Программа, посвященная исключительно музыке для скрипки соло, для молодого солиста – шаг исключительной смелости. Михаэль Баренбойм совершает такой не впервые: его второй диск посвящен итальянской музыке трех столетий, на первом же фигурировали три «Б» – Бах, Барток, Булез. Говорить о втором, не говоря о первом, невозможно: сольный Бах – вершина скрипичного репертуара, а именно цикл его сонат и партит. Одни берутся за него сравнительно поздно, как Джордже Энеску; другие – относительно рано, как наша современница Алина Ибрагимова, чью запись журнал Gramophone уже назвал лучшей в истории. Третьи возвращаются к Баху с перерывами: Гидон Кремер сделал вторую запись цикла через двадцать лет после второй, Кристиан Тецлафф – целых три, выдерживая промежутки по двенадцать лет.
По этому поводу он говорил в недавнем интервью: «Я не обрадуюсь, если про мою запись Баха скажут: «Это Тецлафф». «Это Бах» – вот правильный ответ… Хотя, если кто‑то скажет «Это Бах, каким его видит Тецлафф», мне будет приятно, чего скрывать». Без Баха первый диск Михаэля Баренбойма не обошелся. Изрядная смелость требуется уже для того, чтобы дебютировать не с расхожими виртуозными концертами, а с сольными пьесами Баха, Бартока, Булеза; впрочем, почему бы не быть смелым с такой фамилией. Сочинения Булеза скрипач не раз исполнял в присутствии автора, которого хорошо знал, не потому ли они звучат на дебютном диске увереннее всего? «Anthèmes 2» для скрипки и электроники нередко кажется лишь холодной игрой ума, исполнительской и цифровой техники, но в интерпретации Баренбойма звучит весьма захватывающе. А попутно оставляет неплохое впечатление и весь первый альбом.
Иначе со вторым: цикл виртуозных сочинений Тартини, Паганини, Берио, Шаррино, еще и подкрепленный концептуальным интервью,– уже не попытка спрятаться за великих (дескать, «это Бах»), но автопортрет, почти авторское высказывание, декларация о возможностях солиста. Михаэль может немало: как концертмейстер оркестра «Западно-Восточный Диван» он исполняет самый широкий репертуар, регулярно выступает как солист и звучит убедительно, поддержанный родными и коллегами. Без их поддержки он теряет многое, и это лучше слышно на его втором альбоме, чем на первом, где слишком совершенна музыка сама по себе – как раз по теории Тецлаффа.
Идея Шести каприсов Шаррино – деконструировать каприсы Паганини, оставить от них один скелет. Сила артиста – оживить и его, услышать в нем музыку, несмотря ни на что. Это может сделать, скажем, Каролин Видман и пока не может Баренбойм – скелет остается скелетом, тень – тенью. На удивление мало меняют картину «Дьявольская трель» Тартини, храбро исполненная без аккомпанемента, и Секвенция Берио – та же безжизненная виртуозность с неубедительной фразировкой и резким саундом. И даже Каприс № 24 Паганини, один из шести избранных для диска, не играет общепримиряющей роли, как мог бы,– ничего не скажешь, кроме банального «железом по стеклу». Возможно, в Филармонии на Эльбе программа звучала удачнее, но здесь удача остается на уровне замысла.
