События
Фирменный знак фестиваля – оригинальные программы, сгруппированные вокруг определенных тем, порой весьма неожиданных. В этом году первый концерт посвятили приспособленцам («Opportunism»), второй – заключенным («Несвобода»), третий – смерти («Mort»), четвертый традиционно составили по заявкам исполнителей. Красноречивый по нынешним временам набор тематик. Хотя «Возвращение» предпочитает об актуальном говорить отвлеченно, музыка неизбежно читалась сквозь призму современного контекста. Тем не менее, общая тональность была далека от пессимизма: помимо концептуальности, фестиваль знаменит тем, что здесь всегда звучит много интересных камерных сочинений, которые не услышишь больше нигде, а играют лучшие музыканты молодого и среднего поколения, чье удовольствие от совместного музицирования так чувствуется в зале и так заводит публику.
Широты взглядов худрукам фестиваля Роману Минцу и Дмитрию Булгакову не занимать. В оппортунисты записали и Хачатуряна с его «Поэмой о Сталине», и Баха с Бранденбургским концертом. «Поэма» стала одним из самых ярких впечатлений, ее незабываемо играли в четыре руки Вадим Холоденко и Яков Кацнельсон, и делали это с таким наслаждением, что казалось, вся жизнь вождя прошла перед глазами, а изрядная доля стеба спасла опус от дурновкусия. С советским классиком соседствовала изысканная и изощренная музыка Средневековья в исполнении дебютантов «Возвращения» – ансамбля Labyrinthus: сочинения Филиппокта Казертского и магистра Эгидиуса во славу антипапы Климента VII (столь же причудливые, как имена авторов) виртуозно исполнили Данил Рябчиков (цитоль), Александр Горбунов (виела) и обладательница неземного сопрано Анастасия Бондарева.
Менее удачным был дебют виолончелиста Клаудио Бохоркеса: посвящая свою сонату Фридриху Великому, Бетховен рассчитывал на аристократизм Жана-Луи Дюпора, а не на преувеличенную экспрессию, подходящую скорее для хитов Пьяццоллы. А вот дуэт Алены Баевой и Вадима Холоденко, кажется, покорил всех без исключения. Откровенно салонные пьесы Сен-Санса для скрипки и фортепиано, посвященные бельгийской королеве Елизавете, их блестящее исполнение оправдало.
Яркие контрасты играли в этой программе определяющую роль. Из цикла Шостаковича «Десять поэм на стихи революционных поэтов» так ловко вычленили четыре хора, что Дмитрий Дмитриевич предстал наследником хоровых традиций Рахманинова и Чеснокова, чему способствовало проникновенное исполнение Камерного хора Музыкального училища имени Гнесиных. А детская «Уличная песенка» Орфа для ансамбля ударных напомнила, что автор «Carmina Burana» дружил с одним из руководителей «Гитлерюгенда», которого убеждал, что его система музыкального воспитания детей (популярная по сей день) соответствует идеям организации. Здесь в новом амплуа выступили Минц и Булгаков: стихийная радость от их дудения в детские дудочки заставила напрочь забыть об идеологической подоплеке.
Тон концерту «Несвобода» задала не песня «Сижу за решеткой в темнице сырой», заигравшая из колонок в качестве эпиграфа, а скорее соль-бемоль-мажорная прелюдия и фуга Всеволода Задерацкого из цикла, написанного им на Колыме. В игре Ксении Башмет было столько тепла, умиротворения и глубокого чувства, что трагический пафос темы был сразу сбит. Единственный возглас отчаяния принадлежал корейскому композитору Исану Юну, которого чуть не расстреляли за измену. Его «Riul» для кларнета и фортепиано, написанный в эстетике послевоенного экспрессионизма, исполнили Антон Дресслер и Мария Эшпай. Бодрый американский дух воплощали две пьесы для ударных Генри Коуэлла, отсидевшего пять лет за гомосексуализм, и минималистический опус Фредерика Ржевского «Attica», превратившийся в перформанс с Романом Минцем в роли Ричарда Кларка: покидая трагически известную тюрьму, он произнес сакраментальную фразу «Attica is in front of me».
В целом программа получилась о том, что в заточении обостряется жажда жизни и чувство прекрасного. Ее смысловым центром стали три песни для голоса и струнного трио Виктора Ульмана, погибшего в газовой камере Освенцима. Это поразительно красивая музыка об осени и смерти, где скрипка, альт и виолончель сливаются в томительно-мрачный хор, играя муаровым звуком в бархатном низком регистре. Меццо Светлана Злобина – еще одно прекрасное обретение фестиваля, певица с голосом одновременно страстно-манящим и пугающим безднами глубин.
Отлично сыграли Нонет Рудольфа Карела (также погибшего в концлагере) с красивым Andante, мерцающим ускользающими лучами света, но существенно уступающий по музыке песням Ульмана. Довольно проходными показались «Баллада Редингской тюрьмы» Ибера и две пьесы для гитары Павлова-Азанчеева (необязательные даже в замечательном исполнении Дмитрия Илларионова).
«Смерть» оказалась лучше «Несвободы». О ней всегда так много писали, что альтернативная история смерти в искусстве сложилась без ущерба качеству музыки: вместо знаменитой «Пляски смерти» Сен-Санса – «Чардаш смерти» Листа (Холоденко играл его, будто продолжая Хачатуряна, благо, оба автора опирались на фольклор), вместо «Траурной симфонии» Гайдна – «Траурная симфония» Локателли, вместо «Песен об умерших детях» Малера – цикл «Смерть смерти» Хиндемита. Последний перекликался с песнями Ульмана, приглушенному звучанию низких струнных (два альта и две виолончели) выразительно контрастировала экспрессивная манера Дарьи Телятниковой. Третья песня сопрано и для альта соло (Илья Гофман) оказалась поразительной силы.
«Водянистые» по материалу рапсодии Лефлера «Пруд» и «Волынщик», вдохновленные мрачной поэзией Роллина, преобразило превосходное исполнение Дмитрия Булгакова (гобой), Александра Митинского (альт; еще один запоминающийся дебют) и Александра Кобрина (фортепиано). Борис Бровцын (скрипка) и Ксения Башмет (фортепиано) сыграли совсем новую вещь Вильфрида Хиллера «Смерть – красавица», а солист Музтеатра Станиславского Антон Зараев показал себя как большой артист и превосходный камерный музыкант, исполнив в дуэте с Кобриным «Четыре строгих напева» Брамса – сильнейшее впечатление фестиваля.
Красиво закольцевал вечер ансамбль Questa Musica, начав со знаменитого сумасшедшими гармониями мадригала Джезуальдо «Moro, lasso, al mio duolo», а завершив бесконечным каноном Гайдна «Смерть – это долгий сон». И только квартет саксофонов не вписался в эту великолепную траурную мозаику: «Facing Death» Луи Андриссена играли так вымученно, что хотелось насильно заставить музыкантов слушать Чарли Паркера, которым вдохновлена эта пьеса.
На фоне насыщенных литературными, эстетическими, историческими и другими параллелями программ, финальный концерт стал просто торжеством чистой музыки, погрузившим в богатую гамму оттенков позднего романтизма. Звуковые чудеса творили в Сюите № 2 Рахманинова Кобрин и Холоденко (шутка ли – два победителя конкурса Вэна Клайберна!); божественными делали длинноты квартета Рихарда Штрауса Борис Бровцын, Сергей Полтавский и Яков Кацнельсон; строгая дисциплина романтических чувств ощущалась в Камерной симфонии Шёнберга в переложении Веберна (Мария Алиханова, Михаил Безносов, Алена Баева, Евгений Румянцев, Михаил Дубов). А подытожил фестиваль полный ностальгической красоты кларнетовый Квинтет Брамса (Антон Дресслер, Роман Минц, Борис Абрамов, Андрей Усов, Алексей Стеблёв), ставший одним из самых печальных финалов «Возвращения».
