Юрий Миненко:
Дмитрий мыслит крупным планом

ЮМ Не могу сказать, легко или трудно. С ним работать интересно! Как бы пафосно не звучало, но для меня он – наставник. Я много раз говорил в интервью, что у меня не было драматической школы. Во времена учебы этому не придавали большого значения, как сейчас. Когда я впервые попал в Германию, это был Моцартовский фестиваль в Мангеймском национальном театре, я пел Анния в «Милосердии Тита» в постановке известного немецкого режиссера Гюнтера Кремера, на первой же репетиции нужно было изображать совершенно безумные вещи, бегать, прыгать и при этом петь. Я был поражен. Так я впервые узнал о тенденциях современного европейского музыкального театра, где оперный певец – это полноценный драматический актер, который еще и поет. И никаких скидок на сложность вокальной партии нет и быть не может.

Работая с Дмитрием Черняковым, я стал вникать в этот процесс более основательно. Ходил на все репетиции, даже когда он работал с другими артистами. Наблюдал и многое спрашивал. Реакция, ответ, принятие, услышание – все эти азы актерского мастерства осваивал именно тогда. На мой взгляд, Дмитрий мыслит прежде всего крупным планом, поэтому в его спектаклях важны психологические реакции персонажей. А это сыграть сложнее, чем исполнить какой-то технический трюк.

Конечно, на репетиции Дмитрия Чернякова нужно приходить досконально подготовленным. Он сам подготовлен идеально и знает все оперу наизусть. В постановках Чернякова все выверено, точно и работает как часы. На его репетициях нет импровизации. От тебя требуется войти в образ, примерить на свою физиологию и стать этим человеком. Конечно, бывают какие-то моменты совместного поиска, но это тот режиссер, который всегда добивается картинки, которая у него в голове.

ГЯ Вы сотрудничаете с международным агентством Parnassus Arts Productions и ваш репертуар составляют преимущественно барочные партии. Как вы пришли к этой музыке, как ощущаете себя в ней, есть ли у вас любимые партии?

ЮМ Для работы в Европе необходимо иметь своего агента, поскольку напрямую с певцом контракты не заключаются, это негласное правило. После Кардиффа я два года работал с Asconas Holt, но амбиции опережали предложения, и мы по-хорошему расстались. После этого я стал работать с Parnassus. Впрочем, по моему опыту, если хочешь чего-то добиться, нужно не только надеяться на своего агента, но и что-то делать самому.

Музыка барокко нравилась мне всегда, еще со времен студенчества. Особенно духовная музыка Вивальди, Генделя, Перголези. Она невероятно красива, утонченна и не требует особой подготовленности слушателя, что тоже немаловажно. Когда говорят: «Барочную музыку люди не знают», хочется возразить: «Ее не нужно знать – ее нужно слушать!» Чтобы воспринимать, например, оперы Вагнера, Пуччини или Шостаковича, их нужно знать. Там нужно ориентироваться в сюжете, драматургии. Старинная музыка, на мой взгляд, не требует таких усилий, это музыка для души.

Что касается барочных партий, то не могу сказать о каких-то предпочтениях. В моей карьере как-то так складывается, что все, что я хотел бы спеть, – пою. В Лозанне исполнял заглавную партию и Эвстазия в «Ринальдо» Генделя. Пел в «Милосердии Тита» Моцарта. В Шветцингене у меня была партия Анния, сумасшедше высокая, которую обычно исполняют певицы сопрано. Но я тогда только начинал карьеру, было интересно попробовать, и гонорар был весьма соблазнительным.

ГЯ Не тяжело было?

ЮМ А куда деваться? Раз дал согласие, нужно сделать! В итоге, все получилось. Позднее еще раз пел Анния в Нанси, а потом в Лозанне была уже более привычная для контратеноров партия Секста. Из других генделевских партий – партия альта в «Мессии» в Дорсете (Великобритания), Ариоданта в Лозанне, Полинессо в Штутгарте, а также в европейском туре с Марком Минковски, Disinganno (в русской транскрипции эту партию переводят как «Разочарование») в «Триумфе Времени» с дирижером Георгом Петру и оркестром Armonia Atenea… Кстати, вторые партии в барочных операх отнюдь не легче первых. Да, арий там меньше, но больше речитативов.

ГЯ Гендель преобладает в вашем барочном портфолио?

ЮМ Да, так сложилось, и я люблю его петь. Его стиль всегда узнаваем, как и стиль Моцарта. Но я пою музыку и других композиторов, в том числе редко исполняемых – Бортнянского, Березовского или, например, Траэтту… С Parnassus в этом году мы исполнили оперы «Сигизмунд, король Польши» Леонардо Винчи и «Полифемо» Николы Порпоры.

ГЯ У вас есть образование дирижера-хормейстера. Планируете ли вы продолжать эту стезю?

ЮМ Мне безумно нравилось хоровое дирижирование. На втором курсе училища меня назначили старостой хора, что было полной неожиданностью. В обязанности входила распевка хора и выучивание партий. Эта практика позволила довольно хорошо узнать русскую духовную музыку, которую я с тех пор очень люблю. В годы учебы в академии я пел в церковном хоре при монастыре, а позднее стал регентовать. Это прекратилось из-за большой занятости.

ГЯ Вы работаете со многими известными дирижерами. Помогает ли вам дирижерское прошлое или скорее мешает (например, рождая несогласие с музыкальными трактовками)?

ЮМ Мне посчастливилось работать с замечательными дирижерами. Марк Минковски, Михаил и Владимир Юровские, Пол Дэниел, Алан Кёртис, Джанлука Капуано, Диего Фазолис, Дэвид Робертсон, Михаил Татарников… Я всегда отношусь с большим уважением к их работе, понимаю, насколько это непростой труд, и всегда стараюсь выполнять то, что от меня требуется. Конечно, в этой профессии важное место отводится интерпретации, и здесь, как говорится, сколько дирижеров, столько вкусов, предпочтений и трактовок. По этой причине я стараюсь не знакомиться и не учить партии по записям, потому что другая трактовка впоследствии очень мешает.