Богдан Волков:
Мне интересно обновлять эмоции

СБ Богдан, как тебе удалось преодолеть закрытые границы и добраться до Зальцбурга?

БВ Я потратил огромное количество нервов, эта поездка стала самой стрессовой за последние много лет. Приходилось бронировать несколько рейсов с разными вариантами пересадок, они друг за другом отменялись. Кроме того, еще нужно было получить визу. К счастью, в этом деле мне помогло руководство Зальцбургского фестиваля.

СБ Успел прилететь к началу репетиций?

БВ Я опоздал всего лишь на пару дней. Самое ироничное, что добрался без проблем! Хотя было ощущение, будто выезжаю куда-то спецрейсом, я даже фотографировал каждый пункт остановки, чтобы запечатлеть в памяти, как летом 2020-го добирался из Москвы в Зальцбург. Но по существу все условия ничем не отличались от привычных: те же аэропорты, самолеты и города, те же люди, только в масках. В самый последний момент, когда я вышел из поезда Франкфурт – Мюнхен – Зальцбург, шел легкий моросящий дождь, перед глазами предстала средневековая крепость Хоэнзальцбург. Я не чувствовал ничего, кроме восторга. Осознание, что наконец-таки добрался до конечного пункта, появилось лишь на третий день.

БВ Как ты думаешь, в будущем удастся еще куда-то вылететь? Повсюду «свидетели» второй волны.

СБ Когда мы начали закрываться, и все театры объявляли об отменах, я сразу понимал, что примерно год нам всем придется потерпеть. Недавно вышел новый приказ московских властей, который вроде бы дает надежду на возрождение жизни в театре, но нужно время, чтобы понять, как он будет работать на практике. После Зальцбурга в Москве я хочу спеть «Похождения повесы» в МАМТ. Надеюсь, что в Вене состоится возобновление нашего спектакля «Евгений Онегин» в постановке Дмитрия Чернякова. По плану мы должны начать репетировать с середины сентября.

СБ По-моему, во время карантина особого отчаяния у тебя не было?

БВ По поводу работы – было. В последнее время я нуждался в отдыхе, безусловно, не ценой таких трагических событий для всего мира. Незадолго до начала пандемии я вернулся из Осло, экстренно спел «Похождения повесы», без тайм-аута готовился к новым концертам и вводам в спектакли, немало стресса добавляли предстоящие ответственные события. Можно сказать, я находился почти в загнанном состоянии. Когда вдруг все отменилось, я оторопел. Но и выдохнул.

СБ Когда захотелось возвращения к привычному состоянию загнанности?

БВ Первый месяц я просто отдыхал, как и многие, смотрел трансляции, быстро этим насытился, и дальше жил спокойно, без суеты, спешки и забот. Мне не было скучно. Буквально через месяц хотелось продолжения работы, жизни, путешествий, динамики. Но я смирялся с тем, что пока такой возможности нет. Да, прогнозируют вторую волну. Знаешь, мы страдаем не только от болезней, но и от экономических последствий. Я считаю, сейчас в Австрии мы показываем всему миру, что в компромиссных условиях вполне возможно представить полноценный спектакль.

СБ Твой дебют на Зальцбургском фестивале изначально планировался в другом «полноценном спектакле»?

БВ Да, сначала меня приглашали спеть партию Юродивого в опере «Борис Годунов». Но уже во время карантина, когда еще никто не понимал, состоится ли вообще юбилейный фестиваль, мне позвонил агент и рассказал об идее сделать Così fan tutte Моцарта.

СБ Несмотря на смену названия, не поменялся режиссер – Кристоф Лой.

БВ Когда в декабре прошлого года в Берлине я пел партию Антонио в «Дуэнье», Лой пришел на спектакль, и мы договорились встретиться, чтобы познакомиться, выпить кофе и пообщаться. Для него крайне важно заранее находить контакт со своими артистами. Кстати, он очень хотел приехать в Москву, чтобы познакомиться и поработать с другими участниками постановки «Бориса Годунова». Как любой профессиональный режиссер, он делает эксклюзивную работу под каждого артиста.

СБ Лой что-то рассказывал тебе про свое видение «Бориса»?

БВ Нет, подробностей своей концепции он не раскрывал, но показывал эскизы, фото макета. Лично я думал, что в наше время Юродивым мог быть тяжело больной человек, способный от безысходности сказать правду в лицо другому человеку, даже самому могущественному. По понятным причинам мысль не получила развития, но, возможно, у нас все это еще состоится. Но тогда, при знакомстве мы обсуждали не столько Зальцбург, сколько нашу первую совместную работу – «Евгения Онегина» в Осло. На эту тему о своем видении он многое рассказал. Особенно меня впечатлило то, как Лой увидел сцену дуэли: по его теории, Ленский на дуэли не был убит случайно или намеренно, наоборот, он выбрасывал пистолет и бежал в объятия к Онегину, а в самый последний момент направил выстрел пистолета, находившегося в руке Онегина, себе в рот. Получился суицид, но в результате Онегин поставлен в неловкое положение.

СБ А ты ему говорил про собственное видение партии?

БВ Да, конечно. Ленский – потерянная душа, которая блуждает  в этом мире и ищет своеобразный выход. Возможно, Ленский даже ищет смерть, хотя не обязательно в формате брутального самоубийства.

СБ Ты не оставляешь ему и доли оптимизма?

БВ Напротив, он позитивный и добродушный парень, но не способен адаптироваться к предложенным обстоятельствам, и не может их изменить. Он поэт, а это в глобальном смысле постоянное балансирование между воодушевлением и драматизмом, между восторгом и трагедией. Поэтому такое биполярное состояние и сводит его с ума.

СБ Чисто технически с Лоем как с режиссером удобно работать?

БВ Сложно анализировать работу режиссеров. Мне кажется, их искусство заключается в умении быть максимально невидимыми. Работая в Осло и сейчас в Зальцбурге, схему Лоя я бы описал так: вначале мы проходим музыкально, он все время находится в диалоге с дирижером и солистами, многое в дополнении к его собственной интерпретации рождается в результате общего поиска. Он всегда высказывает свою четкую и убедительную позицию, но непременно оставляет свободу действий. Для меня всегда важно, что можно находиться в диалоге с режиссерской мыслью и адаптировать ее под свои ощущения.

СБ Как шла работа над Così?

БВ Довольно слаженно и быстро. За одну неделю мы поставили один акт, за другую – второй. Сценическое пространство мне кажется удобным: квадратная комната и белые двери вызывают приятное, комфортное ощущение. Примерно в таком же стиле Лой ставил и «Онегина».

СБ Некоторые ошибочно сочли ваш спектакль полуконцертной версией.

БВ Минимализм постановки у нас продиктован исключительно режиссерским видением, это ни в коем случае не компромисс, а полноценный спектакль с реквизитом (медальоны у девушек, контракт у нотариуса, магнит у доктора), костюмами и быстрыми переодеваниями. Ставка сделана не на внешний эффект. Основное внимание нужно обратить на взаимоотношение между всеми шестью персонажами, на способ раскрытия этих взаимосвязей.

СБ Какую роль спектакль Лоя сыграл для обогащения твоей интерпретации?

БВ Впервые я пел Così на Глайндборнском оперном фестивале, затем в Большом театре. У меня по количеству выходов на сцену лидирует не Ленский, а Феррандо. И еще впереди запланировано много постановок Così. Но именно работа с Лоем дала мне много пищи для размышлений, даже с авансом. Мы часто обсуждали, что бы могло произойти в финале между Феррандо и Дорабеллой. У меня было ощущение, что произошла полноценная драма, и Феррандо потерял все. Он быстро постарел, приближаясь от игривого мальчишки больше к циничному Дону Альфонсо, и попросту попал в ловушку, влюбившись в Фьордилиджи. Думаю, после всех событий он не смог бы продолжать отношения с Дорабеллой. Мы с моей партнершей Марианной Кребасса обсуждали этот вопрос – гипотетическую невозможность их быстрого расставания. Поскольку между людьми образовывается привязанность, отпустить человека возможно только через какое-то время. Кроме того, я пытался провести параллель со своим опытом, с опытом моих друзей. Как быть в такой ситуации? Можно и порвать отношения, можно и попробовать вместе создать что-то новое.

СБ Какая развязка ощущалась после первого спектакля?

БВ После премьеры нередко появляется новое ощущение. Например, Лой сказал, что заметил между нашими героями чуть больше одного процента шанса на то, что еще не все потеряно. Во всяком случае, Кристоф как режиссер оставляет некоторые вопросы открытыми, присутствует непредсказуемость, поэтому интересно играть спектакль.

СБ Как тебе кажется, трансляции способны этот эффект передать? В этом году мало кто смог попасть в Зальцбург.

БВ Я сходил на «Электру», вторую фестивальную премьеру, и перед началом наблюдал за зрителями: энергетически половина зала ощущалась как полный зал. Я не чувствовал, что люди испытывают страх или тревогу. Здесь такие правила: заходить и сидеть до начала спектакля нужно в масках, но на время спектакля ее можно снять, по желанию. Я сидел в маске, она мне не мешала. Правда, на следующий день на концерте Григория Соколова от невероятно сильного впечатления я маску снял и слушал, не чувствуя своего кресла. Если бы я смотрел его концерт в режиме онлайн, скорее всего, катарсис пережить было бы невозможно. После концерта я осмелился пойти и  попросить у маэстро автограф. Он выглядел бодро, хотя отыграл огромный концерт, был щедр на бисы – каждым бил наповал. Под конец концерта я стоял попросту обездвиженным. Зал сходил с ума, даже эти 50 процентов ощущались как 250. Примерно такую же отдачу я чувствовал и на нашем спектакле. Люди, которые пришли сейчас, это тоже особенная публика. Они пришли не за развлечением, а потому что, как и мы, живут искусством. Качество публики сейчас явно отличается: в зале те люди, которым мы нужны, и которые нужны нам.

СБ Получается, пандемия помогла сделать некий отсев. Думаешь, любители посмотреть на люстры больше не придут?

БВ В будущем, конечно же, придут. Но мне еще жаль людей, которые хотят быть с нами, но пока не приходят из-за риска. Когда речь идет о безопасности и здоровье, невозможно наверняка сказать, что правильно, а что нет. Хотя каждый день я вижу переполненные рестораны, метро, самолеты. Возможно, поход в театр не сильно отличается от похода в супермаркет.

СБ Может быть, даже безопаснее.

БВ Повторюсь, Зальцбург сегодня – пример системы безопасности для всего мира. У нас есть специальные бейджи, разделенные на три группы: красные, оранжевые и желтые. Красные выдают тем, кто в группе максимального риска, например, мы работаем на сцене без масок и без соблюдения дистанции. Оранжевая – костюмеры, мейкап. И желтые бейджи выдаются тем, кто контактирует с минимальным числом людей. Мы регулярно тестируемся, даже после премьеры вместо официального приема у нас было званое ковид-тестирование.

СБ Никто за все время не заболел?

мы вели дневник контактов, записывали все свои пересечения с другими людьми. Возможно, такая практика помогла быстро среагировать на сложившуюся ситуацию и предотвратить последствия.

СБ Ты говорил организаторам и коллегам, что уже переболел коронавирусом?

БВ Конечно, но это ни от чего не освобождает. Прошло мало времени, болезнь остается малоизученной, и никто не застрахован. Не важно, переболел ты или нет, меры безопасности должны соблюдаться. Нас всех попросили минимизировать все контакты, не связанные с постановочной группой. Я виделся только с нашей командой. Мы все сдружились, после шести часов репетиций собирались и вместе проводили свободное время. Замечательно, когда бывает, что вы становитесь во время постановки семьей. Я уверен, мы будем общаться и дальше, с некоторыми поработаем.

СБ Скоро ты вернешься в Москву и споешь сольный концерт в Зале Чайковского. Как формировалась его идея?

БВ Мне предложили сделать сольный концерт, предоставили абсолютную свободу выбора. Я сразу решил, что исполню русскую камерную музыку. Затем посвятил всю программу юбилею Чайковского, поскольку не было возможности отметить эту дату раньше.

СБ Как ты выбирал романсы для программы?

БВ В перспективе я бы хотел исполнить все романсы Чайковского. Но к некоторым я еще не готов. Скажу прозаично, но пока недостаточно жизненного и творческого опыта, чтобы я нашел к ним ключ. Половина программы – новые для меня романсы, но вне зависимости от этого каждый романс я хочу открыть для себя заново. Ненавижу чувство запетости и затертости, ненавижу клише. Мне нравится освежать, обновлять эмоции. Как-то я слушал Чечилию Бартоли, она пела музыку, которую мы воспринимаем как учебный материал. Но в ее исполнении, например, ариетта Caro mio ben воспринималась как только что написанное произведение, вызывающее подлинные эмоции. Так же и в опере, когда режиссеры ищут новые смыслы, применимые к нам, современным людям. Такой подход продлевает искусству жизнь на протяжении веков.

СБ Если хочешь все открыть для себя заново, то в какой мере ты оглядываешься на свой прошлый опыт?

БВ В принципе, не оглядываюсь. То, что предполагается черпать из опыта, я стараюсь брать из настоящего момента. Пытаюсь интуитивно приблизиться к тому, что закодировано в произведении. Опыт обязательно помогает, но, в любом случае, только на подсознательном уровне. Кроме того, все исходит далеко не только из личного опыта, но и из виртуальной реальности, в которую мы, исполнители, имеем доступ. Перед премьерой в Зальцбурге мне почти каждую ночь снились абсурдные кошмары, потому что я играл, экспериментировал с чувствами своего персонажа, с его мыслями и сознанием, но эти эмоции не находили выхода в настоящей жизни, поэтому подсознание перерабатывало информацию во сне – это и есть побочный продукт работы нашей эмоциональной системы. В результате условная история, жизнь на сцене оказывается подкрепленной эмоциями: но так как некоторые события не могут произойти в реальности, они происходят во снах или, может быть, в каких-то бессознательных действиях в жизни. Музыка сильно влияет на подсознание. Когда мы в Брюсселе работали над «Сказкой о царе Салтане», мои реакции в обычной жизни отличались от привычных. Наше сознание трансформируется и перестраивается, как и голос, в зависимости от стиля и эпохи.

СБ На сольном концерте в Москве ты впервые выступишь с пианистом Александром Гиндиным. Есть какие-то ожидания от вашего дуэта?

БВ Часто при планировании новых постановок незнакомых друг с другом дирижера и режиссера объединяют организаторы, руководствуясь опытом и интуицией. Примерно так же спонтанно образовался наш концерт с Александром Гиндиным. Но, конечно, я немного знал этого пианиста, слышал в записях их уникальный дуэт с Николаем Петровым – редкий пример потрясающего ансамбля. Фортепианное исполнительство – отдельный мир, своя вселенная. Как ты говоришь, есть «вокаловеды», «фортепиановеды» и так далее. У меня не всегда находится время познавать другие миры. Хотя, где бы я ни находился, если у меня свободный вечер, я стараюсь достать билеты на спектакли или концерты.

СБ Как ты думаешь, как повлияет на акустику «наполовину полный» Зал Чайковского?

БВ Когда зал заполнен полностью, акустика суше. Без публики звук становится более рассеянным. Я буду петь под рояль и смогу присматриваться, найду технические приемы, чтобы решить акустическую проблему, если такая возникнет. КЗЧ – хороший зал, я там пел много раз.

СБ В скором времени романсы Чайковского вы с пианистом Алексеем Гориболем запишете на «Фирме Мелодия». Морально готовишься петь без ощущения отдачи из зала?

БВ Да, у меня будет первая профессиональная студийная работа. По поводу отдачи из зала, на разных спектаклях или концертах ощущения от людей разные. Мы же репетируем без публики до того, как выходим на сцену. Мне кажется, будет опыт такого же погружения во время записи.

СБ Как ты настроен на работу в студии? Кто-то не признает дописывание по тактам.

БВ Академическая музыка не должна быть подвержена цифровизации в драматургическом смысле. Особенно в записях прошлого века тактовые «швы» ощущаются, нарушается эмоциональная целостность. Лучше записать от начала до конца несколько раз и выбрать наиболее удачную версию.

СБ Есть какие-то романсы, на которые ты делаешь ставку?

БВ Нет, но есть некоторые по содержанию менее доступные, чем другие. Например, два романса «Я тебе ничего не скажу» и «О, если б знали вы» близки и похожи, но бывает непросто найти путь к предполагаемому состоянию трепетности. Как вновь почувствовать эмоциональный поиск меня 16-летнего, когда сейчас жизнь стала спокойнее? Тогда вся стабильность напрочь разрушалась, превращаясь в хаотично движущиеся формы, при этом жизнь вибрировала позитивной, живой и горячей энергией. Как снова открыть это безумное состояние воодушевления, которое закодировано в историях этих романсов? Я стараюсь найти режиссерский подход к каждому произведению, составить себе биографию всех персонажей, вовлеченных в сюжет мини-спектакля. Но не иллюстрировать, а интерпретировать события.

СБ Догадываюсь, кем и где такое точное и правильное художественное мышление воспитано в тебе.

БВ Когда я поступил в Молодежную оперную программу Большого театра, моим первым выступлением стало участие в концерте, посвященном Чайковскому. Я его открывал романсом «Горними тихо летела душа небесами». С того вчера я отсчитываю начало своего путешествия в мир камерной музыки. Потом у нас было много концертов из музыки совершенно разных композиторов. Мне очень помогли мои учителя, делясь своим опытом и поддержкой. И тот опыт, который я получил в МОП, обеспечил мне достаточно энтузиазма и куража для поиска собственного маршрута в  бесконечном мире камерной музыки. Ничто в жизни не конечно. Мы исполняем произведения, как современные, так и написанные сотни лет назад. Мы смотрим вперед в поиске свежести мгновения и оглядываемся назад, полагаясь на опыт предыдущих поколений. Существует связь, живой текущий ручеек чистой энергии, которая объединяет композиторов, исполнителей и зрителей. Она не может быть прервана или остановлена. Поэтому я чувствую себя в каком-то смысле в безопасности, потому что сквозь века музыка и искусство всегда были с нами. И так будет всегда.