой расстраивало (как Ангелика Кирхшлагер, за весь концерт так и не нашедшая ни свой голос, ни свою интонацию), то младшее, безусловно, воодушевляло. В отличие от «взрослых», шестеро дебютантов получили по одному отделению каждый: первое было отдано мужскому голосу, второе – женскому. Самостоятельно составленная певцами программа, обычно как парная (например, с завершением обоих отделений одной и той же песней), позволяла увидеть в исполнителях – прежде всего в Марии Зайдлер и Эме Николовской – не только вполне сложившихся исполнителей, но и аналитиков; финский бас-баритон Юсси Юола, пожалуй, смог дать десять очков вперед даже звездному Андре Шуэну по цельности и выигрышности собственно концерта.
Заботе о будущем не только исполнителей, но и самого жанра во многом посвящена и учебная программа. Из 180 претендентов отобрали двенадцать певцов и троих пианистов. Умение французской пианистки Жюстин Эко слышать музыку XIX века слухом человека XXI века, кураж немки Джорджи Капелло, лирический талант американского пианиста Куналя Лахири, въедливый ум и страсть к жанру баритона Ларса Конрада и баритона Чжэна Ли – капитал, с которым они пришли на воркшоп. Воодушевляющая вера Хэмпсона в студентов и готовность помогать, бесконечная энергия педагога и умение относиться к юным коллегам как к равным обеспечили плановые чудеса, пусть пока в основном в стенах аудитории. Сопрано из Франции Фанни Суайе открыла в себе голос изумительно мягкого чарующего тембра, грузинская сопрано Кетеван Чунтишвили поставила технику на службу эмоциям, баварский бас Фредерик Йост всерьез начал задумываться о том, что и зачем он хочет сделать слышимым, Джорджа Капелло – искать компромиссы между своим огненным темпераментом и нежнейшим голосом. Здесь самое время сделать и прогноз на будущее. Через десять лет Фредерик Йост будет равно успешен в оперном и песенном репертуаре и почти наверняка будет смотреть на нас с афиш вроде «Лучшие голоса планеты». Пианистка Катерина Гаранич, ученица Вольфрама Ригера и Эльдара Небольсина, будет звездой для тонких ценителей – и наверняка ничуть не менее востребованным Lied-пианистом, чем Ригер. Меццо-сопрано из Венгрии Ирена Вебер, возможно, не прославится как исполнительница немецких песен, но, несомненно, станет заметной фигурой в опере – уже сейчас это зрелая певица с ярким актерским дарованием.
«Я дам вам инструменты, но садовничать вам уже самим», – предупреждает педагог. Каждый день – йога, чтобы заботиться о теле, инструменте певца; изучение песен в классе, работа над смыслом, фразой и техникой – «ни в коем случае не урок вокала»; потом в зал – слушать концерт и учиться быть слушателем.
Заметим, что слушателей обычных на Шубертовской неделе не забыли тоже: за демократичные 5 евро они получили два буклета – в одном собраны тексты всех песен с переводом на английский, распределенные по концертам и упорядоченные в соответствии с программой, во втором – исследовательские статьи и краткий справочник по шубертовским поэтам.
«Некоторые говорят, мол, у певицы такой красивый голос, пусть поет хоть телефонную книгу, мне все равно. Мне – не все равно, – признается Хэмпсон. – Мне не нравится телефонная книга». Скрупулезная работа с каждой деталью, но прежде всего с целым, тщательный анализ того, как содержание конструирует форму и определяется ею, – принципы и Хэмпсона-артиста, и Хэмпсона-педагога. Молодые студенты думали и рассуждали о культурном контексте, о живописи и поэзии и, разумеется, о политике.
«Политика – это люди. Культура – это люди», – говорит Хэмпсон, поэтому его проект – в той же мере просветительский, что и политический. Хэмпсон стремится искоренить избыточную манерность, сентиментальность, утрированность при исполнении песен. Эстетический аргумент очевиден и убедителен: «Иногда мы перегружаем песни собственными эмоциями. Прислушайтесь: разве можно сделать сильнее, чем у Шуберта? Тогда не мешайте. Не учите людей чувствовать. Наша работа – быть посредниками, транслировать, а не выпячивать себя. Задача певца – одновременно устранить свое “я” и не прятать его. Очень приятно быть той антенной, которая ловит волну этих песен, но все-таки разговор не о нас». Но традиция чрезмерности при исполнении вредна не только потому, что представляет дурной вкус – для Хэмпсона она нагружена идеологически, «связана с ложным и лживым представлением о немецкой душе», навязанном идеологией нацизма.
«Почему Шуберт? – спрашивает Томас Хэмпсон и отвечает, – разве может быть так, что не Шуберт?» От первого ответа до второго – интервал в неделю, полную неоспоримых аргументов. Этот маршрут тоже кольцевой: в апреле в Гейдельберге начнет работу Академия песни, а в январе 2021-го повторится Шубертовская неделя в Берлине. Что ж, дальше, еще дальше.