События
Вряд ли удивлю читателей сообщением, что нынешнее противовирусное домашнее затворничество воспринял сперва как неожиданный детский праздник – можно «есть сколько угодно мамино варенье», то есть смотреть выложенные в открытый интернет-доступ трансляции и записи самых желанных спектаклей лучших музыкальных театров мира. Но чем дальше, тем больше в этом «празднике непослушания» стали проступать совсем иные, не карнавальные, а скорее даже наоборот, страдательно-покаянные черты.
Из того же ряда – венская «Золушка» в «спектрально чистой» визуальной версии Свена-Эрика Бехтольфа, которую сделало особенно симпатичной участие наших замечательных солистов Елены Максимовой и Максима Миронова, на родине в последние годы поющих, увы, редко.
Правда, в этот комический триптих вклинилась нью-йоркская «Травиата» с прекрасной Дианой Дамрау и ничуть не утратившим мастерства за десяток лет, прошедших после «Дочери полка», Флоресом, а управлял исполнением Янник Незе-Сеген, как раз в ту пору ставший новым музыкальным руководителем Мет.
Но, рискуя навлечь на себя гнев поклонников итальянской оперы, признаюсь, что первый катарсис этих дней испытал не от «Травиаты», или «Дона Карлоса», или «Аиды», и даже не от «Лючии ди Ламмермур» той же Метрополитен-оперы, пусть и с неотразимыми в 2009 году Анной Нетребко, Петром Бечалой, Мариушем Квеченем, Ильдаром Абдразаковым. Все-таки эти оперы уж слишком привычны среднему опероману. Желанное чувство прикосновения к чему-то не просто чистому, но очищающему дали «Диалоги кармелиток».
Это, по-моему, из тех опер, которые просто нельзя поставить плохо. Потому что иначе тебя сгрызет твоя собственная совесть за то, что к истории, написанной кровью, ты прикоснулся небрежными руками. Но этот спектакль Джона Декстера 1977 года, показанный Метрополитен в версии 2019-го под управлением Незе-Сегена, думаю, не обидел бы Франсиса Пуленка – одного из самых честных и трепетных композиторов ХХ века. Какие они все живые – по-шекспировски мятущаяся мадам де Круасси (Карита Маттила), переворачивающая душу своей трогательностью сестра Констанс (Эрин Морли), особенно же – прекрасная во всем, от бездонных зеленых глаз до призывно-глубокого меццо-сопрано, Изабель Леонард в роли сестры Бланш.
Но даже «Кармелитки» оказались лишь прологом к тому, что неизбежно должно было наступить в эти пасхальные дни: никто не смог бы приготовить мировую оперную общественность к светлому празднику – тем более такому необычному, как нынешний – лучше, чем Вагнер. И дело не в одном только «Парсифале», хотя, понятно, именно эту оперу, сюжет которой разрешается в Страстную пятницу, нам дали сразу пять или шесть театров. Дело в том, что в сердцевине практически каждой из вагнеровских опер лежит глобальная нравственная (именно нравственная, а социальные обертоны – это уже вторичное) проблема. Недаром «сумрачный германский гений» (впрочем, умевший и хохотать на весь мир, но сейчас не об этом) так любил мифы, считая их концентрированным выражением человеческой природы. И как минимум два театра (может, и больше, о других просто не знаю), словно соревнуясь между собой, выдали по «Кольцу нибелунга» – Венская опера и Метрополитен.
Каюсь, в Венской опере всю тетралогию не осилил – и потому что элементарно времени не хватило, и потому что, допустим, просмотренные «Валькирия» и «Зигфрид» (того же Бехтольфа) визуально не слишком увлекли. А вот когда увидел потрясающую сцену-трансформер Робера Лепажа в Метрополитен, которая и за дикие горы сойдет, и за подземелье гномов, и за дремучий лес, и за гигантские крылья коня, и за радужный мост к Валгалле – ну и, конечно, когда услышал Брина Терфеля (Вотан), Эрика Оуэнса (Альберих), Джея Хантера Морриса (Зигфрид) и всех прочих участников этого замечательного ансамбля под руководством сперва Джеймса Ливайна, а потом Фабио Луизи, – понял, что не смогу расстаться с героями до самого конца.
Особенно согрела «Валькирия». Я всегда неровно дышал к этой человеческой и человечной драме, ярко противопоставленной Вагнером «божественному» «Золоту Рейна», где на протяжении двух с половиной часов ни одного человека и человеческого чувства, а только злоба, жадность, трусость и подлость так называемых богов. Йонас Кауфман (Зигмунд) прекрасен, что же до Эвы-Марии Вестбрук, то она, как и Изабель Леонард в «Кармелитках», не играет свою героиню – она и есть сама Зиглинда, настолько органична ее жизнь в образе, ее сердечное горение, озаряющее сцену…
И, наконец, «Парсифаль». Об одних только постановках этой оперы можно было бы написать целое исследование… Здесь только скажу, что поразительным образом не надоедает эта музыка, даже если слушаешь ее четвертый-пятый раз за два или три дня. Такова ее эмоциональная мощь – и столько в ней света и воздуха, вопреки распространенному мнению о «тяжести» вагнеровского оркестра, вязкости гармоний, вычурности вокальных партий… Да, есть вязкость – как вязко само переживание нравственной боли, потом перенятое у Вагнера Малером и Рахманиновым… Не удивляйтесь, в «Парсифале» слышится столько будущего автора «Колоколов»! Но проглядывает здесь и сокровенная доброта корсаковского «Китежа», и пантеизм автора «Снегурочки» и «Садко»…
Что до сценических трактовок, тут «дистанция огромного размера» от нарочито брутального решения Пьера Оди в Баварской государственной опере (где рыцари с разбухшими членами и женщины-соблазнительницы с грудями до земли больше похожи на персонажей эротических наскальных росписей) до романтически-«чюрлёнисовской» версии Франсуа Жирара в Метрополитен, от югендстиля Кристины Милиц в Венской опере до неожиданно целомудренного опыта того же Оди, но уже в Нидерландской национальной опере, возвращающего нас в пору древних деревянных крепостей и веры в мистическую силу небесных явлений.
Конечно, был бы неправ, если бы не сказал отдельно о «Парсифале» Дмитрия Чернякова в Берлинской государственной опере. Нам этот режиссер, пусть редко ставящий в России (а может, и в силу того), интересен уже тем, что свой, родной и рассказывает, хочет того или нет, о нас, пусть даже герои и носят древненемецкие имена. Вот и в «Парсифале» 2015 года мы видим очень по-нашенски заброшенную старинную обитель, где поселились некие сектанты, окормляемые человеком сомнительной святости в потертом офицерском кителе (так здесь выглядит Гурнеманц в исполнении вечного Рене Папе, кажется, перепевшего во всех «Парсифалях» мира). Этим сектантам противостоят не меньшие изуверы из девичьего приюта, желающие прибрать оппонентов с их имуществом себе. Все, как всегда у Чернякова, очень остроумно переиначивает исходную основу – но, как нередко случается с Дмитрием, и идет поперек нее, допуская победу фанатизма над верой, жажды власти над добротой… Вот только дано ли даже такому талантливому человеку победить Вагнера, который, это слышно в музыке, писал оперу все-таки не о том? Или Черняков сознательно ставит себя под удар зрительского суждения: смотрите сами, кто прав – композитор или режиссер, и в зависимости от этого выносите нравственный приговор обществу – тому, которое выдвинуло Вагнера, и тому, из которого вышел я, Дмитрий Черняков.
Так или иначе, огромное спасибо театрам, давшим нам столько пищи для ума и сердца в эти непростые дни. Жаль только, что повод для разговора пока на девяносто процентов исходит от Запада. А что же наши оперные дома? Большой показал до сего момента десять спектаклей, из них оперных только три –«Царская невеста», «Борис Годунов» и «Катерина Измайлова», остальные — балеты. Более разнообразна онлайн-афиша Мариинского, день ото дня приоткрывающего страницы своего видеоархива: «Салтан», «Бахчисарайский фонтан», «Пиковая дама», концерты оркестра Мариинского театра, включая памятную недавнюю мировую премьеру «Погребальной песни» Стравинского… Онлайн-праздник в честь своего 30-летия устроила «Геликон-опера». Пермяки не поскупились поделиться работами последних лет, в том числе необычайно подходящим к Пасхе печальным и прекрасным спектаклем «Закрой мне глаза».
Но где у нас тот же «Китеж» – опера не менее значительная, чем «Парсифаль», уж для русской публики точно? Или снова ждать, что расщедрится, допустим, Нидерландская опера, где нашу национальную мистерию поставил вездесущий Черняков? Впрочем, православный календарь дал нам послабление в виде недельной отсрочки – может, до русской Пасхи еще успеем причаститься и к главным отечественным музыкальным святыням?
