События
Американец родом из Пуэрто-Рико, француз, болгарин и итальянец неожиданно поставили одноактные балеты в Большом. Еще в традиционном летнем пресс-релизе театра о них не было ни слова (хотя были события, например, июля 2021 года), а уже 10 сентября на входе толпились зрители, и (примета сегодняшнего дня) охранник важно направлял на них бесконтактный термометр. Все авторы относятся к одному поколению (40–45 лет) и считаются молодыми дарованиями – танцевальная карьера уже окончена, карьеры хореографов бодро идут вверх. Никто из них никогда не работал в России, но, разумеется, все представляли себе возможности и рамки Большого театра. Руководитель балетной труппы Махар Вазиев изначально предполагал, что все работы будут укладываться максимум в двадцать минут; по ходу дела одна из них так выросла, что длится теперь больше часа.
Это «Девятый вал», поставленный пуэрториканцем Брайаном Ариасом. Хореограф, учившийся в нью-йоркской школе Ла Гуардиа и затем танцевавший в Complexions, в NDT и в труппе Кристал Пайт, собрал партитуру балета из фрагментов сочинений Глинки (кусочки Увертюры соль минор, Симфонии на две русские темы, переложенного для фортепиано романса «Жаворонок» и септета ми-бемоль мажор) и Римского-Корсакова (нарезанные сцены из «Шехеразады», симфоническая картина «Садко», ноктюрн «Лунный свет» и «Фантазия на сербские темы»). Соединено все было довольно ловко, и оркестр, ведомый Павлом Клиничевым, искусно превращал этот пэтчворк в единую симфоническую ткань. Как ни странно, хореография, сочиняемая одним человеком в одно и то же время, оказалась более раздробленной, более рваной, чем собранная из сочинений двух авторов музыка.
Ариаса, никогда не бывавшего в России, вдохновили найденные в интернете полотна Айвазовского. Это не только самый длинный, но и самый густонаселенный балет – в нем занято более четырех десятков человек (ведущие, выделяющиеся из общих волн партии – у Маргариты Шрайнер, Давида Мотта Соареса, Элеоноры Севенард, Игоря Цвирко, Якопо Тисси). Видеохудожник Табеа Ротфухс, используя несколько картин, создала серию проекций на задник; при этом проекции были слегка приподняты над планшетом сцены, так что казалось, что волны, бушующие на этих проекциях, находятся над людьми. То есть собственно кордебалет, одетый в трико цвета морской волны, – это само море и есть. Не несчастные человеки, с морем сражающиеся (одноименную балету картину Айвазовского мы все помним), а само море, его беззастенчивая мощь, его пугающая красота. И лучшие сцены в балете Ариаса – те, где он не боялся масштаба, то есть примерно первая половина балета. Быстрая экспозиция – и переход к яростным пляскам моря под «Шехеразаду». Не самая новая, но вполне работающая мысль о сходстве морского шторма и шторма любовного, с утихомириванием стихии сразу после мощного выплеска, с ленивым перекатом волн, что только что дико бушевали. Собственно, если бы в музыке Ариас ограничился «Шехеразадой» и на этом музыкальном материале выстроил ту же самую историю, балет был бы стопроцентной удачей – так эффектно сделаны массовые сцены, так нетривиально продуманы смены углов «волн», так перекликается хореографическая картина именно с Айвазовским. Но после «Шехеразады» он еще тридцать минут конструировал лирические сцены, и их лексика состояла в основном из «слов» затрепанных и довольно тривиальных. Так часто бывает, что о сексе люди умеют говорить, а о любви не очень; ровно то же самое случается и в хореографии.
Второй балет вечера был посвящен той же самой теме без всяких морских иносказаний – «Всего лишь» Симоне Валастро являл собой фантазию на тему «Песни песней». В фонограмме звучал Дэвид Лэнг и текстовые вариации на тему знаменитой любовной истории из Танаха. Симоне Валастро, окончивший школу Ла Скала, два десятка лет протанцевал в Парижской опере, и след его исполнительского опыта безусловно виден в его хореографических сочинениях. Ломкая пластика с выкручиванием суставов – привет от Уильяма Форсайта, которого так любит Парижская опера. Сложная система взаимодействия персонажей – от Уэйна Макгрегора, неожиданно возникающие пластические шуточки – от Матса Эка. Но в целом балет выглядел достаточно цельным, и можно представить себе, что мы застали постановщика в процессе выработки собственного хореографического языка. Еще немного, еще чуть-чуть – и уже будет хорошо. Из локальной истории «мужчина и женщина» в историю глобальную («человечество и Бог») нас переносило оформление сцены – четыре гигантских технических вентилятора, открытые взору публики. Мир – больше, чем локальные истории (изложенные великолепной пятеркой Большого: Ольга Смирнова, Игорь Цвирко, Мария Виноградова, Анастасия Сташкевич, Вячеслав Лопатин), и вентилятор, как глаз Всевышнего, следит за тобой.
«Угасание», что поставил Димо Милев (выпускник Софийской школы, пятнадцать лет протанцевавший в балете Нанси и Лотарингии) на музыку Энрике Гранадоса (фрагменты из сюиты «Гойески», «Поэтических вальсов» и «Поэтических сцен»; соло на фортепиано исполняла Анна Гришина), было создано хореографом под впечатлением от судьбы композитора, который всю жизнь боялся утонуть и действительно погиб в море (во время Первой мировой корабль, на котором он плыл с женой, был атакован немцами, и Гранадос сам прыгнул за борт, чтобы спасти упавшую супругу). Череда дуэтов, поставленная Милевым, транслирует нарастание напряженности – от печальных объятий, дурного предчувствия до отчаянного цепляния друг за друга. Элегия, начинающаяся грусть – не самая любимая краска артистов Большого. Яркая драма идет им гораздо больше. Но небольшая группа, занятая в этом спектакле (Маргарита Шрайнер, Семен Чудин, Мария Виноградова, Игорь Цвирко, Александр Смольянинов, Дарья Ловцова, Анна Балукова), кажется, всей душой прониклась этой историей и транслировала нужную интонацию внятно и музыкально.
В финал вечера было поставлено наименее эффектное сочинение – маленький балет Мартина Шекса «Тишина» на музыку Арво Пярта (Silentium из Tabula Rasa). Шекс, окончивший школу Парижской оперы и танцевавший последовательно в Париже, Лейпциге и Дюссельдорфе, увлекается еще и фотографией, что очень видно в его сочинении. Придуманные им обмирающие дуэты будто предназначены для того, чтобы зритель мог полюбоваться на красоту длинных ног солисток – движений не особенно много, они медленны, ракурсы величавы. В целом вполне декоративная хореография не ведет диалога с музыкой, а будто существует рядом с ней, но солистки действительно прекрасны (в главном дуэте с Артемием Беляковым выстраивает томную графику Алена Ковалева), и балет, как и его предшественники, вечер не портит. Чуть насмешливое общее название программы провоцирует на вопрос: нашли ли персонажи (хореографы) какой-то сюжет? Ну, скажем так: не особенно и искали. Нашли в реальности возможность самим вздохнуть свободно во время планетарных ограничений и дать поработать-подышать артистам. Что совсем не мало.
художественный руководитель балетной труппы Большого театра
Как я выбирал хореографов?
Давайте вспомним, в какой период принималось решение. Это была такая мощная волна пандемии, когда мы все оказались в режиме самоизоляции. Я тогда попросил своих зарубежных друзей дать мне имена молодых хореографов, которые свободны на сегодняшний день, хотя понимал, что в этих обстоятельствах все свободны. Мне прислали имена десяти хореографов, я посмотрел их работы и потом начал с ними разговаривать. Конечно, они откликнулись сразу же – представляете, все сидят без работы, а тут, оказывается, может быть приглашение! Я сразу обозначил формат – речь не могла идти о каких-то больших спектаклях. Я предложил каждому представить два каких-то проекта, чтобы мы потом вместе могли выбрать. И мне хотелось, чтобы участвовал наш замечательный оркестр. В итоге сложилось так, что два балета у нас идут под оркестр – это «Девятый вал» Брайана Ариаса, поставленный на музыку Римского-Корсакова и Глинки, и «Тишина» Мартина Шекса на музыку Арво Пярта, один балет под фортепиано соло («Угасание» Димо Милева на музыку Энрике Гранадоса) и один балет под фонограмму («Всего лишь» Симоне Валастро, где используется музыка Дэвида Лэнга).
С этой премьерой нам очень помог «Ингосстрах» и лично Олег Дерипаска. А артистам я начал звонить, только когда мне уже сказали, что хореографы прилетели, что они уже в аэропорту. (Конечно, они сдали тесты). Вся труппа была с 1 июня в отпуске, и я говорил артистам, что, конечно, у них официальный отпуск и вы имеете право не принимать участие в этом проекте, но все так соскучились по работе! Сначала пришли человек тридцать – тридцать пять, с соблюдением всех мер предосторожности. Потом уже вернулась вся труппа, 230 человек.
Я знаю, что, создавая новый балет, хореографы меньше всего думают о втором составе. Они сосредотачиваются на одном, они рождают спектакль с определенным составом актеров и не хотят отвлекаться. Я обязал их сделать как минимум два состава. Дело не только в том, что я хотел как можно больше людей вовлечь в эту работу. Мы репертуарный театр, и мы не можем отменить спектакль из-за того, что сегодня один актер плохо себя чувствует. Когда я еще работал в Мариинском театре, в один день случилось так, что некому было танцевать Одетту-Одиллию. Можете себе представить? В театре восемь или девять балерин исполняют эту партию, казалось бы, куда больше? Но вдруг настал день, когда ни одна из них не могла танцевать. По совершенно объективным причинам – не потому что кто-то закапризничал. Так сложилось. И что делать? Нельзя же отменить «Лебединое озеро». Мы нашли решение, хотя это было сложно. И в другой раз, в январе, когда свирепствовала эпидемия гриппа и ушли на больничный сорок или сорок пять артисток, которые исполняли классический репертуар. А в афише у нас стояла «Баядерка», и все говорило о том, что надо отменять спектакль, объяснять людям, что мы не в состоянии ее показать. Но мы все равно в такой экстремальной ситуации вышли из положения и показали спектакль. Так вот тогда я дал себе слово, что у меня не будет больше таких ситуаций. Железно. Два-три-четыре состава. Поэтому единственное, на что хореографы могут пожаловаться, – это то, что я требовал подготовки нескольких составов.
Радуюсь тому, что происходило и по сей день происходит в репетиционных залах. Это вселяет такую уверенность, надежду, что мы постепенно возвращаемся к нормальной жизни. Вот это единение актеров на базе художественного проекта – мне кажется, для меня самого, да и для любого руководителя самое яркое событие, самое радостное и самое запоминающееся. Но, конечно, нам нужен результат. Было бы нелепо, если бы я вам сказал, что для меня важнее всего процесс, хотя процесс, конечно, дает возможность актерам раскрываться. Видеть себя с другого ракурса. Но и в ежедневной балетной работе всегда нужен результат. Мне артист говорит: «Я стараюсь». Всегда отвечаю: «Мне не надо стараться». Я устал слышать это слово. Я не люблю это слово в искусстве. То, что человек старается, ни о чем не говорит. И те старания, которые он прикладывает к делу, еще не гарантия того, что приведут к успеху. Я всегда говорю: «Добивайтесь результата. Мне нужен только он».
У кого из участвующих в проекте хореографов лучшие профессиональные перспективы? Думаю, что у Мартина Шекса. У Димо Милева. Бесспорно, у Брайана Ариаса. В будущем большие перспективы и у Симоне Валастро. И давайте я так вам скажу: среди них есть хореографы, с которыми я намерен обязательно что-то еще сделать в будущем.
