Михаил Антоненко: Я быстро сроднился с мыслью продирижировать оркестром

ВД У большинства меломанов ваше имя на афише концерта в Большом зале консерватории вызвало удивление, ведь вас знают преимущественно как творческого партнера Юлии Лежневой. Кто вдохновил вас на новое ремесло?

МА В какой‑то момент мне стало ясно, что профессия дирижера включает в себя по‑человечески близкий мне комплекс навыков, эмоций. Момент коммуникации в моем понимании всегда играет большую роль. По своей натуре я склонен к общению, шуткам, ведь говорят – юмор все победит! Я задался вопросом – насколько можно рассматривать общительность в качестве подспорья в профессии дирижера? Великий Мравинский был немногословен, он мог и одними глазами управлять оркестром. А Тосканини, как мы слышим на записях, напротив, любил даже покричать. Карлос Кляйбер, например, на репетициях был очень открытым, а его жесты можно сравнить по красоте и грации с движениями танцоров или фигуристов. В любом случае, первое правило дирижера – не мешать. Второе – если можешь, помоги! Все грани этой сложной, еще очень молодой профессии (ей всего около 180 лет) до сих пор не до конца раскрыты, но, как мне кажется, сильные стороны хорошего дирижера – это гибкость характера, пластика тела, дипломатия и, конечно, вдохновляющая энергия.

ВД Интерес к профессии тянется из детства?

МА Еще мальчиком я был окружен музыкой, но преимущественно вокальной – мне постоянно пел мой дед Аврам Моисеевич Шехтман. Он обладал приятным тенором. Дома хранилось много записей – Карузо, Кабалье, Паваротти. Позднее в Мерзляковском училище на уроках музыкальной литературы у Александра Ивановича Лагутина я совершенно влюбился в оркестровую музыку. Особенно помню «Петрушку» в записи Лондонского симфонического оркестра с Клаудио Аббадо. Другой моей страстью стала крупная русская опера, в частности «Борис Годунов» Мусоргского. Так что, можно сказать, все случилось довольно естественно… А в последние десять лет я много путешествовал, месяцами бывал за границей, посещал концерты, присутствовал на репетициях наблюдал, как работают Саймон Рэттл, Джованни Антонини, Марк Минковский, Герберт Блумстедт – дирижеры совершенно разные в своем подходе к музыке…

ВД Диск с музыкой Карла Генриха Грауна – ваша первая работа в качестве дирижера?

МА Действительно, это так, но он появился спустя два года после первых дирижерских начинаний, репетиций и даже концертов. Мы с Юлией искали музыку в Берлинской государственной библиотеке. Я нашел порядка шестидесяти арий, а уже совместно из двадцати отобрали те, что вошли в диск.

ВД Когда вы впервые продирижировали оркестром на концерте?

МА Это случилось в 2015 году. Для выступления Юлии в Большом зале консерватории организаторы намеревались позвать какого‑то именитого дирижера вроде Джованни Антонини, но каждая из кандидатур отпадала по тем или иным причинам. За два месяца до концерта мне позвонил директор проекта и предложил оригинально выйти из ситуации – самому взять на себя управление оркестром во втором отделении. Конечно, вначале я пребывал в шоковом состоянии, но довольно быстро сроднился с этой идеей. Так и поступили: первое отделение прошло под аккомпанемент фортепиано, второе – с ГАКОР. Конечно, я испытал большое волнение. В арии Моцарта «Ch’io mi scordi di te?», которую я и играл, и дирижировал, как принято у самого композитора, довольно непростой аккомпанированный речитатив, особенно для неопытного дирижера. На репетиции тогда присутствовал Максим Емельянычев, который подошел ко мне и сказал: «Все хорошо. Но, наверное, с этого не начинай». На следующий день появился кларнетист, участвовавший в этой арии, и пришлось заниматься именно ей. Но, в конечном счете, все прошло довольно удачно, и вскоре мы вновь будем работать с этим замечательным молодым оркестром.

ВД А до Максима Емельянычева вас кто‑то консультировал?

МА Да, меня очень быстро готовила Елена Евгеньевна Александрова, тесно знакомая с семьей Коганов и Гилельса, – очень разносторонний человек, одержимый страстью к перфекционизму. Движений у меня, конечно, было многовато, что видно на записи… Но на этом история не закончилась. Кто‑то выложил увертюру к «Похищению из сераля» в YouTube, и ролик попался на глаза директору оркестра Concerto Köln – с ним велись переговоры по поводу возможной записи диска Грауна. После этого мне позвонили и предложили принять участие в этом проекте в качестве дирижера. К этому проекту и концерту 18 января я уже полноценно готовился, некоторое время находился в Барселоне и Осло, консультировался у Михаила Владимировича Юровского и Теодора Курентзиса и, конечно, устраивал бесконечные просмотры видео о дирижировании легендарного Ильи Мусина.

ВД Старинная музыка для российской публики продолжает оставаться медленно осваиваемой территорией. Но открытия на этом пути ждут самые невероятные. К ним смело можно отнести музыку Грауна – фантастически одаренного композитора, не уступающего во многом Генделю.

МА Знаете, есть книга Гардинера, где он ставит его в тройку композиторов вместе с Бахом и Генделем. Хотя это имя действительно практически неизвестно. Впрочем, и Бах на какое‑то время исчезал из поля зрения музыкантов, пока его не открыл миру Мендельсон. Кстати, Джоан Сазерленд записала на одном диске Баха и очень высокие барочные арии Грауна (сохранилось довольно много высоких арий, написанных Грауном для кастратов). Ноты для нее нашел маэстро Ричард Бонинг. Так что Сазерленд была едва ли не единственной исполнительницей арий Грауна до Юлии Лежневой.

ВД А можно хотя бы вкратце коснуться этой истории?

МА В 2012 году Юлии Лежневой предложили спеть в Потсдаме три арии Грауна. Изучив ноты одной из них – «Mi paventi», я понял, что это фантастическая музыка. В Версале Юлия исполняла ее на бис. Эффект был примерно тот же, что вызывает девять «до» из «Дочери полка». У нас не осталось сомнений – музыке Грауна стоит уделить больше внимания. Оказалось, что почти все ноты Грауна – в Берлине. С большим трудом нас пустили посмотреть копии манускриптов. После знакомства с тремя-четырьмя партитурами стало ясно, что мы нашли много «хитовой» музыки, в чем‑то превосходящей Хассе. Она написана более белькантово в медленных ариях и не менее интересно в быстрых частях. Оказалось, что там огромное количество виртуозных арий для альта и тенора, поскольку сам Граун был тенором. Представителей Decca несколько озадачило наше предложение выпустить монографическую программу, поскольку им хотелось включить несколько авторов. Но нам удалось их склонить на свою сторону.

ВД Диск получился и в самом деле сенсационный, прежде всего, благодаря феноменальному исполнению. По вашим наблюдениям, какова динамика роста интереса к Юлии Лежневой в России и Европе?

МА Записи, безусловно, помогают продвижению артиста, хотя я отношу себя к сторонникам слушать пение живьем. Тембр голоса в зале и на дисках все‑таки отличается. Здорово, что у Юлии есть возможность записывать именно тот репертуар, который ей по сердцу – сегодня это большая привилегия. На альбоме с итальянским ансамблем «Il Giardino Armonico» только мотет «Exsultate, jubilate» Моцарта довольно популярный. Та же история с генделевским диском. Следующий, наверно, придется составлять из более известной музыки.

ВД Может, подумаете о Бахе?

МА Бах – хороший композитор, но нам как‑то говорили, что Бах для вокалиста сейчас «не в моде». Конечно, Юлия когда‑нибудь запишет Баха, может быть, даже с Минковским. Ее пример вселяет надежду и оказывает влияние на развитие молодых музыкантов – в России до Юлии фактически не было певцов-барочников. Ее искусство получает продолжение. Так что Юля идет в ногу со временем.

ВД Как возникла идея концерта 18 января в Большом зале консерватории? Почему выбор солистов пал на Диляру Идрисову и Алексея Татаринцева?

МА С сопрано Дилярой Идрисовой мы работаем более трех лет. Она уже признанный мастер в барочном репертуаре, поет в Европе и выпускает диски на Decca. В этом году мы планируем вместе записать ее первый сольный альбом. С тенором Алексеем Татаринцевым мы также давние знакомые. Оба певца – обладатели премий «Золотая Маска» и «Онегин». Алексей – ­замечательный исполнитель музыки бельканто, а Диляра специализируется на более ранней музыке. У них схожее понятие о фразировке, замечательный верхний регистр, тембрально обладающий сладким золотым оттенком. В этом отношении Татаринцев может напомнить Джона Маккормака времен Карузо, а Диляра – совсем юную Джоан Сазерленд. Концерт пришелся на Крещение. Для меня этот день стал своего рода «боевым Крещением», так как я дебютировал с Госоркестром России имени Е. Ф. Светланова. Мы постарались выбрать для концерта интересные вокальные и симфонические произведения, в том числе такие редкие, как ария Заиды ­Моцарта из оперы «Заида» или ария Маргариты из «Гугенотов».