События
В Вене большинство концертов проходит в двух местах – в шикарном Музикферайне (где два зала как будто накладываются друг на друга) и в более демократичном Концертхаусе (где множество залов самого разного свойства и стиля).
Но концертные исполнения барочных опер – регулярное явление для театра «Ан-дер-Вин». С самого момента возобновления его деятельности как отдельной, особой оперной институции эта театральная единица заявила о концертных исполнениях опер как строго обязательной части своего репертуара.
И вот в этом сезоне – два примера. Оба они, кстати, были показаны в тех же декорациях, что и спектакль «Саломея» с участием Марлис Петерсен. Зачем разбирать конструкции, которые никак никому не помешают, решили в театре. Ну, помешают или нет, тут каждый зритель волен в своем отношении. Я сначала слушал эти концерты, а потом уже видел саму «Саломею». Поэтому задавал себе вопросы, что за турусы на колесах мы видим на подмостках. Но, конечно, мне это в восприятии музыки нисколько не мешало.
В «Бореадах» Рамо (их в Москве показали в том же исполнении) главными героями стали дирижер Вацлав Лукс, который всегда «знает, что делает», и тенор (haute-contre) Матиас Видаль. Лихо наэлектризованные инструментальные куски (ансамбль Collegium 1704) и страстно выплеснутые монологи Абариса составили ту трепещущую плоть, которая сообщила вечеру значимость. Остальные солисты, кто лучше, кто хуже, вписывались, конечно, в парадигму пения Рамо, но погоды не делали. Тем не менее само произведение чувствовало себя в этом уютном и задушевном театре на редкость радостно.
«Ирену» Иоганна Адольфа Хассе исполнял Хельсинкский барочный оркестр под управлением Аапо Хеккинена – и тут, на фоне надежного сопровождения, можно было заниматься анализом вокальных ухищрений и образной выправки. Продюсером выступил Макс Эмануэль Ценчич – он же спел главную мужскую партию, Никефора. В этот вечер primo uomo звучал вполне хорошо, но в последнее время Ценчича отличает какое-то холодное равнодушие к сути дела, он как будто все время поет одну и ту же ноту. Каждая колоратура выточена без изъяна, но следить за этими «накрутками» постепенно надоедает. Не то у видавшей виды Вивики Жено – в титульной партии она заставила нас почувствовать к ней участие и даже жалость: виртуозничанье всегда было ее коньком, но здесь она сумела создать цельный образ без всяких псевдосценических пережимов, и это стало главным в этот вечер. Дара Савинова элегантно спела партию Евдоссы. Любимый нами контратенор Дэвид ДиКью Ли блеснул и тут звездными «штучками». В соперничество за любовь публики с Жено вступил юный контратенор из Бразилии Бруно де Са, который оказался вовсе даже колоратурным сопрано такой изощренности, что представить в его исполнении Лючию ди Ламмермур или Эльвиру в «Пуританах» казалось совершенно естественным.
Главным событием барочной Вены стал фестиваль «Резонансы», проводившийся в разных залах Концертхауса и получивший в этом году подзаголовок «Десять заповедей». В качестве своего рода пролога использовали серию фильмов «Декалог» Кшиштофа Кислёвского (1989), к фестивалю привязали выставку исторических инструментов и художественную композицию «Пять смертных грехов и десять заповедей», кроме того, во время девяти дней концертов постоянно устраивались разного рода форумы и лекции.
Конечно, я не стану говорить слишком подробно про три концерта, которые я выбрал, поделюсь только главными впечатлениями. В число семнадцати вечеров, составивших весь «большой текст», входили «Месса из Гваделупы» (ансамбль Conjunto de Música Antigua Ars Longa из Гаваны), респонсории Джезуальдо ди Венозы (певцы известного нам Graindelavoix), оратория Порпоры «Мученичество св. Иоанна Непомука» (барочный оркестр MUK), песнопения итальянских композиторов XVII века (Capella de la Torre), шотландские баллады (ансамбль Fair Oriana) и многое, многое другое. Среди солистов – самые известные имена.
Открывался фестиваль ораторией Генделя «Теодора», и ансамбль Arcangelo из Лондона, организованный в 2010 году Джонатаном Коэном и представленный множественными ценнейшими записями, провел этот вечер на редкость собранно. В истории мученичества Феодоры (так ее зовут в православной традиции) и Дидима много душещипательных, берущих за сердце моментов, и великий Гендель тут дал волю себе как лирику. Луиз Олдер оказалась чудесной страдалицей, но превзошел все ожидания Тим Мид – Дидим: отбрасывая все наваждения, неизбежно возникающие при концертном исполнении, он так сильно проникся сочувствием к гибнущей возлюбленной, что сердце его чуть не лопнуло у нас на глазах. Певец вместил всю глубину страдания в свой голос, а в конце, во время финального «дуэта умирания», скорбь переполнила его душу до предела, и из глаз полились обильные, немужские слезы.
Вечер, когда Тон Коопман играл на чембало сюиты и мелкие вещицы Иоганна Себастьяна и Карла Филиппа Эмануэля Бахов, стал в моем венском месячном концертно-театральном «запое» точкой какого-то гашишного взлета. Коопман – сам по себе фигура легендарная и мифическая, и его высочайший калибр не обсуждается. Все в нем устроено, как в настоящем гении: вышел неслышной походочкой, сел за инструмент, затих на секунду – и понеслась душа в рай. Я не знаю, куда несется душа великого исполнителя, но моя душа в этот самый рай отправляется сразу. Конечно, более знакомые вещи заставляют трепетать еще сильнее (хотя куда же сильнее?), но все два часа, не отдыхая во время антракта, моя внутренняя суть напрягалась до сверхпредела. Потом приходится отходить от этого священнодействия долго и с большими усилиями, чтобы продолжить нормальную жизнь.
Третий концерт интересен его параллельностью к спектаклю Детского музыкального театра имени Наталии Сац «Любовь убивает». Потому что пьеса с музыкой «Судьба Андромеды и Персея» написана Кальдероном де ла Барка, а «положена на музыку» Хуаном Идальго, то есть создатели тут те же самые. Только в Москве исполняется более поздняя опера, а в Вене (проездом из Испании) – пьеса, но принципы те же самые: композитор не указывал тип голоса, поэтому можно идти разными путями, либо сохранять в основном женские голоса, как было при первом исполнении, либо начинять партитуру современными приемами (что делают оба коллектива). Из Испании в Вену приехал ансамбль La Grande Chapelle под управлением Альберта Рекасенса, на сцене соединялись в живейшем полуторачасовом действе драматические актеры, певцы, инструменталисты, и мы с напряжением смотрели на персонажей пролога (не обошлось без Музыки, как у Монтеверди) и трех действий, всяких там Паллад, Меркуриев, Морфеев и иже с ними. Нельзя сказать, чтобы музыка Хуана Идальго могла соперничать с сочинениями Монтеверди, она располагается этажом ниже, но театральное действо с ее помощью получается занятное и симпатичное. И публика оценила необычный спектакль с великим энтузиазмом.
Надо добавить, что следить за всеми подробностями концертов фестиваля «Резонансы» помогает великолепно изданный буклет, большого формата, 260 страниц, с обильными иллюстрациями. Это вообще и не буклет, а серьезный том, который окажется уместным в любой научной библиотеке.
К рассказанному остается добавить про два концерта, проходивших в Музикферайне. В Зале Брамса гастролировал Камерный оркестр Базеля под управлением Джованни Антонини. Музыканты сыграли четыре симфонии Йозефа Гайдна – Антонини возглавляет проект «Гайдн 2032», цель которого – исполнить и записать все симфонии великого австрийца к 2032 году (ансамбль Il Giardino Armonico и Базельский оркестр). Странно, но зал был заполнен не на сто процентов. Между тем все четыре симфонии прозвучали строго, цельно, напряженно, энергетично. Каждый раз можно было четко отметить приемы, «штучки», приемчики великого композитора, который не давал скучать тонким ценителям прекрасного. И Гайдн превращался в музыканта, актуального и даже дерзкого, который не желает быть списанным в утиль. И вся его «сдержанность» только на первый взгляд кажется скучной, там, внутри, такие залежи таинств, что и старший Бах позавидует.
А на концерт в Большом зале Музикферайна – играл Венецианский барочный оркестр – публика просто ломилась. Дирижировал молодой клавесинист Андреа Буккарелла, и все в нем устраивало: и его «живой задор», и утонченная музыкальность, хранящая верность и цифре, и естеству, и внутреннее сопереживание. Concerti grossi Корелли и Вивальди ни на одну секунду не приближались к пошлым уличным стандартам, все время шел поиск скрытого контента. Главной фишкой концерта стало участие Юлии Лежневой. Надо признать, что сам голос, который еще лет пять-шесть назад можно было назвать «национальным достоянием России», потускнел и поблек. Все качества безупречной виртуозки Лежнева при этом сохраняет. Если в первом отделении пение примадонны (арии Вивальди и Генделя) казалось скорее какой-то «обязаловкой», выполнением предписанных тур-де-форсов, то во второй части, когда дело дошло до арии Un pensiero nemico di pace из «Триумфа времени и бесчувствия» Генделя, голос пустился в такие, казалось бы, вольные и волевые гонки, так начал стрелять в небеса, что захотелось верить в то, что певица еще «держит форму». Я вспомнил, как недавно в Москве Лежнева спела генделевскую арию Lascia la spina с немыслимыми «завихрениями», с неимоверной тайной скорбью. В Вене та же ария прозвучала слабее. Но все равно – явление Лежневой, незаурядной виртуозки, стало для взыскательной венской публики высоким событием.
Конечно, мои впечатления от венских концертов отражают только самую малую часть того, что Вена, может быть, самый музыкальный город в мире, предлагает без видимых усилий. Потому что здесь интенсивная концертная жизнь – как черный хлеб для нас, одна из главных форм существования.
