Итак, старт дан! Учитывая, что из-за пандемии Бетховенский фестиваль в Бонне был отменен (год Бетховена без Бетховенфеста!), Большой фестиваль РНО по формату и воплощению во многом можно считать «правопреемником» Бонна: то же внимание к самым разным жанрам и эпохам, так сказать, «вперемешку»; та же наглядная демонстрация этапов развития музыкального искусства. Программа построена так, что хочется посетить абсолютно каждый концерт; отдать предпочтение чему-то одному означает лишить себя не менее волнующих впечатлений. «Пляска смерти» Сен-Санса и Вторая симфония Брамса (11 сентября); масштаб и глубина Большой мессы Моцарта в исполнении Государственной академической хоровой капеллы России имени А.А. Юрлова (1 октября); контраст времен и настроений в рамках одного жанра «в лице» «Кармен-сюиты» Бизе – Щедрина и Третьей сюиты Чайковского (21 сентября). Ах, да! Нельзя же не упомянуть и «несерьезную» оперетту! «Летучая мышь» Иоганна Штрауса-сына в исполнении яркой и задорной геликоновской команды Дмитрия Бертмана с солистами и хором театра прозвучала – вернее, буквально просверкала – на сцене КЗЧ 26 сентября.
При этом не случайно в программе фестиваля, радующей таким разнообразием, центральное место было отдано все-таки главному юбиляру 2020 года – Бетховену – на концертах 7 и 16 сентября. И вновь придется недобрым словом вспомнить «злодейский» коронавирус. К сожалению, в программу пришлось вносить коррективы из-за невозможности приезда в Россию иностранных артистов, таких маститых, как швейцарский дирижер Миша Дамев, который должен был открывать Большой фестиваль и с которым РНО сотрудничает уже давно и весьма успешно. Вместо него за дирижерский пульт встал Василий Петренко. На его плечи легла весьма непростая задача интерпретации бетховенских «Кориолана» (ор. 62) и Третьего фортепианного концерта (ор. 37), а также Четвертой симфонии Брамса (ор. 98) на открытии фестиваля 7 сентября.
В «Кориолане» трагедии как-то не получилось. Оркестр звучал холодновато. Оставалось лишь любоваться балетным изяществом жестов дирижера. Но от бетховенской увертюры с ее «экстравертными» страстями – фактически предтечи романтического симфонизма – хотелось эмоций. Эмоций! Контрасты жестких аккордов, рисующих роковой душевный разлад героя, и светлой грусти, олицетворяющей «все то, что сердцу мило», преданное Кориоланом и потерянное навеки, были сглажены, снивелированы, усреднены. Виноват ли дирижер? Коллектив ли отвык от концертов «вживую» и еще эмоционально не «разогрелся»?
Зато Третий фортепианный концерт, в котором солировал сам художественный руководитель фестиваля Михаил Плетнёв, вознаградил самые смелые ожидания. Оркестр зазвучал совершенно по-новому – чутко и вдохновенно. А что уж говорить про игру Михаила Плетнёва, бетховенские интерпретации которого наряду с его интерпретациями Чайковского давно и прочно вошли в золотой фонд мирового фортепианного искусства? Тончайшие нюансы, «вокальные колоратуры» на едва уловимом pianissimo, свободное дыхание инструмента – кристальная чистота и звука, и чувств. Песня, которой не нужны слова. Плетнёв осторожно, словно скользя по тонкому льду, обращался к самому сокровенному и дорогому в потаенной глубине сердца, и сердце отвечало, и все волнения таяли, словно от целительного прикосновения. Wiener allgemeine musikalische Zeitung («Венская всеобщая музыкальная газета») писала 1 августа 1804 года: «Без сомнения, этот концерт принадлежит к числу лучших произведений Бетховена». В наши дни можно продолжить: «Без сомнения, это исполнение принадлежит к числу лучших как у самого Плетнёва, так и в мировой бетховениане».
Настоящим апофеозом всего вечера в целом стало исполнение Плетнёвым на «бис» философской и возвышенной второй части бетховенской «Патетической» (ор. 13). Она была сыграна просто и гениально – и добавить тут больше нечего!
А вот в Четвертой симфонии Брамса эмоциональный градус, увы, был снова снижен. Да, все прозвучало ровно, красиво, на одном дыхании, но… практически одной краской, очень не хочется употреблять слово «скучно». И это притом, что музыкальный материал столь благодатный. В четырех частях симфонии воплощены и страсть, и элегическое созерцание, и картина шумного народного праздника, и трагическая развязка. Другими словами, опять те самые пресловутые контрасты, которых так не хватало в «Кориолане».
Но все же не будем сгущать краски. Своеобразным реваншем «за Брамса» стало «Утро» Грига, сыгранное оркестром на бис, – несмотря ни на какие шероховатости, зрители все равно были искренне благодарны за встречу с живой музыкой. Его вполне можно назвать даже перекличкой с бетховенским концертом по чистоте и свежести – и звука, и чувств! Кстати, солировавшему флейтисту вообще хотелось аплодировать стоя!
Увы, 16 сентября публики было слишком мало даже для «приказного» 50-процентного заполнения зала. У нашего слушателя нет доверия к молодым? А участники третьего фестивального дня действительно все молодые. И состав Государственного академического Московского областного хора имени А.Д.Кожевникова (художественный руководитель и главный дирижер Николай Азаров). И солисты, хотя каждый уже достойно зарекомендовал себя на оперном Олимпе. Да и дирижера Дмитрия Корчака ветераном сцены не назовешь, несмотря на то, что за его плечами уже солидный профессиональный опыт.
Будучи желанным гостем на крупнейших оперных сценах мира в качестве первоклассного тенора, Корчак ныне является представителем плеяды, так сказать, «музыкальных билингв» – певцов-дирижеров, к которым отношение музыкального сообщества бывает порой несколько настороженным, в отличие, к примеру, от дирижеров-пианистов. Но Корчак доказал, что его дирижерский талант ничуть не уступает вокальному.
Правда, «настороженное отношение» 16 сентября ему удалось победить не сразу. Возможно, не совсем удачным было решение разбить и так небольшой хоровой коллектив на две группы и разделить их значительным пространством сцены. Моцартовский Te Deum laudamus для хора и оркестра, открывавший концерт, прозвучал несколько суетливо, невнятно и местами несобранно.
Вторая месса Шуберта уже расшевелила публику и наглядно доказала, что всего лишь один человеческий голос способен творить чудеса. Это относится к Марии Мотолыгиной, чей волнующий – буквально ангельский – тембр сразу заставил «включиться в процесс» и заслушаться. К сожалению, глуховатый бас Алексея Кулагина не лучшим образом сочетался с полетностью и легкостью сопрано Мотолыгиной, а тенора Алексея Курсанова (введенного в ансамбль вместо заявленного ранее Давида Посулихина) было объективно мало. Но Мотолыгина, совершенно не стараясь «перетянуть одеяло» на себя и исполняя свою партию с искренней теплотой (столь же мягко и чутко ей аккомпанировал и оркестр), стала подлинным воплощением той самой единственной шубертовской возлюбленной и музой, «реинкарнацией» Терезы Гроб, вдохновившей композитора на написание Мессы. Нежная, трогательная и одинокая…
Подлинной же победой Корчака над любыми предубеждениями стала Седьмая симфония Бетховена. Считается, что Седьмая тоже не сразу нашла путь к сердцам слушателей. Но вот что писала 15 декабря 1813 года (на концертах 8 и 12 декабря Бетховен впервые представил на суд публики свою симфонию) та же Wiener allgemeine musikalische Zeitung, к «помощи» которой мы уже обращались: «[Седьмая] вызывает немалое восхищение своим гениальным создателем, настолько ясна во всех своих частях, настолько нравится всеми своими темами, настолько легко укладывается в сознании, что каждый любитель музыки, не будучи при этом знатоком, оказывается мощно увлеченным ее красотами и преисполняется воодушевлением».
16 сентября 2020 года силами РНО и Дмитрия Корчака симфония была не просто исполнена, но спета. Именно спета! Ее вторая часть – вообще особый случай. Эта завораживающая музыка не может никого оставить равнодушным. Оптимистическая трагедия, ведущая к жизнеутверждающему финалу, даже – позволим себе чуть-чуть «маргинальности» – к вере в окончательную победу над коронавирусом, в конце концов!
Слушая оркестр, вдруг совершенно расхотелось высоколобо сравнивать многочисленные интерпретации. А хотелось лишь слушать музыку здесь и сейчас.
И в заключение еще раз выступим «постоянными читателями» Wiener allgemeine musikalischeZeitung: «[Бетховенские] дни 8 и 12 декабря принадлежат отныне к числу самых достопамятных в истории австрийского искусства». А теперь «процитируем» современный вариант: «Дни проведения XII Большого фестиваля РНО принадлежат отныне к числу самых достопамятных в истории российского искусства. Они подарили нам надежду!».