Нешуточное дело

Попытки найти оригинал рукописи не увенчались успехом. Возможно, автограф находится в фонде П. Ц. Радчика (РНБ, ф.1485) – директора Ленинградского отделения Музфонда СССР, который в октябре 1979 года переслал И. А. Шостакович копию рукописи. Однако на момент моих архивных изысканий (2015 год) фонд только поступил в Российскую национальную библиотеку и был закрыт для исследователей. В письме Радчик сообщал, что приобрел авторскую рукопись Мадригала, но не указывал имени бывшего владельца. В документах Ленинградского отделения Музфонда (ЦГАЛИ, ф. Р-447) за 1979 год, которые могли бы содержать информацию о приобретении автографа, также ничего не нашлось. Копия автографа Мадригала в настоящее время хранится в Архиве Д. Д. Шостаковича в Москве.

Завесу тайны приподнимают воспоминания певицы Н. Л. Вельтер, одной из первых исполнительниц партии Сонетки в премьерной постановке «Леди Макбет» (МАЛЕГОТ, 22 января 1934). По словам Вельтер, осенью 1941 года в Ленинграде они случайно встретились с Шостаковичем на улице во время воздушной тревоги: «Я жила совсем близко, и Дмитрий Дмитриевич согласился вместо бомбоубежища зайти ко мне. <…> Пытаясь отвлечь Дмитрия Дмитриевича, я поставила на рояль нотные листы, исписанные его характерным мелким почерком. Это был его экспромт, написанный в 1933 году. Секретарь дирекции МАЛЕГОТа Любочка Берг отмечала тогда, в январе, день рождения, а заодно и Новый год. <…> Кто-то написал шуточные поздравительные стихи, Шостакович тут же сочинил музыку. Военной осенью, уезжая из Ленинграда, Берг оставила ноты мне. Дмитрий Дмитриевич раскрыл рукопись, улыбаясь, а потом и смеясь, сыграл до конца шуточный мадригал. С каким-то озорством прочел подпись: “С Новым годом, с новым счастьем. Д. Шостакович”. Обстрел кончился, Шостакович ушел». Вельтер осталась в блокадном Ленинграде, и их пути с Шостаковичем разошлись. Возможно, что в 1979 году именно Надежда Львовна явилась тем хранителем автографа неизвестной пьесы Шостаковича, у которого приобрел ноты П. Ц. Радчик.

Фиксируя воспоминания, Вельтер, возможно, ошиблась в датировке сочинения, указав на январь, поскольку в автографе Мадригала рукой Шостаковича довольно отчетливо написана дата 22 февраля. Несколько смущает, правда, новогоднее поздравление и упоминание Нового года в тексте Мадригала («Остыл уж старый год, а новый теплится в догадках»). Отмечать Новый год в конце февраля, действительно, весьма странно. Если предположить, что сведения Вельтер верны, и описанные события происходили в январе, то придется признать, что композитор указал ошибочную дату. Однако подобные вещи в творческой биографии Шостаковича случались: неверная датировка иногда встречается как в его нотных рукописях (например, ошибочно написанный год в оркестровой версии Шести романсов ор. 62), так и в письмах. Таким образом, дата создания Мадригала, вероятно, еще требует дальнейшего уточнения.

Но вернемся к самой пьесе. Стихотворный текст Мадригала, несмотря на всю его литературную корявость и откровенную дурашливость, весьма интересен:

Остыл уж старый год,
А новый теплится в догадках.
Как будто весь театра небосвод
Находится в заплатках.
Заплатки ужас каковы.
Там Фитингоф, Петров и Зина
Озабочены, в бегах
Спешат к Зинковскому, как мина,
Через лестницы стремглав.
Что ж, в бараний рог скрутив,
Сурово глядя на вас,
Он требует все снова
Ответа четкого сейчас.
«Вы, Любовь Эльевна, чудесно
Умеете покой внести
И очень интересно
Меня за уши потрясти.
Кругом борьба, и деловая,
Но есть и мудрая молва,
Что вы, вы чудная такая,
да, вы такая, не моя!».

Все персоны, упомянутые в автографе Мадригала, имели отношение к администрации МАЛЕГОТа. Михаил Осипович Правдин, автор слов, был в те годы главным администратором театра. В ЦГАЛИ сохранилась его характеристика, датированная мартом 1934 года: «Администраторское дело знает. Особенно хорошо владеет техникой составления и выпуска афиш и рекламы. Очень ревностно и настойчиво выполняет порученную ему работу и все административные задания». Вместе с тем отмечалось, что Правдин «имеет ряд нареканий за грубость и бюрократизм в обращении с посетителями и подчиненными».

Самуил Соломонович Зинковский был заведующим административно-финансовым управлением МАЛЕГОТа, входил в художественную коллегию театра. Его фамилия также упоминается в числе сотрудников ленинградского Театра рабочей молодежи (ТРАМ), в частности, рядом с именем режиссера и руководителя театра М. В. Соколовского, работавшего в театре с 1925 по 1935 год. Шостакович был автором музыки к спектаклям ТРАМа «Выстрел» (1929), «Целина» (1929–1930), «Правь, Британия!» (1931) и, возможно, мог быть знаком с Зинковским уже тогда. По-видимому, тот же Зинковский указан в списке сотрудников Театра имени В. Ф. Комиссаржевской, работавших в театре с 1942 по 1945 год, где он числится заместителем директора театра.

В связи с фамилией Зинковского в тексте Мадригала намеренно или случайно нашли отражение некоторые детали бытовой жизни МАЛЕГОТа начала 1930-х. В 1932 году здание театра капитально ремонтировалось, строились новые объекты, изначально не включенные в план и в смету. К январю 1933 года выделенные финансовые средства были израсходованы, объекты остались недостроенными, и требовались дополнительные деньги, о чем Зинковский вел напряженную переписку с вышестоящими инстанциями, давая письменные объяснения: «Значительное удорожание цен на основные поделочные материалы привело к тому, что <…> театр перерасходовал предусмотренную промфинпланом сумму на новые постановки» (крупные затраты ушли не только на капремонт театра, а также на закупки «в большом количестве балетных туфель»); «Дирекция театра принимает реальные меры к тому, чтобы свести сметы бездефицитно, в связи с чем ею проводится самый жесткий режим по фонду зарплат, систематические урезки административно-управляющего и обслуживающего аппарата, частичное сжимание художественного состава». В январе 1933 года Зинковский получил «нагоняй» от управляющего Ленгостеатрами Х. В. Керве, который приказывал «прекратить имущественные вложения без особого в каждом отдельном случае разрешения Управления». Вероятно, из-за финансовых проблем Зинковский был уволен из МАЛЕГОТа в декабре 1933 года. Впрочем, как указывает К. А. Учитель, частая смена административно-руководящего персонала в начале 1930-х была отличительной особенностью жизни театра.

Марк Абрамович Фитингоф работал главным бухгалтером театра с 1931 по 1940 год. Из сохранившейся краткой характеристики (от 29 марта 1934 года) мы узнаем, что он был «работником средней квалификации». По словам К. А. Учителя, Фитингофа собирались уволить из МАЛЕГОТа еще в апреле 1932 года в связи с партийной чисткой рядов, однако почему-то увольнение не состоялось, и он проработал в театре до 1940 года.

О Любови Эльевне Берг, секретаре дирекции театра, основной «виновнице» появления на свет Мадригала, известно только, что в 1941 году она уехала из Ленинграда в эвакуацию.

Еще двух персонажей, упомянутых в тексте Мадригала («Петров» и «Зина»), установить не удалось. Согласно штатному расписанию театра на 1933 год, в составе администрации числились три Петрова: К. Т. Петров – заместитель заведующего гардеробом, В. В. Петров – кассир и А. Е. Петров – монтер. Можно также предположить, что имелся в виду режиссер Н. В. Петров, который в начале 1930-х годов сотрудничал с МАЛЕГОТом. Ни одной сотрудницы с инициалом «З.» («Зина») в составе администрации не оказалось; в труппе же театра числились пять артисток с именами, начинающимися на эту букву: солистка З. И. Лаврецкая (сопрано), солистки хора З. И. Колесникова (сопрано) и З. Ф. Вебер (сопрано), а также балерины З. О. Дмитриева и З. В. Левецкая.

Обратимся к автографу Мадригала. Он представляет собой черновую рукопись клавира (фортепиано и вокальная партия без указания типа голоса) протяженностью 49 тактов, с небольшим количеством исправлений. Автограф записан на нотной бумаге в 12 строк со знаком и вензелем фирмы-изготовителя Breitkopf & Härtel. Вероятно, в оригинале это был двойной лист (о чем косвенно свидетельствуют слова Н. Л. Вельтер «Шостакович раскрыл рукопись»), который хранили в сложенном виде: на ксерокопии видны следы сгибов. Автограф, с одной стороны, отражает стремительность его создания (повторяющиеся фрагменты заменены соответствующими знаками, кое-где отсутствуют головки нот, а выписаны только штили), и в то же время это не эскизно-«пунктирная», а довольно аккуратная полноценная запись: такую рукопись вполне можно было преподнести в качестве подарка.

Почему «мадригал»? В творчестве Шостаковича этот жанр не встречается, за исключением Мадригала к 60-летию В. Г. Фере (1962), от которого в Архиве Д. Д. Шостаковича сохранилась лишь обложка. Как известно, мадригал – небольшое музыкально-поэтическое произведение любовно-лирического содержания. Из современников Шостаковича к мадригалу обращался Н. Я. Мясковский, написавший в 1909 году вокальную сюиту с одноименным названием на стихи К. Д. Бальмонта. Жанр, вероятно, был навеян текстом, ведь вторая часть Мадригала – это обращение к Даме, Любови Берг, написанное хотя и в шутливой форме, но с явным любовно-лирическим подтекстом.

Между тем пьеса скорее напоминает торжественный марш, нежели лирический романс: «вердиевский» ми-бемоль мажор, пунктирный ритм, триоли, характерные мелодические обороты. Содержание текста Мадригала отражено в музыке с присущим Шостаковичу юмором. Нарочитая значительность сочинения подчеркнута ремаркой Maestoso в обеих партиях. Торжественный, даже несколько пафосный тон, очевидно, призван подчеркнуть важность его главного фигуранта – С. С. Зинковского, переданную, помимо жанра марша, через широкие размашистые «фанфарные» интонации в вокальной партии и преимущественно крупные длительности. Суетливость и нервозность его подчиненных – Фитингофа, Петрова и Зины, спешащих, перескакивая ступени лестницы, «на ковер» к начальству, отражены в музыке появлением более мелких длительностей. На словах «Он требует все снова ответа четкого сейчас» наступает кульминация – и внезапная разрядка в виде лирического речитатива в манере П. И. Чайковского: на пороге кабинета появляется Любовь Эльевна Берг. На интонации затактовой восходящей сексты и последующего нисходящего хода солист-рассказчик обращается к ней со словами: «Вы, Любовь Эльевна, чудесно умеете покой внести». И тут же – неожиданный комический поворот в опереточном духе: «И очень интересно меня за уши потрясти». Завершается пьеса шутливым резюме сокрушенного поклонника: «Вы чудная такая, да, вы такая не моя!». Смешение элементов различных музыкальных жанров, внезапные переключения комического и лирического, пародирование классических интонаций и «банальных уличных мотивов» – все эти характерные черты Мадригала перекликаются с музыкальным языком фортепианных сочинений Шостаковича тех лет – цикла 24 прелюдий и Первого фортепианного концерта.

Шуточное музыкальное поздравление и одновременно своеобразный «звучащий» документ из истории МАЛЕГОТа начала 1930-х годов – еще один колоритный штрих к творческому портрету Дмитрия Шостаковича.

Автор выражает благодарность И. А. Шостакович и О. В. Домбровской за предоставленные фотографии из Архива Д. Д. Шостаковича.