Релизы
После двух впечатляющих альбомов – Destination Rachmaninov: Departure и Destination Rachmaninov: Arrival, «пунктом назначения» которых было творчество Рахманинова, Даниил Трифонов продолжает музыкальное путешествие в глубь ХХ века.
Новый альбом, записанный на лейбле Deutsche Grammophon, посвящен композиторам, во многом родственным друг другу по духу, – Стравинскому, Прокофьеву и Скрябину. А само название – «Серебряный век» – отнюдь не привязка к определенному историко-культурологическому периоду, но гораздо шире: собирательный образ «между Маяковским и Есениным», символический портрет эпохи контрастов, взлетов и падений, дерзкого новаторства и безотчетной ностальгии по «доброму» прошлому. Образ даже не живописный – Трифонов неоднократно подчеркивал связь своего искусства с живописью, которой он увлечен давно и серьезно, – но на этот раз по-настоящему кинематографический. Сам музыкант так обосновывает концепцию своей новой программы: «Скрябин хотел объединить весь эстетический опыт в едином мистическом музыкальном видении; Стравинский объединил искусство путем радикального переосмысления балета; между тем Прокофьев воспринял кино как наиболее полный и современный синтез чувств».
Программа начинается с диалога Стравинского-Прокофьева и, так сказать, «чистого» фортепиано. Мастер колорита Трифонов в очередной раз доказывает, что даже такой пестрый и сочный «мир искусства» Александра Бенуа или, скажем, дягилевских спектаклей можно передать одними лишь пианистическими красками. «Серенада in A» осторожно вводит в «декаданс», в котором нет ничего определенного – «ни мажор, ни минор», наркотическая дымка. Столь же изломанным языком, но уже на четкой реалистической основе вторят ей пять прокофьевских «Сарказмов» (ор. 17), утверждая словами своего создателя: «Иногда мы зло смеемся над кем-нибудь или чем-нибудь, но, когда всматриваемся, видим, как жалко и несчастно осмеянное нами…»
В «Сарказмах» Трифонов показывает себя с совершенно неожиданной стороны – как умудренного опытом старца, за плечами которого груз долгой и нелегкой жизни. Это настоящая удача пианиста, один из самых интересных номеров всей программы.
Столь же разнопланово прозвучала у Трифонова и Восьмая соната (ор. 84) – то напористо, то нежно, то с неподдельной болью, то безудержно-радостно.
А далее наступает «царство оркестра» во всех его проявлениях. И Гавот из «Золушки» (№ 2, ор. 95), и Сюита из «Жар-птицы» для фортепиано (в транскрипции Гвидо Агости), и Три фрагмента из «Петрушки», сложнейшие с точки зрения виртуозной техники, – все эти произведения с их зримой декоративной балетностью отныне точно станут коронными для «живописца-кинематографиста» Трифонова!
Два фортепианных концерта – «футуристический» Второй Прокофьева (ор. 16) и единственный в творчестве Скрябина (ор. 20) – Трифонов записал с оркестром Мариинского театра под управлением Валерия Гергиева. И этот диалог рояля и оркестра можно смело назвать «битвой титанов», особенно в Прокофьеве.
Трифонов в полном единстве с Гергиевым подчеркивали его «родство» со Стравинским – причем не с «Жар-птицей» или «Петрушкой», но с «Весной священной» с ее неистовым языческим буйством. При этом Трифонов не только удивляет своей физической выносливостью и неукротимой энергией, но и ясностью и четкостью фортепианной фактуры без единой «помарки».
Скрябинский концерт – прямая противоположность прокофьевскому. Оркестр бережно «вплетается» в партию фортепиано, во второй части вообще нисходя на уровень аккомпанемента. Лирика, просветленность, грусть. Причем грусть юношеская. После «старца-мудреца» Трифонов вновь возвращается в молодость, пусть даже не свою, но целой эпохи…
Кажется весьма символичным, что Трифонов заканчивает свое «путешествие» именно концертом Скрябина – самым ранним по времени написания (1897) произведением, как раз из истоков Серебряного века. Прекрасный чисто кинематографический прием: «продолжение следует…» Позволим пока лишь предположить, что следующим «пунктом назначения» Даниила Трифонова станет столь же глубокое погружение в мистериальную вселенную Скрябина.
