Работа над архивами музыканта, хранящимися в его Музее-квартире, длилась много лет, но только благодаря горячей инициативе почитателя творчества Голованова Михаила Плетнёва первый том наконец был завершен и напечатан в 2017 году в издательстве «Авто Граф». Его составители – Ольга Захарова и Алексей Наумов, работали в кооперации с научным редактором Мариной Рахмановой и куратором Светланой Чаплыгиной.
На исполнительское дарование героя книги существуют диаметрально противоположные взгляды: от критичных, со многими оговорками до восторженных отзывов. К адептам, кстати, относится и Плетнёв. В своем предисловии он пишет в превосходных степенях о Голованове-дирижере, владевшем «невероятной магией воздействия на непосредственных исполнителей-оркестрантов… Его владение звучанием оркестра было сродни колдовству. Музыканты, игравшие под его управлением, говорили мне, что никогда, ни до, ни после, они не переживали ничего подобного».
Фундаментальное исследование включает автобиографические, дневниковые и мемуарные записи, в том числе «Итальянский дневник» (о поездке в 1947 году по заданию Комитета по делам искусств с целью привлечения в отечественные консерватории итальянских профессоров бельканто); воспоминания об оперных певцах и режиссерах, о композиторах и отдельных оперных партитурах (о «Золотом петушке», «Князе Игоре», «Борисе Годунове» и «Хованщине»). Эссе «О дирижировании (заметки специалиста)» – немножко наивный свод правил – помогает постичь суть дара Голованова. «Дирижерские приемы могут быть бесконечно разнообразными, но неверно было бы думать, что дирижер воздействует на оркестр только с помощью жестов. Сущность подлинно большого дирижерского искусства заключается во внутреннем, волевом, психическом воздействии на исполнителей, когда как бы невидимые нити протягиваются от дирижера к оркестру, хору, солистам – и все оживает».
Богатое художественное воображение автора ощущается не только в музыкальных интерпретациях, но и в литературных текстах – красочных, вкусных в деталях. Книгу можно открывать и читать с любого места. Наш выбор – фрагмент, посвященный художнику А. Головину, картины которого украшали частное головановское собрание, «начиная с академической картины «Снятие с креста». Я нашел ее в 1920‑х годах,– пишет Голованов,– в перхушковской церкви – черную, закопченную «икону», купленную каким‑то дьяком на выставке и попавшую в церковь по недоразумению. Мы с Неждановой сразу увидели великолепную большую картину нового мастера, которая потом оказалась, по подписи, А. Головина.
Сущность подлинно большого дирижерского искусства заключается во внутреннем, волевом, психическом воздействии на исполнителей, когда как бы невидимые нити протягиваются от дирижера к оркестру, хору, солистам – и все оживает
Я с большим трудом переменял ее на громадную икону Иоанна Милостивого XVII века, приплатив 500 рублей и договорившись со старостой и старым священником… У меня также хранятся его «Гондолы на Riva degli Schiavoni», написанные при луне – первое впечатление Головина от прекрасной Венеции… У меня также его знаменитый «Пруд», написанный в зеленых тонах, родной брат «Пруда» из собрания И. А. Морозова, где столько настроения. Весь он мастерски написан одной зелено-табачной краской, но какие нюансы, какое благородство.
У меня, наконец, его изумительный и единственный большой «Портрет А. Н. Скрябина», который ему позировал в мастерских над сценой Мариинского театра во фраке после своего концерта в зале Филармонии. Я, как музыкант, счастлив, что со мной всегда великий Скрябин, и как я жалею, что за недостатком денег упустил великолепного «Сергея Васильевича Рахманинова за роялем в Большом зале консерватории», нарисованного В. Россинским».
Как и полагается солидному научному изданию, тут блестяще проработанный справочный аппарат – репертуарные списки и дискография Голованова-дирижера, каталог его собственных сочинений, а также опись коллекции живописи и русской графики, хранящейся в Музее-квартире. И правда – стоит побывать в этом месте, хранящем дух хозяина – русского барина, эстета, безмерно любившего жизнь, музыку, дружеское общение.
Отдельной строкой выделим раздел, посвященный взаимоотношениям Голованова с коллегами в Большом театре и властью. Придуманный в конце 1920‑х термин «головановщина» – свидетельство травли, которой подвергся дирижер. В архиве сохранились доносы, славшиеся из Большого театра во Всесоюзный комитет по делам искусств, где Голованов представал демоническим рыцарем Апокалипсиса, «вождем, идейным вдохновителем интриганства, подхалимства…» Но Голованов был не прост, и его взяло под защиту Политбюро и лично сам товарищ Сталин, снявший с него все обвинения.
Возможно, к такой книге стоило приложить компакт-диск – чтобы колоритная фигура Голованова не осталась лишь портретом. Быть может, готовящийся второй том восполнит эту лакуну.