Юбиляр-авангардист, прославившийся изобретением «инструментальной конкретной музыки», самолично предстал на сцене: исполнил роль чтеца в своем сочинении 1992 года «“…два чувства…”, музыка с Леонардо» (на стихи Леонардо да Винчи в немецком переводе Курта Герстенберга). Что бы ни значил его посвященный учителю – Луиджи Ноно – музейный опус, дальнейшая программа повела немецкий коллектив Курентзиса в настоящее плаванье Одиссея. В узкий фарватер между Сциллой старинной музыки и Харибдой звуковой современности музыканты прошли без сучка, но с задоринкой.
Прямая интернет-трансляция позволила во всей красоте оценить навигационную прихотливость Курентзиса. Программу он сконструировал иначе, чем значилось в анонсе на сайте оркестра, но в итоге добился удивительных свойств «избирательного сродства» между авторами и эпохами настолько же далекими, насколько генетически родственными и даже необходимыми друг другу – подобно сцепке двух скал посреди средиземноморья, запечатленных слепым Гомером. После непредсказуемой, зияющей черными дырами и первобытными сгустками музыки нашего современника Лахенмана цветочной пыльцой накрыл саунд Шекспирова ровесника – Джона Дауленда Weep You No More, Sad Fountains («Не плачьте, печальные фонтаны»), а затем безо всякой паузы распахнулся портал в новейший, посвященный Лахенману опус москвича Дмитрия Курляндского Possible places для скрипки.
Звездой сочинения, написанного по заказу SWR, блистала Патриция Копачинская. Новую в сезоне 2020/2021 артистку-резидента SWR Курентзис рекомендовал слушателям с нежностью, переходящей в обожание. После первого же номера, выпорхнув на сцену в белом ангельском платье с белой маской на лице, скрипачка села на пол и дуэтом с Курентзисом пропела небесной грусти песенку Дауленда. А поднявшись, стала чудесить в Курляндском. «Возможные места»для скрипки композитор нашел в совершенно невозможном комбинировании популярнейшего струнного тембра с остальным оркестром. Капрон сольного звука, словно трепыхающиеся фалды занавеса, вздували сквознячные гулы тромбона, подшлепываемые ударом литавр. Единоборство сильфиды со скрипочкой в руках и тяжелой артиллерии ее соперников завершилось победой какой-то химии: похожий на бульканье и лопанье воздушных пузырьков в шампанском, звук скрипки возносился куда-то вверх, виртуозно и тихо-претихо торжествуя победу. Тоненький свист маленькой разбойницы-солистки стал последним штрихом в портрете ее ликующего персонажа. Трансляция позволила рассмотреть, как новейшему музыкальному деликатесу Курляндского, окропленному грациозным инструменталистским юмором, рада не только публика, но и сами музыканты.
Вместо антракта публика, рассаженная шахматно-гнездовым методом, созерцала пятнадцатиминутную работу шести сотрудников сцены, менявших локацию стульев и пюпитров. Вторую половину концерта-путешествия открыла сюита «Баталия» зальцбургского предшественника Моцарта – Генриха Игнаца фон Бибера. Вместо двух анонсированных частей камерный состав SWR залихватски-задорно исполнил все восемь. В сравнении с августовской видеозаписью той же сюиты составом из 10 человек оркестра musicAeterna (видео, посвященное дню крещения Бибера, можно посмотреть на сайте петербургского оркестра Курентзиса), штутгартцы похулиганили с виртуозом барочной музыки еще слаще. Калейдоскоп образов предстал безграничным по части воображения и киданию из крайности в крайность. Лютневые и клавесинные переборы, восхитительно жуткая какофония, пародирующая пение подвыпивших бойцов, стройные шеренги «Марша мушкетеров» – в общем, воз и маленькая тележка.
Курентзис свободно болтался по сцене, время от времени возвращаясь к работе не столько дирижера, сколько вдохновенного зачинщика всего этого барочного безобразия. Старинное, фольклорное, батальное, придворно-виртуозное – все налилось каким-то рокерским драйвом. Надо было видеть, как, изогнувшись, Копачинская «запиливает» заключительную ноту на верхней струне или бабахает по большому черному тамбурину, с которым в Рамо-гала маршировал и сам Курентзис. На фоне такого барокко очевидный авангардизм формального виновника вечера – Хельмута Лахенмана, у которого на рояле «играли» молотком, ногтем, локтями и даже гигантским опахалом рояльной крышки, по арфе водили растопыренными ладонями, а из бас-флейты и прочих духовых извлекали звук жабр доисторического водоплавающего, показался детской забавой.
Взболтав и смешав музыкальную вселенную, плаванье по ней Курентзис завершил поэтичным полотном «Анаит» итальянского гения-отшельника Джачинто Шельси. Засурдиненные тромбоны, гулкая и яркая, как луч света в подводном царстве, красота наплывающих друг на друга аккордовых стай – весь этот даже до середины не считываемый слухом «список кораблей», как бурлак веревку, на себе тянула тонкая и выносливая скрипка Копачинской. С нею звуковой караван, словно в морском мареве, проплыл мимо нас, удалившись за линию двух книжкой схлопывающихся горизонтов. Эти горизонты лишь условно можно назвать «музыкой прошлого» и «музыкой настоящего», потому что все, звучавшее на концерте, обернулось усильем очень честного, очень живого и бесконечно захватывающего действия. Отличное качество трансляции (режиссер – Неле Мюнхмейер) позволило не упустить ни одной подробности непостижимой и все же воздухом сквозь пальцы просачивающейся галактики звуков, где чистой музыки было не более чем на час пятнадцать минут, а открытий и острых ощущений, кажется, хватит на всю оставшуюся жизнь.