Новый альбом Йонаса Кауфмана составлен из известнейших песен от Моцарта до Гуго Вольфа. Название «Selige Stunde» – «блаженный час» – дала песня Александра фон Цемлинского. Критериями выбора репертуара, по-видимому, были известность и присутствие темы любви.
Для любого немецкого певца репертуар Lied является своего рода пробным камнем, высочайшей артистической доблестью. Существует официальный титул Kammersänger (камерный певец), но нет титула Opernsänger (оперный певец) – несмотря на историю их появления, которая мало связана с противопоставлением оперного и камерного искусств, это довольно показательный момент.
Кауфман здесь демонстрирует богатство оттенков голоса и прекрасное техническое мастерство. Переходные ноты звучат глуховато, немного задавленно, но это скорее природная особенность, чем недостаток техники: ни низ, ни верх от этого не страдают. И это никак не связано с главной особенностью интерпретации: с нарочитостью аффектов.
Страх слушательской скуки имеет, вероятно, ту же природу, что и описанный Марио Працем страх пустого места в европейской культуре. Это визуальная перегруженность, допустим, интерьера или средневековых гравюр, слишком большая детальность, под которой уже не видна основа.
Когда в «Аделаиде» Бетховена Кауфман поет почти фальцетом, пытаясь передать ощущение нежности и свести свой большой голос до минимума звучности, создается совершенно иное впечатление, чем то, что подразумевалось автором: влюбленный будто бы умирает от чахотки. Зато эту нежность трудно спутать с чем-нибудь другим. Такой же эффект есть в Es muss ein Wunderbares sein Листа, где Кауфман напевает мелодию на трех пиано.
В Auf Flügeln des Gesanges Мендельсона нужно вести линию мелодии наполненным и ровным звуком, который никогда не теряет своего основного свойства – баланса в резонансе «груди» и «головы». У Кауфмана же слышны постоянные перепады от пианиссимо к пиано, крещендо от пиано к меццо форте, некоторые ноты звучат грубовато –как ми-бемоль на слове «Traum», некоторые пропеваются почти на связках. Ich liebe dich Грига или Wiegenlied Брамса – снова скорее мелодизированная речь, чем пение. Конечно, она наполнена живой эмоцией, но это «речеподобие» отодвигает музыку на второй план. На первый оно выносит артистическое «я».
Впрочем, есть и удачные моменты. В тех песнях, где чувство предполагает быть сильным, мощным, Кауфман ощущает себя на своем месте. Zueignung Штрауса звучит восхитительно, кульминация захватывает почти как Сore ‘ngrato Сальваторе Кардилло, а Nur wer die Sehnsucht kennt Чайковского (взят гётевский оригинал текста) вместо привычного русскому уху тонкого и чувственного романтизма подается как драматический монолог с разумными и уместными контрастами. Вполне экспрессионистская песня Verborgenheit Гуго Вольфа по эстетике позволяет ту широту трактовок, которую не подразумевают более ранние Lied. Здесь не требуется строгость стиля, только драматизм, понимание связи музыки и слова и умение наполнить слово чувством. В этих умениях Йонасу Кауфману отказать, конечно, нельзя.
Нельзя назвать этот диск неудачей – он выполняет свою задачу сделать эту музыку понятной наибольшему количеству людей, правда, для этого музыку приходится упрощать. Просветительские задачи по своему определению благородны, но в этом случае есть риск, что романтический язык начнет пересекаться с китчем и великий немецкий репертуар превратится в Romantic collection. Vol. 2 – легкую и приятную музыку, которую можно перехватить на бегу между обедом и ужином.