Исторически сложилось, что «Божественная поэма», «Прометей», «Поэма экстаза» Александра Скрябина (1872–1915), образцы воплощения идей космизма в музыке, заняли более выгодные позиции в репертуаре современных оркестров. Вторая симфония оказалась в тени как наименее успешная, уступив более зрелым, совершенным сочинениям. Действительно, эту партитуру рассматривают как «переходную», однако обладающую несомненной ценностью для понимания эволюции музыкального языка Скрябина, его религиозно-философских идей, а также воспроизводящую звучание своего времени – Серебряного века в России.
В 1900‑х под влиянием вагнеровских исполинов, в частности «Тристана», Скрябин принялся за собственное либретто, основой которого послужил миф об Эросе и Психее, но к декабрю 1903 года отказался от намерений писать оперу, сочтя поэтический материал «незрелым» и лишенным индивидуальности. На горизонте возникли очертания утопичной «Мистерии», а увлеченность вагнеровским хроматизмом и другими характерными для хозяина Байройта стилистическими элементами нашла отражение во Второй симфонии. В то же время, в тематическом материале ее первой части легко распознать незримое присутствие Чайковского: возникающая в начале сумрачная тема кларнета, претерпев метаморфозы, возвращается в финале в триумфальном марше в мажорной тональности. Подобная драматургическая идея претворяется и в Пятой симфонии Петра Ильича. Выразительная эмоциональность – также реверанс в сторону великого мастера, хотя природа хроматических созвучий указывает на иные светила в музыкальной Вселенной Скрябина.
Филармонический оркестр Осло под руководством своего лидера, Василия Петренко, исследует в этом опусе и в Фортепианном концерте (также раннего периода) отнюдь не влияние предшественников, но истоки музыкального стиля Скрябина, индивидуальный почерк одного из самых эксцентричных композиторов в истории музыки, творческим Эверестом которого должно было стать не имеющее аналогов монументальное «Предварительное действо». Вместе с пианистом Кириллом Герштейном, также выходцем из России, Петренко отправляется в лабиринт загадок, которыми кишат еще «земные» скрябинские сочинения. Оба произведения достаточно хрупки, так как имеют свои уязвимые места, поэтому нуждаются в бережном подходе. И тандем Петренко с Герштейном оказывается идеальным для такой цели. Виртуозность пианиста направлена на создание панорамной музыкальной картины, его взаимодействие с оркестром подобно отношениям в камерном ансамбле – Герштейн не боится отступить, когда в оркестре появляется выразительное соло (прекрасные работы первой скрипки, флейты, кларнета и фагота). Запись, запечатлевшая это блестящее, увлеченное исполнение действительно «полнокровной» музыки, уже получила множество премий авторитетных изданий. Это обстоятельство рождает надежду на более частые концертные исполнения раннего Скрябина, и не только скандинавскими симфоническими коллективами.
