События
Безвозвратно ушло время, когда великие классические музыканты (вспомним Бруно Вальтера) называли джаз личным оскорблением. Хотя Вальтера можно понять. В его музыкальном сердце не могли сдружиться фантасмагорические лендлеры из симфоний Малера и легковесная танцевальность первых регтаймов. И, вероятно, он огорчался за своего младшего друга Иегуди Менухина, способного в один вечер вместе с ним исполнять Концерт Бетховена, а в другой – свинговать с Дюком Эллингтоном и Стефаном Граппелли. Но джаз так уверенно себя чувствует, обогащая все виды и жанры музыки, что едва ли можно удивиться универсальным талантам Менухина или Бенни Гудмена. И уж совершенно естественным представляется сегодня джазовый вечер в консерваторских стенах.
Так думает и разносторонний музыкант с академической закалкой Даниил Крамер, не страшась вместе с коллегами выступить даже в пустом (вынужденно пустом) Большом зале консерватории, наедине с бессловесными объективами телекамер. Но отсутствие публики почти условно. Со скоростью Интернет-соединений энергия исполнителей переливается тысячам слушателей. А как именно? Приблизительно так… Гармонии обволакивают. Вкрадчивые синкопы приводят мышцы в приятный тонус. Тут же открываешь преимущество в том, что находишься дома. Можно не сдерживаться и слушать всем телом. Музыка рождается при тебе, сейчас, в прямом эфире. И ты почти соучаствуешь в рождении, разделяя чувства артистов. Отбиваешь метр, двигаешься с изменчивыми ритмами. Увлекаешься торжеством чистой виртуозности, которая возникает во взаимном доверии исполнителей к своим инструментам. Вслушиваешься в праздничный и светлый звук рояля, чувственный тембр контрабаса, деликатный фундамент ударных. Переживаешь контрасты состояний, образов, темпов – от затаенного полушепота до громогласных всплесков. Слушаешь и смотришь: пылкий наэлектризованный Даниил Крамер, невозмутимо надежный Александр Зингер, уверенно женственная Дарья Чернакова. Попеременные улыбки, живая мимика, искристые взгляды. И во всем – заразительный артистизм, свобода, серьезное озорство, интеллигентность и экспрессия по законам сценической эстетики.
Вместе с музыкантами исполняешь собственные вариации на тему «Удовольствие». И приходишь к выводу: напрасно мы страшимся того, что привычные модели взаимоотношений между искусством и человеком изменятся до неузнаваемости. Джаз отвечает нам: вслушайтесь, каждая композиция многослойна, в каждой зашифрована история. Классические темы (в этот раз Шопена и Чайковского) и джазовый стандарт из 30-40-х годов прошлого века (Дж.Гершвина, Х.Кармайкла, Дж.Керна, Ф.Уоллера) свободно уживаются с сочинениями из других, более поздних времен (Ч.Кориа и самого Д.Крамера) и звучат вполне современно. Настоящее необязательно обесценивает прошлое, но может развивать его в импровизационной форме. Разве не обнадеживающее послание?
Джаз всегда и при любых обстоятельствах – это акция общения. Каждое высказывание партнеров по импровизации похоже на устную речь, где появляется элемент непредсказуемости даже для самого говорящего. Но «собеседники» уважают, понимают и дополняют друг друга, больше всего и одновременно меньше всего нуждаясь в аудитории. Однако, поздравляя Даниила Борисовича с юбилеем, я желаю, чтобы в будущем не было таких причин, по которым утихли бы овации на его концертах!
Остается только сказать, что эта статья – дерзкий набег на чужую территорию. По роду интересов, в общем-то далеких от джаза, автору не дотянуться до знатоков-гурманов, раскладывающих слушательские впечатления на оттенки вкуса. Но спасовать значило бы подвести читателей, а заодно снести упрек пианиста Фридриха Гульды. Он, как известно, упрекал критиков, запертых в своем «классическом гетто». Да, за границы гетто обязательно нужно выходить, как вышел джаз за пределы Гарлема. Еще и потому, что здесь открывается тема для других, очень злободневных вариаций – победы искусства над ограничениями, которые преподносит жизнь.
