Релизы
В предыдущих выпусках проекта Haydn 2032 с симфониями Гайдна соседствовала музыка его современников (Глюк, В. Ф. Бах, Моцарт, Чимароза, Краус), а в восьмом томе впервые появилась фигура композитора ХХ века. Но речь тут не о провидческих озарениях Гайдна, у него есть симфонии более новаторские. Третью четверть диска занимают «Румынские народные танцы» венгра Белы Бартока, пионера неофольклора: Антонини напоминает, что Гайдн родился в приграничном Рорау и большую часть жизни провел в «венгерском Версале», как называли дворец князя Эстерхази. Среди венских классиков он ближе всех к народной музыке; в отличие от коллег, работавших в крупных центрах империи Габсбургов, он тесно соприкасался с венграми, цыганами и представителями других народностей, перемешанных в том регионе войнами и бесконечным переделом территорий.
Альбом придуман как «балканский маршрут». Начинается он в Константинополе – с Симфонии № 63 «Роксолана», отсылающей к истории жены султана Сулеймана Великолепного. Турки хозяйничали в Венгрии почти двести лет, при жизни композитора Австрия продолжала воевать с южанами за господство на Балканах – турецкая тема не теряла своей актуальности, и в репертуаре труппы, выступавшей в Эстерхазе, была пьеса Ш.-С. Фавара «Сулейман II». Для нее, видимо, Гайдн написал вторую часть симфонии. На первый взгляд ничего специфически турецкого – как, например, в «Похищении из сераля» Моцарта – тут нет. Тем интереснее: в изобретательных двойных вариациях несложно услышать две грани женского образа – рабыня и султанша. «Роксолана», как и Симфония № 28 с этого диска, собрана из театральной музыки, роль ее первой части играет увертюра к опере «Лунный мир». На первый взгляд дико. А, может, и гайдновская ирония: сколько с турками не воюй, Османская империя оставалась миром не менее далеким и загадочным, чем Луна.
Антонини и его ансамбль Il Giardino Armonico в Гайдне не стремятся искусственно акцентировать ориентальные мотивы, не опускаясь до трюкачества. В их исполнении «Роксолана» звучит так же изысканно и отточенно, как Симфония № 43 «Меркурий», сочиненная, скорее всего, к свадьбе племянницы Эстерхази. Все три симфонии сыграны с таким совершенством, что тем, кто не был на концертах Il Giardino Armonico, результат (особенно первая часть «Меркурия», проносящаяся на космических скоростях) может показаться чудом современной звукозаписи. Но нет, они живьем умеют играть так же безупречно, а в записи – сохранять драйв и обаяние живого звучания.
Антонини не ищет нарочитого сближения Гайдна и Бартока на почве фольклора или ХХ века. В симфониях влияние народной музыки проявляется скорее постепенно, как на фотопленке, уже после прослушивания Бартока. Другой общий знаменатель Антонини находит в прошлом, о связях Гайдна с которым он любит напоминать: нет-нет, да мелькают барочные аффекты и детали. А в «Румынских танцах» Антонини заменил кларнеты на шалюмо, флейту – на траверс-флейту, с помощью барочных инструментов, чьи ближайшие родственники по сей день живы в народном музицировании, преобразив академический опус. Маэстро сам играет на них, и элегантному итальянцу так по сердцу оказывается роль деревенского балканского музыканта, что его соло – едва ли не самые запоминающиеся минуты альбома. Огромное впечатление производит и анонимная соната Jucunda, сохранившаяся в моравском городе Кромержиже, «чешских Афинах». В ней, кажется, сфокусировано вообще все, что встречается в музыке альбома: классицизм и барокко, профессиональное и народное, европейское, балканское и турецкое, лирика и огненные танцы. Вот бы Антонини записал парочку дисков с такими раритетами! А пока эту сумасшедше прекрасную сонату вместе с «Румынскими танцами» хочется сразу поставить на repeat. Главное потом не забыть переключиться обратно на Гайдна – там «многое открывается при повторном прочтении».
