Релизы
«Золотой листианец» Борис Блох (уже в 1989 году за выдающийся вклад в развитие международной листианы он был удостоен золотой медали международного Листовского общества) на этот раз представляет «безыскусный, скромный и родной» репертуар: цикл фортепианных пьес Петра Ильича Чайковского. Программа, увековеченная на диске, выпущенном на лейбле Ars Produktion Schumacher, составлена в основном из произведений, входивших в концерт, данный пианистом 6 ноября 2018 года в Большом зале Университета искусств в Эссене к 125-летию со дня смерти Чайковского, и дополнена несколькими студийными записями. В итоге получилась целая «книга воспоминаний», эпиграфом к которой могли бы стать пушкинские строки: «Деревня, где скучал Евгений, была прелестный уголок».
Образы «доброй патриархальной старины» тонко, можно сказать, чутко переплетены с личными переживаниями самого Бориса Блоха, который считает, что «эти пьесы, особенно в контексте их исполнения целиком, являются откровениями интимной лирики Чайковского, сокровенными записями в его личный дневник».
Именно так, как «личный дневник», и трактует Блох в первую очередь «Времена года», в очередной раз выступая настоящим поэтом фортепиано. Пожалуй, лишь «Январь» прозвучал несколько суховато и отстраненно, что вполне оправданно: рассказ только начинается. И вот уже порывистый, взволнованный «Февраль», явно эмоционально «переросший» простую картинку народного масленичного гуляния, сменяется лиричным, точно воспоминание о первой любви, «Мартом». А восторженный солнечный «Апрель» уступает место ностальгическому вздоху «Мая», мелодия которого предвосхищает «таинственную грусть» «Июня», слышимо журча чистой прозрачной струей – может, шепот невских волн о гранит набережной, а может,слеза… Это недвусмысленное признание самого Блоха в любви к Петербургу, «от красоты которого всегда захватывает дух и кружится голова».
Но вот мы снова переносимся в деревню, попадая на сельский праздник «Июля». Правда, «Август» вносит нотку тревоги, звуча у Блоха остро и отрывисто. «Сентябрь» – это никакая не охота, а скорее торжественное шествие, вдруг сменяемое тихим прощанием – с кем? с чем?.. В «Октябре» Блох максимально замедляет темп, словно пытаясь проследить за падением мертвого листа в безветренный осенний день. Зато «Ноябрь» и «Декабрь» текут легко и безмятежно, лишь чуть-чуть подернутые печалью, а может, вновь ностальгией…
Следующие 8 пьес переносят нас в мир юной Татьяны Лариной или Наташи Ростовой. Вот девушка трогательно поет в дворянском салоне («Романс» ор. 5), вот изящно танцует на своем первом балу («Ната-вальс» из ор. 51), а вот нечаянно роняет со стола бисер для вышивания, и тысячи бисеринок с легким стуком рассыпаются по полу («В стиле Шопена» из ор. 72). Беззаботное лето в деревенской усадьбе для нее порой полно потаенных любовных мечтаний, порой безыскусных игр и забав («Думка» ор. 59). Можно замедлить время, просто следя за полетом бабочки, («Экспромт» из ор. 72) или вести исповедальную беседу с самим собой («Диалог» из ор. 72).
Но вот в безоблачный мир проникает нотка грусти – «Сентиментальный вальс» (из ор. 51), пожалуй, самое возвышенное и поэтичное произведение в исполнении Блоха. Можно даже сказать, волшебное. Забываешь, что звучит фортепиано. Кажется, что слышишь порой едва-едва уловимый живой человеческий голос.
Столь же трогательно и возвышенно у пианиста поется – именно поется! – «Колыбельная» (ор. 16, транскрипция Павла Пабста). Блох признается, что это произведение связано у него с именем Галины Вишневской, вокальные интонации которой он буквально воскрешает своим инструментом.
Итак, перед нами полная «энциклопедия русской жизни», виртуозно – конечно же, не только в техническом плане, но, гораздо важнее, в плане эмоциональном – продемонстрированная таким мастером, как Борис Блох. Слушая его, в очередной раз убеждаешься в том, что так называемый «несложный», «школьный репертуар», в котором нельзя спрятаться за внешнюю составляющую, обязывает особо. Обращение к нему – наивысшая стадия мастерства. Остается только слушать и наслаждаться!
