В первой части вечера прозвучала опера Геннадия Банщикова «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» по повести Гоголя. Завязка настолько же абсурдна, насколько и нелепа: два соседа-помещика поругались, потому что один не хотел другому дать ружье. Их многолетние судебные тяжбы из либретто убрали, так как столько материала не влезло бы в формат камерной оперы, которую заказывал Мариинский театр в 1971 году. Впрочем, того, что осталось, вполне достаточно, и даже переделывать особенно не требовалось — большинство диалогов либреттист Михаил Лободин прямо перенес из повести.
И в музыке, и в сценографии самарского спектакля всегда актуальный сарказм Гоголя щедро приправлен советским колоритом. Откуда-то сверху вещает радио: то утренняя физкультзарядка, то дуэль из «Евгения Онегина», то «Снова туда, где море огней» Кальмана. В тему вписываются и будто нарисованные углем стены и мебель (художник-постановщик — Александр Пырялин), подчеркивающие простенькую, скучную жизнь помещиков. Впрочем, когда режиссеру Оксане Штаниной кажется, что на сцене недостаточно действия, то на помощь, как всегда в таких случаях, приходят сортирные шуточки и суетливая беготня с истошными криками. Жаль, ведь опера-то не про это — чуть-чуть и убийство случится. А как же не убить, когда тебя обзывают «гусаком»!
В центре внимания два соседа, Иван Иванович (Анатолий Невдах) и Иван Никифорович (Андрей Антонов) — «прекрасные люди высоких убеждений», очень разные по внешности и поведению. Даже те, кто по какой-то причине не в курсе сюжета, быстро поймут, кто есть кто, потому что их манера разговора также диаметрально противоположна. На их диалогах, умело поддержанных оркестром под управлением Алексея Ньяги, строятся лучшие моменты оперы, где Иван Иванович елейным тенором упрашивает, а Иван Никифорович густым басом отказывается. Видно, что между певцами есть настоящая сыгранность, от чего их конфликт не выглядит таким уж надуманным. На заднем плане кипит своя жизнь с соседями-алкоголиками, которые в мимических эпизодах смотрятся нормально, пока молчат.
От гоголевского ружья вечер перешёл к чеховскому. Опера «Медведь» Сергея Кортеса по пьесе Чехова была написана в 2007 году и премьера состоялась в Камерном театре Покровского, где идет и другая чеховская опера Кортеса «Юбилей».
«Медведь» хорошо монтируется с оперой Банщикова, контрастируя ей — гротесковые портреты соседей сменяются вполне реалистичными судьбами вдовы Поповой (Татьяна Гайворонская) и ее лакея Луки (Анатолий Невдах). Неожиданно к ним в дом вламывается отставной поручик Смирнов (Андрей Антонов), требующий отдать долг, который числился за покойным мужем Поповой. Получив отказ, Смирнов постепенно приходит во все большее раздражение и после очередной ссоры вызывает Попову на дуэль. Но вдруг он поражен до глубины души ее смелостью, красотой и умом. Стрельба откладывается до лучших времен, а Луку отсылают подальше, чтобы не мешал поцелуям и хэппи-энду.
Как и в первом спектакле, в «Медведе» участвуют певцы Андрей Антонов и Анатолий Невдах, опять же оказавшись по разные стороны баррикад. Но, если в первом спектакле Невдах действовал более активно и оказывался на первом плане, в то время как Антонов скромно оставался «на вторых ролях», то здесь всё наоборот. Вероятно, по воле и певца, и режиссера Михаила Панджавидзе, персонаж Антонова, отставной поручик Смирнов, абсолютно «перетянул одеяло» на себе. Если почитать оригинал, то к Смирнову напрашивается эпитет гораздо более крепкий, чем «медведь», за все его издевательства над жителями поместья. Но, как он не может устоять перед «ямочками на щеках» и «очами черными» Поповой, так и мы не можем устоять перед обаятельными ужимками и вкрадчивыми движениями Антонова. Персонаж Невдаха, лакей Лука, здесь где-то становится почти на один уровень со Смирновым по остроумию, а где-то превращается в жалкого труса. Возможно, режиссура намеренно сделала его облик таким неоднозначным, чтобы он восполнял собой малое количество действующих лиц.
Достойный ответ Смирнову даёт вдова Попова, Татьяна Гайворонская. В начале оперы она в трауре и безудержных слезах, но по ходу действия она преображается в обольстительную красавицу, приручившую «медведя». Как выяснилось, под вуалью скрыта кокетство и тонкость чувств.
В художественном оформлении и сценографии постановщики выдерживали достаточно тонкую грань между водевилем и академической оперой. В целом, обстановка гостиной довольно реалистичная, с портретами на стенах, креслицем и мебелью. Но время от времени мизансцены приобретают сюрреалистический оттенок: вот маячит бюст с лошадиной головой, с которым Попова танцует, словно Саломея с головой Иоканаана. Или Смирнов мается от жары на диване, как вдруг платье вдовицы легким движением руки превращается в ширму, а затем и в одеяло. Возможно, Михаил Панджавизде намеренно оставил открытым вопрос, насколько допустимо трактовать эту историю как комедию или драму. Впечатление хорошее, в любом случае.