Полина Виардо XX века

Многие годы слушая концертные программы и записи Зары Александровны, пытаясь анализировать их, выразить словами свои впечатления, посвятив мастеру две монографии и множество статей, я все равно остаюсь лишь у подножия пьедестала, не в силах разгадать все тайны исполнительского чуда и воздвигнуть достойный памятник. Да только ли я один?!

«Никакие суетные ветры перемен никогда не могли изменить Вас – великого бескомпромиссного художника, необыкновенную женщину, непостижимую тайну, имя которой – Долуханова.

Ваш несравненный голос уносил нас в звенящую тишину Млечного Пути, где звучит божественная музыка сфер, где в бесконечном хороводе миров ярко вспыхивают и угасают звезды. И этот же голос возвращает нас к себе, чтобы осознать всю хрупкость, всю непрочность прекрасного, но краткого мгновения нашей жизни».

Это дифирамб Владимира Спивакова. А вот оценка Елены Васильевны Образцовой, датированная 2003 годом:

«Зара Александровна Долуханова – выдающаяся певица нашего времени. Она обладает изумительно красивым голосом, прекрасной техникой, работоспособностью необыкновенной. Ее концерты остались в памяти навсегда. Она изумляла публику своей музыкальностью и культурой исполнения, изумляла количеством и изысканностью программ. На ее концерты ходили, как в храм. Я, тогда еще студентка консерватории, слушала Зару Александровну с замиранием сердца, я узнавала незнакомую мне музыку, смотрела на нее, как на богиню… Это были концерты-праздники, концерты-события. Сколько раз у зала я видела милицию, успокаивавшую толпу, а за билетами люди стояли ночами, и это при том, что в те годы музыкальная жизнь была в расцвете».

Так что я отнюдь не одинок в своих восторженных оценках. Да и переполненные лучшие залы страны и мира на протяжении десятилетий уникального творчества Зары Долухановой – неопровержимое подтверждение масштаба таланта певицы, поистине безграничного восхищения ею.

Люди старшего поколения помнят, как на рубеже 50‑х годов Москва и Ленинград были потрясены, околдованы красотой голоса, тончайшим мастерством стиля и необыкновенной широтой репертуарного диапазона Долухановой. Когда и где она успела их приобрести?

Возникновение и пути формирования истинно большого таланта – всегда некая тайна, едва ли до конца объяснимая. А в нашем случае – почти мистическая. Перед нами некое живое чудо, загадка: откуда в 40‑е годы у молодой певицы, приехавшей, чтобы по конкурсу поступить в группу солистов Центрального радио из Ереванского оперного театра, где она выступала преимущественно во второстепенных партиях, а обучалась до этого в музыкальном техникуме Гнесиных по классу скрипки и лишь недолго – по классу вокала,– взялась удивительная свобода дыхания, гибкость и ровность звуковедения, искони слывшие привилегией лучших итальянских певцов. Долуханову сразу же после дебюта на радио отметил С. С. Прокофьев, а Д. Д. Шостакович стал горячим поклонником и другом артистки, создавал для нее сочинения.

Кое-что объясняет «генеалогическое древо» певицы. Распутывая «нити» ее артистической судьбы, прослеживая творческие общения, влияния, постигая исполнительскую и педагогическую эстетику, мы выясняем, что ее далекие «предки» (!) – Глинка, Даргомыжский, Полина Виардо, Гарсиа-сын… Вот доказательства.

Свои первые профессиональные шаги Зара Александровна делала под руководством Айкануш Даниэлян. Став в 1939 году солисткой Ереванской оперы, Долуханова в течение нескольких лет консультировалась у выдающейся армянской певицы. Даниэлян же в 1920 году окончила Петроградскую консерваторию по классу авторитетнейшего педагога Наталии Александровны Ирецкой, которая, в свою очередь, была ученицей Генриетты Ниссен-Саломан и совершенствовалась к тому же в Париже у Полины Виардо-Гарсиа. А сама Ниссен-Саломан, прославленная в Европе певица, а в 60‑е – 70‑е годы позапрошлого века – профессор Петербургской консерватории,– была одной из лучших воспитанниц самого Мануэля Патрисио Родригеса Гарсиа, автора «Полного руководства по искусству пения». Вот такая выстраивается цепочка, аж дух захватывает!

Но и это еще не всё. Долуханова наследует и русскую художественную традицию. Наталия Александровна Ирецкая, по мнению Ц. А. Кюи, блестящая исполнительница романсов, чьим партнером в концертах часто бывал Антон Григорьевич Рубинштейн, воспитала множество замечательных учениц – среди них, помимо Айкануш Даниэлян, еще и Надежда Забела-Врубель, и Ксения Дорлиак, и Елена Катульская, и, наконец, Зоя Петровна Лодий, горячая поклонница Зары Александровны Долухановой, не пропустившая в послевоенные годы ни одного ее ленинградского концерта. В доме Лодий две выдающиеся певицы разных поколений проводили долгие счастливые часы, радуясь духовной близости, общности эстетических позиций, репертуарных пристрастий.

За несколько месяцев до смерти, 17 июня 1957 года, Зоя Петровна отправляет письмо-завещание: «Моя бесконечно дорогая Зара, каким служит мне утешением, что Вы несете в жизнь те песни, которым я отдала свое творчество. Родная, легче дышать, зная, что Вы есть на свете. Ваша З. Лодий».

А годом раньше она дарит своей любимице фотографию с красноречивой надписью: «Как отрадно мне знать, моя дорогая Зара, что наше прекрасное искусство хранится в Ваших чистых руках и мудром сердце – в Вашем удивительном таланте. Любящая Вас Зоя Лодий».

Такая оценка мастера, считавшего Долуханову своей творческой наследницей, восприемницей великих традиций, дорогого стоит – ведь династия Лодий на протяжении полутора веков хранила идеалы русской вокальной школы и преданно им служила. Дед Зои Петровны, Андрей Петрович (1812–1870) был другом Михаила Ивановича Глинки и лучшим исполнителем его романсов. А отец, Петр Андреевич (1855–1920), вошел в историю, как первый и выдающийся исполнитель «Песен и плясок смерти» Мусоргского. Модест Петрович писал своему соавтору Арсению Голенищеву-Кутузову: «Новизна впечатлений неслыханная! И как талантливо сумел осязать Лодий твою чудесную картину! – совсем художник-певец».

И наконец, Зоя Петровна Лодий, первым педагогом которой был отец, много лет поддерживала живой огонь на алтаре отечественного исполнительства. В одной из рецензий мы находим слова, почти дословно повторяющие оценки творчества самой Зары Долухановой: «Певиц, посвятивших себя камерному искусству, вообще очень мало, тем с большим удовольствием отмечаем яркое дарование Зои Лодий, прекрасная вокальная школа которой, общая музыкальность, выдающаяся чистота интонаций счастливо сочетаются с редким по красоте, нежности и гибкости голосом. Художественная отделка слова, звука, каждой детали, каждого штриха дают нам право поставить Зою Лодий на первое место в ряду русских камерно-вокальных исполнительниц». Вот из чьих рук приняла Зара Долуханова факел, зажженный еще великим Глинкой.

Но не только учителя и соратники способствовали продвижению Зары Долухановой к исполнительским вершинам – фундамент был заложен на генетическом уровне. Мать певицы, Елена Гайковна Бабаян, обладала редким по красоте, поставленным от природы голосом.

Первым ее консультантом был самый прославленный в России маэстро пения, учитель А. Неждановой, Н. Обуховой, В. Барсовой, Н. Кошиц, В. Политковского – Умберто Мазетти. Потом она училась пению у Анны Васильевны Юрьевой, известной в прошлом солистки, а фортепианному искусству ее обучала юная… Валерия Владимировна Барсова, в будущем примадонна Большого театра. Так что мать Зары Александровны тоже испытала на себе интересные творческие влияния и с ранних лет приобщилась к подлинной музыкальной культуре, что впоследствии не могло не сказаться на воспитании дочерей и формировании их художественного вкуса.

Чем больше времени проходит со дня прощального выступления Зары Долухановой весной 1983 года в Большом зале Московской консерватории, тем непоколебимее убеждение: то было не просто завершение карьеры замечательной, любимой певицы. Концерт тот венчал огромную и славную, упоительную и динамичную эпоху расцвета отечественного камерно-концертного вокального исполнительства, длившуюся больше полутора столетий.

Сегодня очень трудно, да практически невозможно соответствовать эталонам, заданным творчеством Долухановой. Конечно, в первую очередь ее концерты убеждали в том, что великий Мастер, выходя на сцену лишь со своим партнером-концертмейстером, способен произвести не меньшее впечатление, чем огромный оперный коллектив с солистами, хором, оркестром и оснащенный передовыми достижениями техники.

Ошеломляет необъятный репертуар певицы, в котором трудно выявить эстетические пристрастия, стилевые тяготения. Ведь здесь представлено всё – и эпос, и лирика, и жанр, и пейзаж, и гротеск… Тут песни Баха и песни советских композиторов, романсы Шуберта, Шумана, Брамса, Рихарда Штрауса, Глинки, Чайковского, Рахманинова, Прокофьева, Шостаковича, Мясковского, Шапорина, Гаврилина, Таривердиева, Щедрина… Вспомним еще партии и арии колоратурного меццо-сопрано. А ведь такого голоса с такой запредельной техникой Россия не слышала больше ста лет!

Мои самые первые, незабываемо высокие художественные впечатления связаны с Баршаевскими концертами в БЗК – Зара Александровна солировала в кантатах и ораториях Баха, Генделя, Перголези… А потом многовековую мировую классику она соединила лигой с современной музыкой, вплоть до атональной. Я отбил себе ладони во время премьерного исполнения атональных «Сольфеджио» Родиона Щедрина.

Зара Александровна, как немногие в мире певцы, идеально соединяла глубину, духовность, стилевое совершенство интерпретации с безупречной вокально-технологической отточенностью каждой фразы, каждого звука. Известно, что прежде чем пригласить концертмейстера для совместной художественной работы, она на протяжении всей концертной жизни 2 – 3 часа самостоятельно занималась технологией, до совершенства оттачивая «инструмент». Это гармоничное слияние «прозы» каторжной, повседневной работы и, в результате, «поэзии» духовных взлетов восхищало сотни и сотни рецензентов. Вот фрагмент статьи «Советская примадонна в «Карнеги-Холле»»: «Вчера глубоко взволнованная аудитория, постоянно разражавшаяся взрывами восторга, снова приветствовала советское армянское меццо-сопрано Зару Долуханову. Еще раз ньюйоркцы наслаждались вокальным и выразительным мастерством исполнения песен и арий на нескольких языках, красивыми, бархатными нотами… Те, кто высоко ценит красоту человеческого голоса, могли испытать наслаждение, слушая армянскую песню «Журавль».

Только ради одной этой песни можно было пойти вчера вечером в «Карнеги-Холл». Как пение Chassidis или Flamenco, песня росла и стихала в волнах экстатического скорбного пения, имеющего двойную силу воздействия в теплых тонах голоса Долухановой.

Фантастическое искусство этой женщины очаровывало всё больше, она обладает голосом широкого диапазона, богатым оттенками, которым она владеет с божественной непринужденностью». (N. Y. World-Telegram, 27 января 1962).

Почему рождается ассоциация с Полиной Виардо? Зара Александровна до конца жизни была центром музыкального, художественного, дружеского, интеллектуального притяжения. В свое время, разбирая четыре чемодана ее архивов, я нашел много писем не только композиторов, камерных певиц – Зои Лодий, Ирмы Яунзем, Виктории Ивановой, оперных – Веры Давыдовой, Марии Максаковой, Ирины Архиповой, Елены Образцовой, инструменталистов – Святослава Рихтера, Леонида Ройзмана, Владимира Спивакова. В этих письмах не только осмысливаются отдельные программы Зары Александровны, не только высвечиваются черты и черточки ее исполнительского стиля, в них содержатся важные обобщения, помогающие определить место нашей героини в музыкальной жизни. Анализ всего этого эпистолярного богатства (как и писем литераторов – Ираклия Андроникова, Леонида Мартынова, Кайсына Кулиева) – интересная и важная задача, но как неожиданны и поэтичны послания любителей, подчас даже анонимных.

«Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется…» Рискну поспорить с Тютчевым. «Посыл» Долухановой вызывал адекватный ответ. Углубляясь в материал, я понимал, что передо мной «книга отражений» – высокий стиль, праздничность большинства посланий вызваны характером дарования Зары Долухановой, это радость и счастье, выплеснувшиеся наружу в результате общения с прекрасным искусством.

Что же еще нам сообщают по обратной связи об искусстве и личности Зары Долухановой? А то, например, что публика, ею сформированная, ценит в ней не только мастера-виртуоза, не только одаренного художника-лицедея, но и высокоинтеллектуальную личность с широким кругозором и тонким поэтическим вкусом. В письмах множество мадригалов, од, сонетов, экспромтов профессиональных поэтов и любителей.

Есть в архиве и большие поэмы, стихотворные посвящения – корреспонденция чрезвычайно разнообразна по жанру, стилю, глубине проникновения в сущность явления, имя которому – Зара Долуханова. Но объединяет их одно общее свойство – почти все они талантливы!

Сохранилось даже несколько стихотворных посланий влюбленного Мстислава Ростроповича. Читатели-моралисты могут не волноваться – роман длился до встречи Ростроповича с Вишневской.

Прошли Флоренция, Феррара,
Прошли концертные заботы.
Дарю виолончель и ноты
Тебе – возлюбленная Зара.
Чтобы с тобой не расставаться
И музу вовсе не забыть,
К тебе я стану приходить,
Чтобы на ней же заниматься.

И фрагмент другого стихотворения:

Я тосковал сверх всяких мер:
Я обречён был на «Беззарье»
…….
Но вот концерты позади,
И в телефон тебе кричу я:
«Ещё немного погоди,
А послезавтра прилечу я».

Закончив концертировать, Зара Александровна, разносторонне одаренная, нашла другой выход творческой энергии – увлеклась живописью. Почти не учась, интуитивно, она достигла весьма высокого уровня. На ее персональных выставках авторитетные профессионалы анализировали и одобряли ее работы, а от одного известного Народного художника я услышал: «Долуханову Господь Бог поцеловал, от её «Фиалок», к примеру, я бы и сам не отказался».

Певица на протяжении всей творческой жизни сама моделировала свои концертные наряды, которых было, в общей сложности, более ста. Зара Александровна стилизовала платья под определенную программу, к тому же считала неуважением к публике выйти на гастролях на сцену в наряде, в котором выступала в предыдущем сезоне. И именовались туалеты поэтично: «Белая лебедь», «Аэлита», «Малахитовая шкатулка», «Золотая осень». Потом все эти платья дарились ученицам, а многочисленные картины – друзьям. На протяжении долгого времени даже выход певицы еще до звучания первой ноты ожидался, как эстетическое явление. Особенно часто отмечали ее «королевскую» внешность французские рецензенты.

Ну, а теперь о грустном. С уходом Долухановой стройное здание отечественного камерно-вокального искусства «пошло трещинами», оно сегодня в аварийном состоянии. Не хватает авторитета великой певицы, чтобы бороться за жизнь жанра, отстаивать его. В 70‑е – 80‑е годы в архиповском Музыкальном обществе Зара Александровна возглавляла комиссию камерного пения, а я, как мог, помогал ей. Мы проводили фестивали камерного пения, на котором выступали корифеи жанра, и их концерты перемежались с мастер-классами лучших педагогов. Помимо выступлений выдающихся камерных певцов – Виктории Ивановой, Надежды Юреневой, Рубена Лисициана, победителя авторитетнейшего Шумановского конкурса в Цвиккау, романсовые программы и целые антологии звучали в то время в исполнении некоторых оперных певцов, которые, по выражению Г. Н. Рождественского, осознавали, что камерное и оперное пение – разные амплуа, и «инструментарий» требуется разный. Запомнились концерты Ирины Архиповой, Галины Писаренко, Галины Вишневской в ансамбле с Мстиславом Ростроповичем, Евгения Нестеренко, Александра Ведерникова, Дмитрия Хворостовского.

«А ныне? – Что ныне… Былому неравно» – как поется в старинном романсе. Во-первых, ликвидированы классы камерного пения в высших музыкальных учебных заведениях. Во время моей учебы и работы в Институте имени Гнесиных их было пять, преподавали известные мастера жанра, а возглавляла кафедру камерного пения Зара Александровна Долуханова. Сегодня лишь в Петербургской консерватории благодаря героическим усилиям талантливой певицы и педагога Марии Людько кафедра камерного пения, созданная в 30‑е годы прошлого века Зоей Лодий, еще существует, а больше нигде. А предмет такой в программе обучения вокалистов не упразднен. В результате, к примеру, педагог вокала, в прошлом оперный певец, спевший за свою жизнь всего несколько романсов «в силовой манере», приобщает студентов к таинству вокального исполнительства.

Во-вторых, филармонии, отвечающие, по моему мнению, за жизнь жанра, сняли с себя ответственность, ликвидировав камерно-вокальные абонементы в своих залах. То, что мы видим сегодня на телевизионных экранах – такие передачи, к примеру, как «Романтика романса»,– ближе к эстрадным ревю, нежели к классической интерпретации камерно-вокальных шедевров. И главные роли исполняют в них популярные драматические и киноактеры, что бывает, по‑своему, и талантливо, но не об этом жанре сейчас речь.

Серьезную работу ведет несгибаемая Галина Преображенская, создавшая «Дом романса» и объединяющая любовью к жанру людей разных российских регионов, ближнего и дальнего зарубежья, проводя конкурсы «Надежда романсиады», «Романсиада без границ», в которых русские романсы исполняют дети и взрослые, от 5 до 80 лет! Но ей очень трудно. Не так давно один из «начальников» культуры, в очередной раз грозя отобрать «Дом романса», мотивировал это так: «Ваш нафталинный жанр – для старух, он нерентабелен. У меня кружки макраме приносят больший доход, чем ваши «изыски»». Вот когда мог бы изменить ситуацию авторитет Зары Александровны Долухановой, первой из певцов удостоенной Ленинской премии, Народной артистки СССР, которая на этих «изысках» завоевала мировую славу.

Уверен, что великое искусство певицы, сохранившееся в видео- и аудиозаписях, многие годы будет служить эталоном исполнения русской и мировой камерно-вокальной классики, и богатейшие художественные краски ее творческой палитры не потускнеют с годами. Зара Александровна Долуханова навсегда вошла в историю искусства.